|
его тратторию. Пожарным разрешили приехать, когда зал уже выгорел внутри.
Сгорели и стулья, и столики, и посуда, и буфет, и прилавок, и тот самый
радиоприемник, который накликал на хозяина беду.
Многие из тех, кто не кричит, что "дуче всегда прав", дают одноглазому
трактирщику взаймы на обзаведение, очень честный человек, деньги у него - как в
"Банко ди Наполи".
Дать деньги такому человеку - святое дело...
Информация предназначалась для красивых ушей Эрминии, но она сделала вид, что
не услышала в словах Маурицио никакой просьбы, и тот поскучнел лицом.
- Ты что такой кислый? Римских мандаринов наелся, что ли? - спросила она
притворно заботливым тоном: римские мандарины кислые, им не хватает тепла,
чтобы созреть по-настоящему.
- По-своему она права, синьор Кертнер, - спустя минуту Маурицио вновь влюбленно
смотрел на Эрминию. - Не умела бы так хорошо считать лиры, разве ей удалось бы
сколотить капитал на эту лапку?
Он обвел широким жестом благоухающий, сочный, вкусный товар, отхлебнул еще
граппы, а сделал это с таким видом, будто Эрминия попросила его срочно
освободить посуду.
Но едва Маурицио отнял стакан ото рта, как вновь наполнил; стакана в его
пятерне и не видно.
Как ни бедна траттория у причала Эфиопия, одноглазый хозяин повесил на стене
гитару и мандолину к услугам того, кто захочет поиграть и спеть: так было
заведено еще на пьяцца Верди.
И Маурицио вдруг затянул во весь голос любимую песню "Голубка то сядет, то
взлетит". Эрминия догадалась, что эту песню он исполнял уже сегодня в траттории.
Вот не думал Этьен, что с таким удовольствием проведет время с Маурицио и
Эрминией! Или хорошее настроение объясняется тем, что он чувствует себя тут в
безопасности?
Полному спокойствию мешала лишь мысль, что оно вот-вот кончится, что ему нужно
отсюда уйти и вновь искать приюта.
Конечно, доверяй он Маурицио так же, как Эрминии, - взял бы да попросил у них
убежища, пусть его до утра запрут в лавке заодно с фруктами. Но признаться
Маурицио, что он от кого-то прячется, что его кто-то преследует, значит
саморазоблачиться, испортить репутацию синьору Кертнеру, лишить его "легенды"...
Минут за двадцать до закрытия лавки Эрминия и Маурицио принялись втаскивать с
тротуара выставленные туда корзины, ящики и плетеные лукошки.
Дольше оставаться неприлично, невозможно. Этьен с деланной бодростью поднялся,
взял на прилавке свой сверток и книжку "Летчик-испытатель".
Мелодичная "Голубка то сядет, то взлетит" проводила Этьена до дверей.
25
Он вышел из фруктовой лавки, памятуя, что должен быть сейчас очень осторожен,
намного осторожнее, нежели утром, - право же, у Этьена были для того основания.
В руке сверток, взятый у Эрминии, и жгла карман нотариальная доверенность,
дающая Анне Скарбек право распоряжаться всеми его деньгами в швейцарском банке
- и теми, которые лежат на текущем счету, и теми, которые могут быть переведены
из Италии.
На вокзале появляться сейчас более чем рисковано.
На пристанях, от которых отходят пароходы, тоже лучше не показываться.
Переночевать бы в укромном местечке, утром уехать автобусом в пригород, нырнуть
там в рабочий поезд, а через одну-две станции пересесть на поезд Генуя - Турин.
Он обязательно должен возвратиться в Милан не прямым поездом, а через Турин.
Он сидел на берегу Лигурийского моря, а вспоминал Каспий, где о грязные камни
бьется мутная, в нефтяных пятнах, почти черная вода. Столько лет уже прошло,
столько тысяч километров отделяет Баку от Генуи, но так же пахнет подгнивающими
|
|