организованы такие пункты, на которых шоферы, находясь в рейсе двое-трое суток, 
могли сделать небольшой привал, попить горячего чаю или просто воды, 
передохнуть, позвонить по трассе и попросить технической помощи. 

"Высокая организация работы автотранспорта, баз снабжения, твердая воинская 
дисциплина, стремление шоферов выполнить поставленную задачу обеспечили успех. 
Люди делали практически невозможное. В условиях изнуряющей жары, иссушающих 
ветров кругооборот транспорта в 1200-1300 километров длился пять дней!" - 
вспоминал Г. К. Жуков. Скромно и незаметно фронтовые водители делали свое дело 
без сна и отдыха, подвозили к фронту различные грузы с железнодорожных станций 
Борзя, Соловьевск, даже из Даурии, а также из Ульдзи, Улан-Батора, Ундур-Хана, 
Баян-Тумэна и других городов. Подвоз материальных запасов в непосредственной 
фронтовой полосе производился только в ночное время с выключенными фарами. В 
этот период шоферам здорово помогла товарищеская взаимовыручка. Никто не боялся 
отстать в степи, потому что любой проезжий останавливался, помогал устранить 
неисправность, делился горючим, продуктами питания, питьевой водой. Нередко 
попавшие в беду груженые машины брали на буксир. 

Машины шли непрерывной цепочкой - поодиночке, мелкими группами, подразделениями.
 Шоферы звались тогда ночниками, ибо только ночь укрывала их от глаз, снарядов 
и пуль и давала возможность разгружаться и сразу же уйти на западный берег 
Халхин-Гола. Наиболее опасное место - переправа через реку. Противник 
методически, не зная, есть кто там или нет, ночью обстреливал ее, вел 
наблюдение с воздуха, периодически используя осветительные ракеты, спускаемые 
на парашютах. 

Переправа - участок ответственный. Если на ней нет порядка, сражу же 
сосредоточиваются десятки, сотни машин и начинается такое!.. 

Бывший шофер 75-го отдельного автомобильного батальона, рядовой, омич Иван 
Андреевич Гусев, позднее мне рассказывал: 

- В Красную Армию я был призван из запаса, примерно в апреле 1939 года, прямо с 
бортовой машиной ГАЗ-АА, на которой я ездил "на гражданке". Провоевал на 
Халхин-Голе и вернулся обратно, в ноябре, в свой родной Омск. Я тогда работал 
шофером в областном аптекоуправлении. Помню, как сейчас, находясь на 
формировании в городе Калачинске, мы ничего не знали, что нас отправят в 
Монголию. Шла обычная жизнь воинского подразделения. Мы учились, готовили 
технику и были всегда в бодром боевом настроении. Привыкли подчиняться 
командиру, понимать, что он хочет, знать свое место в строю, распознавать 
задачу, которая может быть подана условным сигналом. Больше учились действовать 
в составе подразделений на марше и водить машины в ночных условиях, без света. 

В один из дней погрузились в железнодорожный эшелон и вскоре оказались на 
территории дружественной нам страны. Помню первую ночь движения к Халхин-Голу. 
Темень страшная, фары включать нельзя, боишься отстать от впереди идущей машины 
или наехать на нее. 

А везли мы боеприпасы танкистам бригады Яковлева. Иное столкновение может 
привести к пожару, а стало быть, и к взрыву. Напряжение очень большое - и 
нервов, и зрения. Клонило ко сну. Двое суток не пришлось вздремнуть ни минутки. 
За одну ночь по свечению заднего фонаря и стоп-сигнала пришлось научиться на 
глаз определять, на каком расстоянии веду машину вслед за товарищем. 

Где-то в районе горы Баян-Цаган нас встретили. "Как хорошо, что ко времени 
приехали, - произнес с какой-то, как мне показалось, особой радостью 
техник-лейтенант - вооруженец Н. Комкин. - Мы давно ждем вас. Наши запасы на 
исходе. Днем воевать придется, а с чем? Теперь наши танкисты поддадут япошкам 
жару". "Товарищ лейтенант, - спросил я, - а как они воюют? Говорят, наглые". 
"Конечно, наглые, честные не полезли бы на чужую землю, чтобы ее захватить, 
объявить своей, законной". После того, как на Баян-Цагане им был учинен полный 
разгром, они осторожнее стали, поумерили самурайский дух. Боятся наших танков, 
артиллерии и, особенно, штыкового боя. Убегают сразу, как только увидят нашего 
бойца с винтовкой наперевес. "Бить их надо, гадов". - "Так мы и делаем с вашей 
помощью". 

- Мне как-то легче и теплее стало, - продолжал рассказ водитель. Что-то связало 
меня невидимыми кровными нитями с танкистами, и я осознал, что мы, шоферы, 
очень необходимы для боя, и что можем и должны внести свой вклад в разгром 
японских захватчиков. 

Только вот однажды чуть не случилась беда. Ночью доставили мы боеприпасы, как 
нам говорили, 36-й мотострелковой дивизии на восточный берег Халхин-Гола. Было 
очень темно. Накрапывал дождик. Это было в августе, перед наступлением. Нам 
было приказано - не задерживаясь, вернуться, загрузиться разным имуществом 
где-то в тылах и снова отправляться в путь на Борзю. 

Я развернул машину и по памяти направился к переправе. Ночной мрак то и дело 
нарушался вспышками огня трассирующих пуль, ракет, осветительных авиационных 
бомб. Сколько проехали - не помню, но мой политрук товарищ Калинин вдруг