Конечно, бывают и у нас счастливые исключения. Например, Рихард Зорге, товарищ 
Этьена, служил солдатом в армии Вильгельма в первую мировую войну, он - немец 
до кончиков волос, и ему не пришлось учиться думать по-немецки. А большинство 
товарищей, как сам Этьен, отучали себя - и отучили! - не только разговаривать, 
но даже думать по-русски. Они не смеют произнести что-нибудь по-русски даже со 
сна, в полузабытьи, в горячечном бреду... 

Зорге признался ему однажды: в последней командировке у него было нервное 
перенапряжение. Он несколько раз просыпался утром, беспомощно лежал в номере 
отеля и не мог вспомнить - на каком языке ему предстоит сегодня разговаривать, 
кем быть... 

И ночью разведчик не имеет возможности и права снять с себя маску, не смеет 
почувствовать себя свободным от жестокой власти конспирации. 

Так изнурительно - постоянно прислушиваться, приглядываться к себе. Он 
мучительно устал от постоянной слежки за самим собой... 

Да, на таком торжественном банкете нельзя ударить лицом в грязь. Конрад Кертнер 
должен представиться своим патронам и шефам как верноподданный Третьего рейха, 
которому в этом не мешает его австрийское гражданство. Он готов сказать слово 
за праздничным столом, когда будет повод. 

Во вступительной речи директор-распорядитель счел нужным отметить в ряду лучших 
сотрудников и друзей фирмы предприимчивого герра Кертнера и высокий 
национальный дух, коим пронизана работа итальянского представительства. 

Взгляд у директора-распорядителя "Нептуна" настороженный, брови нахмурены, а 
нижняя половина лица все время пребывает в улыбке, которая должна изображать 
добродушие. У него прямой, коротко остриженный затылок, усы он носит "а-ля 
Вильгельм Второй", волосы стрижет бобриком "а-ля Гинденбург"; в его физиономии 
- целая эпоха. 

Несколько раз за столом с ожесточением упоминался Версальский договор, 
денонсированный фюрером. Этьен отчетливо вспомнил разноязычную перекличку гидов 
под золочеными сводами Версаля и выставленный там на всеобщее обозрение стол, 
за которым был подписан мирный договор 28 июня 1919 года. 

Вскоре в чопорном застолье наступила неуклюжая пауза - кто произнесет очередной 
тост? Кертнер счел момент подходящим и попросил слова. 

- Ваши превосходительства, высокочтимые дамы и господа! Беру на себя смелость 
напомнить, что когда древние боги поделили между собой сферы влияния, то 
громовержец Юпитер взял себе небо, Нептун - море, а Плутон получил подземное 
царство душ умерших; земля же осталась в общем владении. С тех пор волны моря 
послушны малейшему движению руки Нептуна, вооруженного грозным трезубцем. 
Высокочтимые сиятельства, дамы и господа! Разрешите поднять бокал и пожелать, 
чтобы волны морей и океанов были послушны Нептуну арийского происхождения, 
преданному национальным интересам. И чтобы никто, даже бог изворотливости и 
обмана Меркурий, не мог похитить у нашего Нептуна его оружие - трезубец, как об 
этом рассказывает мифология. Когда мы говорим о жизненном пространстве, то 
имеем в виду не только сушу, но также акваторию. Трезубец Нептуна скипетр мира! 
О всемогуществе Нептуна полезно помнить каждому, кто не собирается в 
протекторат бога Плутона. В подземном царстве умерших душ, где Плутон является 
гаулейтером, есть вакансии для всех, кто осмелится мешать германскому 
судоходству. Этим безумцам полезно напомнить слова великого Ницше - берегитесь 
плевать против ветра! Беру на себя смелость заявить от имени сотрудников моей 
конторы - мы будем счастливы и впредь в доступной каждому форме оказывать 
услуги нашему воскресшему флоту. Мы вернем немецкому морскому божеству трезубец,
 похищенный у него в Версале! 

Далеко не все участники банкета были посвящены в перипетии борьбы "Нептуна" со 
своим тезкой "Посейдоном", не все понимали, сколько в застольной речи герра 
Кертнера проглоченных угроз и угрожающих недомолвок. Но директор-распорядитель 
с его эпохальным лицом понял все, и другие директора тоже благосклонно кивали 
оратору, а глядя на директора, выражали одобрение и все другие, кому смысл речи 
был понятен лишь постольку, поскольку они чуяли в ней реваншистский дух. 

Так как шефы слушали почти с умилением, в конце речи Кертнера все дружно 
захлопали. Послышались приветственные возгласы: "Эс лебе?", "Хох!", 
аплодисменты, а пробки от шампанского хлопали, как трескучие восклицательные 
знаки, заключившие речь. Ну, а если бы не было аплодисментов, приветственных 
выкриков, стрельбы пробками? Все равно Кертнер почувствовал, что речь, которую 
он выдал за экспромт, - даже прищелкивал пальцами, как бы подыскивая нужные 
слова, - имела большой успех. 

Да, игра стоила свеч, не напрасно вчера в поезде Вена - Берлин он прилежно 
перелистал античную мифологию, проштудировал куррикулюм вите Нептуна. 

Директор-распорядитель, тронутый застольной речью Кертнера, еще раз во