допросе захваченные в плен саперы показали, что генеральное наступление 
назначено на 3 часа утра 5 июля. 

Все эти данные поступили в Военный совет фронта в 2 часа ночи, то есть всего за 
час до названного немецкими саперами срока наступления противника. 

Здесь мне хотелось бы привлечь читателя к участию в оценке сложившейся ситуации.
 Ведь если захваченные саперы не лгали, то следовало прямо сейчас, немедленно 
открывать огонь, начинать запланированную на этот случай артиллерийскую 
контрподготовку. И не просто открыть огонь, а израсходовать половину комплекта 
боеприпасов значительной частью орудий, выставленных на переднем крае. 

Но что если саперы подосланы противником с целью дезинформации, провокации 
наших войск к каким-то действиям, способным, скажем, раскрыть систему обороны? 
Что если противник, надеясь на успех дезинформации, заблаговременно отвел свои 
войска в глубину обороны н мы, выпустив огромное количество снарядов, как 
говорится, в белый свет, вынуждены будем отбивать его атаки с ограниченным 
количеством боеприпасов? 

Времени на размышление оставалось меньше, чем в обрез. Пользуясь присутствием у 
нас на нашем командном пункте представителя Ставки заместителя Верховного 
Главнокомандующего Маршала Советского Союза Г. К. Жукова, К. К. Рокоссовский, 
оторвавшись от чтения показаний пленных немецких саперов, спросил его: 

- Что будем делать, Георгий Константинович? 

Г. К. Жуков спокойно выдержал вопросительный взгляд К. К. Рокоссовского и так 
же спокойно ответил: 

- Ты командуешь фронтом, ты и решай, с полней ответственностью за принятые 
решения. 

К сожалению, в мемуарах Маршала Советского Союза Г. К. Жукова этот момент, как 
я полагаю, за давностью времени приобрел несколько иное освещение. В 
подтверждение достоверности приведенного здесь разговора могу привести только 
фразу из книги К. К. Рокоссовского "Солдатский долг": "Присутствовавший при 
этом представитель Ставки, который прибыл к нам накануне вечером, доверил 
решение этого вопроса мне"{28}. 

Я лично считаю, что приведенный выше, скажем прямо, неординарный ответ Г. К. 
Жукова был единственно правильным и его следовало рассматривать как выражение 
самого высокого доверия к способности командующего фронтом решать даже те 
вопросы, от которых в конечном счете мог зависеть и ход всей войны. Приняв же 
за командующего фронтом столь ответственное решение, Г. К. Жуков, по логике, 
обязан был взять на себя и руководство его осуществлением, хотя бы на первом 
этапе. 

Между тем М. С. Малинин, связавшись по ВЧ со штабом Воронежского фронта, 
получил подтверждение: и в полосе обороны 6-й гвардейской армии захвачен сапер, 
также занятый разминированием прохода для своих войск. 

Сомнений не оставалось. И тогда К. К. Рокоссовский приказал В. И. Казакову 
открыть огонь. 

В ночной тишине на командном пункте фронта в тридцати километрах от передовой 
мы услышали громоподобный гул начала сражения. Как выяснилось некоторое время 
спустя, огонь нами был открыт всего за десять минут до начала артиллерийской 
подготовки противника. 

Но об этом мы узнаем потом. А в те минуты, о которых идет речь, такой 
исчерпывающей ясности, конечно же, не было. Отгромыхали залпы нашей 
контрартподготовки, и над всей линией фронта нависла зловещая тишина. 

Командующий 13-й армией генерал Н. П. Пухов доложил, что противник не проявляет 
никаких признаков активности. Это особенно настораживало - ведь основной удар 
артиллерийскими средствами наносился в полосе обороны этой армии, ибо именно 
здесь и ожидалось наступление противника. 

Потянулись томительные минуты ожидания. Противник молчал. И так длилось 
невероятно долгие два часа. Наконец в 4 часа 30 минут на нашу оборону обрушился 
ответный артиллерийский удар, а еще через час, в 5 часов 30 минут, в ярком 
свете раннего июльского утра противник начал наступательные действия. Удар, 
хотя и ослабленный контрартподготовкой, но достаточно чувствительный, был 
нанесен по всей полосе обороны 13-й армии и примыкавшим к ней флангам ее 
соседей: слева - 70-й, справа - 48-й армий. 

Противник предпринял наступление большими, в первую очередь танковыми, силами 
на узком участке обороны практически одной армии. Уместно здесь отметить, что 
только через несколько часов после начала гитлеровского наступления мы по 
достоинству могли оценить, какой силы удар готовился германским верховным