обратился к командованию с просьбой дать возможность полкам искупить свою вину 
при штурме Кронштадта. 

Командование сочло возможным пересмотреть прежнее решение. Ночью же бойцам 
возвратили оружие. На рассвете 15 марта весь личный состав собрали на митинг. 
Здесь полкам были возвращены знамена. 

Климент Ефремович Ворошилов выступил с яркой речью. Он призвал бойцов проявить 
героизм и первыми ворваться в Кронштадт. На этом же митинге Ворошилов 
представил меня как нового командира 237-го полка. Затем выступили начдив Путна 
и я, а также некоторые командиры и бойцы полка. 

В тот же день, 15 марта, начальник штаба Южной группы Ю. В. Саблин подписал 
приказ о моем назначении, а вечером я присутствовал на оперативном совещании в 
Ораниенбауме, на которое были собраны командиры и комиссары соединений Южной и 
Северной групп войск, начальники артиллерии и другие специалисты. 

На этом совещании был утвержден план штурма: совершив стремительный ночной 
бросок через Финский залив со стороны Ораниенбаума и Сестрорецка, наши войска 
должны были внезапно ворваться в крепость и разгромить мятежников. Решающая 
роль в штурме отводилась Южной группе. Начало штурма было назначено в ночь на 
17 марта, артподготовки - на 14 часов 16 марта. 

Ровно в назначенный час наша артиллерия открыла ураганный огонь по крепости, 
фортам и кораблям. Сразу же прозвучали ответные выстрелы. Огонь затих только с 
наступлением сумерек. 

16 марта во второй половине дня я с командирами батальонов и рот под сильным 
артиллерийским огнем проводил рекогносцировку. Мы наметили исходный рубеж 
наступления, районы для боевых порядков и тщательно определили азимуты движения 
подразделений. 

Когда возвращались в полк, в небе появились наши самолеты. Они шли курсом на 
Кронштадт. Через несколько минут мы услышали оглушительные взрывы. 

До наступления оставались считанные часы. Я отдал командирам батальонов 
последние распоряжения: еще раз проверить боеготовность, своевременно накормить 
людей и точно в намеченный срок прибыть на исходный рубеж для наступления. 

Когда все было готово, я предложил своему комиссару и начальнику штаба полка 
пойти подкрепиться и немного поспать перед атакой. 

17 марта в 4 часа 15 минут 235-й и 237-й полки и отряд питерских рабочих 
спустились на лед в районе Спасательной станции. Весь личный состав был одет в 
белые маскировочные халаты. Роты, наступавшие в первом эшелоне, получили 
штурмовые лестницы, доски и веревки для преодоления проломов во льду. 

В последние дни перед штурмом началась оттепель, снег таял, вода разливалась 
поверх льда. Прошел слух, что мятежники разбили лед вокруг Кронштадта. Но это 
никого не испугало. 

Боевые цепи бесшумно устремились к крепости. Связь поддерживалась по телефону и 
при помощи световой сигнализации, выработанной штабом полка. 

Ночь была ясной. Один из командиров батальонов недовольно заметил: 

- Луна, шут ее дери, сегодня некстати... 

Вдалеке чуть заметно вырисовывались темные линии фортов. Цепи приближались к 
ним без единого выстрела. 

Внезапно яркие лучи прожекторов заскользили по льду. Стало светло как днем. От 
артиллерийских вспышек снег словно загорелся - такой яркий красный свет 
разлился по всему заливу. 

Крепость засыпала наступающих снарядами. 

Но уже усилился артиллерийский обстрел крепости и с нашей стороны. Это стреляла 
тяжелая артиллерия с Красной Горки. Крепость начала бомбить наша авиация. 

Бой разгорался все сильнее и сильнее и к утру достиг наивысшего напряжения. 

Вот снаряд 12-дюймовой пушки линкора разорвался перед самой цепью 2-го 
батальона. Бойцы остановились. 

- Вперед, только вперед! - скомандовал я. 

Мы прошли форт, другой, подошли к Кроншлоту на окраине Кронштадта, преодолели в 
беспорядке установленные проволочные заграждения. Две роты обошли форт справа и 
слева и ворвались в него.