|
детства.
За плечами - первая империалистическая война, великие дни Октября, фронты
гражданской и Отечественной войн и многое другое, что вспоминается когда с
радостью, а когда с грустью...
Недалеко от Волги у густого соснового бора раскинулись Шатрашаны. Большое это
было село. Пятьсот крестьянских дворов разбросано по пригорку. Покосившиеся от
времени бревенчатые избы с позеленевшими крышами печально смотрели
подслеповатыми оконцами на кривые, как турецкие сабли, переулки и улицы. Только
в центре села, у церковной площади, стояло несколько добротных домов на
каменном фундаменте с резными наличниками и карнизами. В них жила деревенская
знать - богатей-лавочник, поп, староста.
Шатрашаны - село старинное. Старики утверждали, что название свое оно получило
от слова "шатры". Здесь когда-то проходили татаро-монгольские завоеватели.
Места были глухие, лесистые, а на склонах холмов зеленели луга, поросшие
сочными травами. Там кочевники ставили свои шатры и жили некоторое время,
набираясь сил для дальнейших походов.
Эти места помнят "вольницу" Степана Разина и Емельяна Пугачева. По Волге плыли
под парусами резные струги с разудалыми молодцами, а по берегам великой русской
реки двигались отряды пеших и конных, наводя ужас на бар-помещиков.
Об этих далеких временах много интересного довелось мне слышать от моей бабушки
Марфы Сидоровны. На сказы она была большая мастерица.
Бывало, зимой соберемся мы. ребятишки, возле нее. За окном завывает вьюга. В
печи потрескивают дрова. На столе слабо мигает керосиновая лампа. Отец плетет
рогожи, мать ставит заплаты на рубахи, а бабушка, сидя за прялкой, под
монотонное жужжание веретена ведет неторопливый рассказ о Емельяне Пугачеве и
Степане Разине, где быль переплетается с легендой. Рассказывала бабушка так,
что каждое ее слово западало в наши детские души.
Семья у нас, Тюленевых, была большая: шесть человек своих ребят да четверо
умершего дяди. Отцу с матерью приходилось трудиться не покладая рук, чтобы
прокормить столько ртов. Лишения и невзгоды, голод и холод постоянно стучались
в нашу дверь.
Моя мать, Агафья Максимовна, была трудолюбивая, добрая, отзывчивая к чужим
горестям. Как ни трудно было ей ухаживать за десятком ребят, она никогда не
роптала. С утра до поздней ночи хлопотала по хозяйству. Старшие дети помогали
ей как могли.
Отец мой, Владимир Евстигнеевич, участвовал в русско-турецкой войне. Вернулся с
медалью, но я никогда не слышал, чтобы он кому-нибудь похвалился своей наградой.
Медаль лежала на дне сундучка, под горкой книг. Скромный, тихий, работящий,
отец слыл на селе грамотеем. Он очень любил книги, часто перечитывал те, что
имел, и радовался, как ребенок, когда удавалось на гроши, заработанные тяжелым
трудом, купить новую книгу. В свободное время, особенно зимними вечерами, он
любил читать односельчанам.
К 1900 году мои старшие братья подросли и, как многие другие парни нашего села,
подались в город на заработки. Время от времени они присылали отцу деньги.
Положение семьи несколько улучшилось, но до хорошей жизни было еще далеко.
В 1903 году я окончил сельскую школу и стал упрашивать отца отвезти меня в
город: уж очень хотелось мне продолжать учение. Мать поддержала меня.
- Весь в тебя, - говорила она отцу, - до книжек, как травинка к солнцу, тянется.
- Отцу приятно было слышать такое, но решил он по-другому:
- Конечно, надо бы еще парню поучиться, да где возьмешь денег? Как говорят: рад
бы в рай, да грехи не пускают.
Заметив, как я огорчился, отец погладил меня по голове:
- Ничего, сынок, не печалься. Поработаешь немного, поможешь нам, а там, глядишь,
и снова попадешь в учение.
Но он, как и я, видно, мало верил в это. Так оно и получилось. Мое образование
ограничилось сельской школой. Началась тяжелая трудовая жизнь.
Я стал помогать отцу плести рогожи. Потом он пристроил меня подмастерьем в
сельскую кузницу, а к концу 1904 года отвез в город Симбирск. Там устроил
чернорабочим крахмало-паточного завода "Никита Понизовкин и сыновья".
Хотя завод и делал патоку, но мне там жилось не сладко. С утра до вечера
перетаскивал бочки, убирал мусор во дворе, колол дрова. Работал много, а
зарабатывал, как говорится, с гулькин нос. Денег едва хватало на харчи. Домой я
|
|