духа волжан, их окрыленности. 

Три с лишним столетия насчитывает дооктябрьская биография города. Немало 
повидал он на своем веку, многое испытал. Самарская беднота шла сражаться за 
лучшую долю в отряды Степана Разина и Емельяна Пугачева. В Самаре начинал свою 
революционную деятельность Владимир Ильич Ленин. Многое в городе связано с 
Максимом Горьким. Отсюда пришел в литературу Алексей Николаевич Толстой. "...
Человек, - писал он, - впитывает здесь в душу свою эту ширь, эту силу земли, 
эту необъятность, и прелесть, и волю. Здесь ум бродит по видениям шумного и 
богатого прошлого и мечтает о безграничных возможностях будущего". 

Kaк глубоко и точно выражено народное восприятие Волги! В памяти моей 
сохранился эпизод из далекого детства. Как-то, закупавшись, наплававшись вволю, 
завели мы с друзьями разговор о дальних краях, где начинается Волга, oткуда 
несет она свои воды. В наш разговор вмешался седой, но еще крепкий, жилистый 
грузчик. Он частенько наблюдал за ребячьими играми на берегу, и в глазах его 
всегда светилась добрая улыбка. 

- Вот вы говорите: Волга, откуда она, что она, - сказал вдруг старик. Мы враз 
умолкли и обернулись к нему. - Да... Волга, брат, это всем рекам река. Я бывал 
там, где она начинается... 

Старик умолк, глядя вдаль. Молчали и мы. Но вот он встрепенулся и странно 
помолодевшим голосом продолжал: 

- Течет там, скажу я вам, совсем маленький ручеек. Видно, родник в земле 
прячется. Это место истоком называется. Ручеек к ручейку - и вот уже речка. И 
течет она по земле, собирает все новые ручейки, покуда не становится такой вот 
красавицей рекой. 

Старик снова надолго замолчал. Мы уж собрались бежать в воду, зашевелились было,
 да задержались поглядеть, как старый грузчик раскуривает свою видавшую виды 
трубку. 

- И люди - как реки, - вдруг снова заговорил он, выпустив клуб дыма. - У 
каждого свои истоки, свои водовороты, заводи и перекаты на пути бывают. Но если 
человек смолоду живет честным трудом, рубашки своей для товарища не пожалеет, 
то и сам он всегда будет нужен людям. А когда люди вместе, они, как ручейки, 
сливаются и получается людская река. Пожалуй, посильней нашей Волги-матушки... 

Как прав был тот старый волгарь! Может быть, ему и довелось увидеть, как 
слились ручейки народного гнева в могучий поток революции, как смыл он с родной 
земли все старое и отжившее, что мешало строить жизнь по новым, самым 
справедливым законам социализма. 

* * * 

Великий Октябрь открыл новую эру в истории нашей Родины и всего человечества. И 
мой родной город словно заново родился. 

Время гигантски ускорило свой бег. Только объем промышленной продукции, 
выпускаемой в городе, увеличился за послеоктябрьские годы более чем в тысячу 
раз. Вместо пыльных и ухабистых улочек пролегли широкие асфальтовые реки 
проспектов, зеленые бульвары, просторные площади и скверы, вместо неказистых 
подслеповатых строений - красивые, светлые многоэтажные здания. 

Когда мы приехали в Куйбышев, стоял теплый, солнечный, напоенный свежестью 
сентябрьский день. Такие дни не редкость в начале осени на Волге. Мы 
направились на набережную. Здесь ярко полыхали цветами клумбы, зелень деревьев 
была чуть-чуть разбавлена багрянцем и желтизной. Дышалось, как в дни молодости, 
легко, полной грудью. 

Вдруг навстречу нам вышла в свадебном наряде молодая красивая пара в веселом, 
шумном окружении. От них исходило столько счастья и радости, что на набережной 
словно прибавилось солнца. Мы подошли к молодым, поздоровались. Узнали, что они 
оба студенты. Я поздравил их, пожелал дружной, счастливой семейной жизни. 
Разговорились - у земляков всегда найдутся общие темы. Перед тем как проститься,
 спрашиваю: 

- Может, сфотографируемся на память? 

- А мы вас хотели об этом попросить, Дмитрий Федорович! - отвечают молодые. 

Нашлись и фотоаппарат, и фотограф - один из товарищей, который был вместе с 
нами. Первый секретарь Куйбышевского обкома партии Евгений Федорович Муравьев и 
я стали рядом с новобрачными... Снимок получился удачный - и молодым, и мне на 
добрую память. 

Память... Насколько беднее мы стали бы внутренне, если бы вдруг утратили 
способность хранить в памяти то, что было с нами когда-то, беречь в своем