застегнул его на пуговицу, снял с себя пиджак и протянул его пану Збышеку. 

- Прошу вычистить и выгладить, как пан это умеет делать. 

Пан Збышек вышел из номера, осторожно неся пиджак на плечиках. В карманах 
пиджака лежали фотокопии чертежей, отправленных нынешним летом с заводов 
"Мессершмитт", "Фокке-Вульф" и "Хейнкель" в Италию и в Испанию. 

Через несколько дней фотокопии чертежей совершат новое и последнее свое 
путешествие - на восток. 

45 

Тоскано приехал в Милан без предупреждения, но Джаннина не выглядела удивленной.
 Она встретила Тоскано, сидя за пишущей машинкой, со спокойной, холодной 
приветливостью. 

Если верить Тоскано, он явился в контору "Эврика" в рабочее время только потому,
 что сегодня уезжает, и притом надолго. И его ждет вовсе не увеселительная 
прогулка. 

- Куда держишь путь? 

- Наша организация оказала мне большую честь и доверие. - Он горделиво 
пригладил волосы и зачесал их назад. Тоскано все время помнил, что был бы еще 
красивее, если бы волнистые волосы не росли так низко, закрывая лоб. 

Он ждал нового вопроса, доказательства ее заинтересованности, но вопроса не 
последовало, и он сам добавил: 

- У меня под началом будет взвод "суперардити". Дуче будет гордиться своими 
питомцами. 

- Чувствуется, ты внимательно читаешь все речи дуче. 

- Что же - у меня нет собственного мнения? 

- Может, оно у тебя и есть. Но иногда мне кажется, что ты свое мнение взял 
взаймы у кого-то в фашистском клубе. 

- Мы называем соратником только того, чьи мысли совпадают с нашими. Эти мысли 
не могут разниться, они должны вплотную прилегать друг к другу, потому что 
сквозь щели проникает враг. 

- Бриллиантин придает красивый блеск твоей прическе, но мысли у тебя причесаны 
еще лучше, чем волосы. 

- Да, мы не стесняемся своего единомыслия. Поэтому дуче и называет нас своей 
опорой. 

Джаннина задумалась и сказала после паузы, как бы взвешивая каждое слово: 

- Опорой может служить лишь то, что способно сопротивляться. 

- Однако ты за это время далеко ушла. Только не знаю, куда... 

- Ты имеешь в виду годы в отряде баллила? Да, тогда я знала наизусть стихи 
Муссолини. До сих пор не могу позабыть стихотворение "Любите хлеб сердце 
домашнего очага!", хотя тот хлеб за шесть лет изрядно почерствел, к нему 
подмешали отрубей и всяких заменителей. Да, я твердила вместе с тобой и другими 
фашистское заклинание: "Верить, повиноваться, сражаться!" Я тоже пела с твоими 
дружками песню. Как там?.. "Дуче, дуче, кто из нас не сумеет умереть?.. Обнажим 
свои мечи мы, как ты только пожелаешь... День наступит, и отчизна - Мать 
великая героев - призовет на подвиг смелый..." 

- День наступил, и мы обнажили меч. 

- Своим мечом вы спешите отрубить каждый палец, указывающий на зло, на ложь. 
Стыдно за таких итальянцев! 

- Может, ты стесняешься называть себя итальянкой? - ухмыльнулся Тоскано. - А 
меня дуче научил гордиться тем, что я итальянец! 

- А заодно - отучил молиться... Болтаете о защите церкви от красных, а сами... 
Где же ваша любовь к ближнему? Забыли католическую веру. Сама слышала, прелат 
говорил об этом в воскресной проповеди. - Джаннина нахмурилась, но морщинки тут 
же исчезли, не оставив следа на чистом лбу. 

- Хорошо, что новые друзья не запретили тебе ходить в церковь.