Кертнер поблагодарил за интересное предложение. Он непременно зайдет, когда 
вернется через неделю в Берлин. Завтра по приглашению директора-распорядителя 
он отправляется в Гамбург, Бремен, Осло и Кенигсберг, чтобы поделиться опытом 
своей работы с коллегами, работающими в тамошних отделениях фирмы "Нептун". 

Вот и хорошо, пусть герр Кертнер попутно наведается в норвежский филиал 
"Центральной конторы ветряных двигателей", ознакомится с работой в условиях 
севера. Казалось бы, двигателю все равно, какой ветер приводит его в движение - 
холодный или знойный. Но система смазки и правила эксплуатации совсем другие, 
есть немало тонкостей. 

Теуберт осведомился - не пугают ли герра Кертнера морские путешествия в 
штормовую погоду. Тот ответил, что к сожалению, его родная Австрия, от которой 
отторгли даже Триест, остается пока сугубо сухопутной страной. Но, право же, не 
все австрийцы отличаются водобоязнью и страдают от морской болезни. Он верит, 
что Австрия когда-нибудь приобщится к великой морской державе. 

Его намек на желанный аншлюс был достаточно прозрачен, собеседники поняли его с 
полуслова... 

После ужина заиграл салонный оркестр. Сотрудники помоложе приглашали на танцы 
величественных фрау, увешанных ювелирными изделиями. Герр Кертнер отличал 
настоящие бриллианты от фальшивых, но сегодня вечером он не увидел ни одной 
стекляшки. Уже во второй раз оркестр сыграл модный фокстрот "Паприка" и танго 
"Ночь в Монте-Карло", - кинематопраф принес этим мелодиям всемирную известность.
 

Выйдя из ресторана, Кертнер, отказался от автомобиля дирекции, не сел в 
таксомотор. Он решил пройтись перед сном по опустевшему, притихшему Берлину. К 
тому же два-три бокала рейнского оказались, по-видимому, лишними, в голове 
слегка шумело. 

7 

К ночи рекламный румянец столицы слинял. Почти все фонари потушены рачительной 
рукой бургомистра, - в Берлине жили экономно, а еще больше старались показать: 
после того как у Германии отобрали колонии, здесь вынуждены экономить и 
отказывать себе буквально во всем. 

Этьен прошел по Тирпицуфер, в самый ее конец, прошел мимо громоздкого, мрачного 
четырехэтажного дома No 74/76; здесь помещается абвер. 

За какими темными окнами - кабинет адмирала Канариса? 

В стороне остался Ландверский канал. Этьен поравнялся с большим темным зданием. 
У парадного подъезда, у ворот прохаживались шуцманы. Хотя Этьен стоял на 
противоположном тротуаре, он прочел вывеску у освещенного подъезда: "Союз 
Советских Социалистических Республик. Полпредство". Кто-то подъехал в "газике" 
и вошел в здание. 

Этьен тоскливо поглядел и зашагал к Тиргартену. 

Он шел по набережной вдоль парапета, глядя на темную воду канала, покрытую 
рябью. Остановился и вгляделся в свое отражение на воде, высвеченное одиноким 
фонарем... 

И ему представилась такая же ночная, взъерошенная весенним ветром вода в 
Москве-реке. Плывут одинокие льдины. Дворник в тулупе и треухе скалывает лед на 
набережной. Звонкая капель. 

По набережной идут Этьен и Старик. Оба в форме двадцатых годов остроконечные 
шлемы, шинели с "разговорами". У Старика на петлицах три ромба. 

Старик отстает на несколько шагов от Этьена, критически приглядывается к его 
походке. 

- А тебе пора отвыкать от строевой выправки, - говорит Старик строго. 

- Стараюсь, Павел Иванович. Не получается. 

- Отвыкнешь. И фрак научишься носить. И цилиндр. - Старик остановился. - А вот 
притворяться в чувствах потруднее. 

- Ну и дела, - ухмыльнулся Этьен. - Позавчера - комиссар бронепоезда. Вчера - 
слушатель академии. Сегодня - летчик. А завтра - коммерсант? Этьен попробовал 
сменить походку на более свободную. - Ну как? 

- Чуть-чуть лучше, - подбодрил Старик и продолжал серьезно: - Ты и завтра 
останешься летчиком. Летчиком свободного полета! Ты должен будешь видеть дальше