год выдался неурожайным. Цены на зерно и муку резко возросли. Точнее говоря, их 
взвинтили торговцы, пытавшиеся, как и всегда, нажиться на народном горе. 
Рабочие кинешемских фабрик объявили забастовку. На городской базарной площади 
собрались ткачи фабрики Калашникова, белильщики завода Рабкина, лесопильщики 
заведения Демидова, литейщики завода Подшивалова, гончары мастерской Агапова и 
многие другие. Состоялась "сходка", как тогда говорили. На ней-то и была 
создана "хлебная комиссия". Поддержанная трудящимися города и крестьянами 
ближайших деревень, выполняя наказ участников митинга, она своей властью взяла 
на учет продовольственные запасы, имевшиеся в Кинешме, и заставила торговцев 
продавать хлеб по твердой, установленной комиссией цене. Все свои заседания 
комиссия проводила совершенно открыто в здании городской думы. 

Через две недели в Кинешму прислали из Костромы казаков. Власти чинили произвол.
 Полицейские ворвались в здание думы и арестовали 18 членов комиссии. Начались 
повальные обыски. Закрыли театр имени А. Н. Островского, а в его помещении 
устроили казармы для казачьей сотни. Разгромили библиотеку-читальню. "Хлебную 
комиссию" разогнали. 

Местная тюрьма была переполнена. Но и в условиях массовых репрессий большевики 
распространяли в городе воззвания: "Не века и даже не долгие годы будет царить 
у нас на Руси произвол. Час возмездия и всенародной расправы близок, товарищи!" 
- говорилось в одном из них. Как я узнал позднее, большевистская газета 
"Пролетарий" писала об этих событиях: "Кинешемский пролетариат, крестьянская и 
городская беднота получили хороший наглядный урок о тесной связи мучного 
патриотизма и самодержавного "престол-отечества" с голодными ценами на муку..." 


Летом 1909 года я окончил кинешемское духовное училище и осенью начал учиться в 
костромской духовной семинарии. Иного пути у меня не было. Отец пошел на это, 
хотя плата за мое содержание в общежитии, составлявшая 75 рублей в год, была 
очень тяжела. К тому же весной 1909 года нашу семью постигло несчастье: наш дом 
и все имущество сгорели дотла. 

Кострома была значительно крупнее нашего уездного города, но по составу 
населения - более мещанской, уступая Кинешме как по числу рабочих, так и по 
количеству фабричных заведений. В центре Костромы была площадь Сусанина с 
памятником народному герою скульптора В. И. Демут-Малиновского. Здесь же на 
площади высился восьмигранник городской пожарной каланчи, а рядом с нею стояло 
нарядное, с колоннадой и коваными железными фонарями перед фасадом, здание 
гарнизонной гауптвахты. Построенный в начале XIX века ансамбль гостиного двора 
с красными торговыми рядами - мучными, пряничными, рыбными и другими - и по сей 
день украшает бывшую Сусанинскую, а ныне площадь Революции. От площади 
веерообразно расходились прямые улицы. На запад за гостиным двором шла главная 
в городе улица Русина. Вечерами и особенно в праздничные дни здесь любила 
гулять учащаяся молодежь. На север от памятника Сусанину проходила центральная 
в этом веере Павловская улица с любимым нами городским театром. За красными 
торговыми рядами лежала Соборная площадь, примыкавшая к общественному саду. 
Одна ш аллей сада, созданная на высокой искусственной насыпи, выходила к Волге. 
Отсюда, из "беседки А. Н. Островского" открывался незабываемый по красоте вид. 

Наша семинария размещалась в нескольких корпусах на Верхне-Набережной улице. 
Весной и осенью мы любили с противоположного берега реки любоваться городом. За 
местом впадения в Волгу реки Костромы на лугу стоит Ипатьевский монастырь. Его 
история, его стены и башни, соборы и терема, расписанные чудесными фресками, 
заслуженно вызывали интерес у наших историков, у всех любителей старины и 
древнерусской культуры. Справа на холме за Татарской слободой красовалась 
сосновая роща. 

Костромичи гордились тем, что их земляками являлись такие известные люди, как 
основатель первого русского театра в Ярославле Ф. Г. Волков, известный поэт А. 
Н. Плещеев, писатель А. Ф. Писемский, мореплаватель Г. И. Невельской. В 
Домнинской волости Костромской губернии совершил свой подвиг крестьянин Иван 
Осипович Сусанин. Два костромских воина спасли на Куликовом поле от смерти 
Дмитрия Донского. В Костроме и ее окрестностях значительную часть своей жизни 
провел великий драматург А. Н. Островский, проживая обычно в усадьбе Щелыково. 
Более половины его пьес написано на местные темы ("Бесприданница", "Гроза", 
"Василиса Мелентьева", "Воевода", "Лес", "Волки и овцы", "Таланты и поклонники" 
и другие). Старики еще помнили тех жителей, с кого А. Н. Островский писал своих 
героев. Например, в основу драмы "Гроза" положен эпизод из местной уголовной 
хроники по делу купцов Клыковых. Костромичи служили прототипами классических 
произведений и других писателей. Крестьянин Савелий из некрасовской поэмы "Кому 
на Руси жить хорошо" проживал в Корежской волости Буйского уезда нашей губернии.
 Персонажи повести Максима Горького "Фома Гордеев" тоже костромичи. 

Были среди жителей Костромы начала века и военные деятели. Так, следует назвать 
начальника гарнизона, командира 2-й бригады 46-й пехотной дивизии генерала Д. П.
 Парского. Впрочем, в те годы я не имел о нем, конечно, представления и узнал 
его интересную биографию позднее. Дмитрий Павлович был прогрессивным военным 
деятелем. После русско-японской войны он опубликовал ряд статей с требованием 
немедленно провести военную реформу. А в 1918 году он, старый военнослужащий,