фланге полка. Вскоре к нему примкнули подразделения 428-го полка, только что 
выдвинутого по приказанию комбрига из резерва (об этом я и просил его). А через 
несколько дней упорных боев, когда я успел уже оценить ни с чем не сравнимую 
стойкость и мужество бойцов своего взвода, пришел приказ начальника 48-й 
дивизии прибыть в его распоряжение. В штабе начальник дивизии Е. В. Баранович и 
военный комиссар Индриксон объявили мне, что в результате тщательного 
расследования, проведенного партийными и следственными органами дивизии, 
предъявленное мне командованием бригады обвинение совершенно не подтвердилось. 
Отзывы командования и парторганизаций 96-го и 429-го стрелковых полков обо мне 
вполне положительные. Командование и политотдел 11-й стрелковой дивизии 
сообщили, что за успешные и умелые действия в боях на реке Шоша в начале июля 
1920 года был поставлен вопрос о представлении меня к ордену Красного Знамени. 
Приказ комбрига был отменен, а меня, с согласия командарма А. И. Корка, 
назначили временно, впредь до освобождения должности комполка, командиром 
формировавшегося отдельного батальона нашей же дивизии. 

Во второй половине сентября 48-я дивизия продолжала, как и весь Западный фронт, 
отход на восток, оказывая врагу ожесточенное сопротивление. Наш отдельный 
батальон постоянно участвовал в отражении атак противника. Трудные часы 
пришлось всем нам пережить 23 сентября, когда была прорвана оборона 144-й 
стрелковой бригады и под угрозой оказались тылы 143-й бригады. Ей пришлось 
пробиваться через белопольские цепи, а затем быстро отступать на Слоним и далее 
по Барановичскому шоссе. Селения Новая Мышь, Барановичи, Несвиж, Копыль, Слуцк 
- вот вехи нашего почти беспрерывного отхода. Здесь, по болотистым чащобам 
вдоль рек Лань, Морочь и Случь, где в крохотных деревушках жили "забытые богом" 
полещуки, людям порою легче было пробираться, чем лошадям. Не раз мы попадали в 
ловушку, из которой, казалось, не было видимого выхода. Выручали 
крестьяне-бедняки, указывавшие нам скрытый от глаз брод. Богатые же ехидничали: 
"Панове-товарищи, созывайте рынок, продавайте лошадей!" 

Однако истощенная войной буржуазно-помещичья Польша вынуждена была отказаться 
от своих захватнических планов и пойти на заключение мира. По предварительным 
условиям, подписанным в октябре 1920 года в Риге, оказалось, что граница между 
Польшей и РСФСР проходила примерно в 50-100 км западнее той, которую Советское 
правительство предлагало весной 1920 года, до начала белополяками военных 
действий. Так была наказана агрессия. Поэтому объективным результатом этой 
кампании, указывал В. И. Ленин, следует считать поражение врага и победу 
Советской России. 

Боевые действия на фронте прекратились в ночь на 19 октября. 48-я дивизия, 
стоявшая неподалеку от Бобруйска в армейском резерве, контролировала коридор 
между Днепром и Березиной: выдвигала осведомительные посты, вела разведку, 
ставила секретные дозоры. Это было необходимо, поскольку противник, прекратив 
официально военные действия, тайно поддерживал различные бандитские группы, 
засланные им на территорию Центральной Белоруссии. Наиболее опасной из них была 
так называемая "Народная добровольческая армия Белоруссии" Булак-Балаховича, а 
также "Крестьянская бригада" атамана Искры. С. Н. Булак-Балахович, в прошлом 
штабс-ротмистр, еще до революции отличался авантюристическими наклонностями. 
Вступив в 1918 году в Красную Армию, он с самого начала замыслил измену, и, 
сформировав кавалерийскую часть в районе города Луга, вскоре переметнулся к 
белогвардейцам. 

В октябре отряды Булак-Балаховича находились где-то возле Турова, а с ноября он 
осуществлял бандитские операции в направлении на Мозырь и, используя временную 
разбросанность частей Красной Армии после войны, захватил этот город. Его 
"батальоны смерти" действительно сеяли смерть. Они убивали советских и 
партийных работников. Преследуя врага, мы шли по кровавым следам в буквальном 
смысле слова. Почувствовав, что регулярные части Красной Армии наступают ему на 
хвост, "начальник Белорусского государства" (как он громко именовал себя) 
разделил свои силы, бросив одну колонну на Жлобин, а другую на Речицу. 16 
ноября он был настигнут и разгромлен. Тут булаковцы рассеялись и стали искать 
спасения небольшими группками в глухих местах Полесья. К сожалению, схватить 
главаря не удалось, и он ускользнул за границу. В одном из боев с его шайками 
пал геройской смертью комбриг-143 Оскар Калнин. У меня, несмотря на былое 
недоразумение, установились с ним дружественные отношения, и я, как и все 
товарищи, тяжело переживал эту утрату. Он был моим одногодком, жизнь его только 
начиналась. И даже за эту короткую жизнь О. Ю. Калнин успел многое сделать для 
Советской власти... 

Завершая свой рассказ о борьбе с интервенцией, хочу сказать несколько слов о 
тех, кто учил меня мужеству, не бояться правды, хотя бы самой суровой, глядеть 
ей смело в глаза, быть всегда с народом и непреклонно отстаивать честь 
Советской Отчизны,- о коммунистах, моих сослуживцах тех лет. Многих из тех, кто 
были моими наставниками и учителями в то сложное время, давно уже нет в живых. 
Но память о них всегда оставалась для меня священной. Какие бы посты я ни 
занимал, я стремился быть достойным тех, кто помог мне связать свою судьбу с 
делом нашей партии, занять свое место в строю военнослужащих Советского 
государства. Вечно буду помнить Михаила Васильевича Медведева, ефремовского 
уездвоенкома. Всю гражданскую войну он был начальником снабжения 48-й 
стрелковой дивизии, а затем долгое время начальником управления по снабжению