Дмитрий Сухоруков
ЗАПИСКИ КОМАНДУЮЩЕГО-ДЕСАНТНИКА
Москва «ОЛМА-ПРЕСС»
2000

ББК 68.515 
С 914
Исключительное право публикации книги Дмитрия Сухорукова «Записки 
командующего-десантника» принадлежит издательству «ОЛМА-ПРЕСС». Выпуск 
произведения или его части без разрешения издательства считается противоправным 
и преследуется по закону.
Сухоруков Д. С.
С 914 Записки командующего-десантника.— М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. - 160 с, ил. ISBN 
5-224-01383-6

Эта книга — воспоминания Дмитрия Семеновича Сухорукова, генерала армии, 
прошедшего славный боевой путь в годы Великой Отечественной войны, в 
послевоенное время занимавшего различные командные должности в Советской Армии 
— командующего Воздушно-десантными войсками (1979—1987 гг.), заместителя 
министра обороны по кадрам (1987-1990 гг.).

ББК 68.515
ISBN 5-224-01383-6
© Издательство «ОЛМА-ПРЕСС», 2000

   От автора
     
     С каждым годом время, словно ускоряя свой бег, уносит из жизни поколения 
тех, кто в суровые и трагические годы войны невероятным напряжением физических 
и духовных сил защитил государство и народ, в последнее время укреплял мощь 
Вооруженных Сил, в том числе и Воздушно-десантных войск.
     Многие, о ком пишу я в этой книге и с кем меня свела служба в Советской 
Армии, уже, к сожалению, ушли из жизни, но память о них, об их делах должна 
жить. Они делали все, что в их силах, во имя процветания нашей Родины.
     Я не вел дневников, писал по памяти и не претендую на полное освещение тех 
или иных эпизодов и событий. В этой книге — мои личные наблюдения и оценки.
     Я благодарен всем, с кем мне пришлось работать в Воздушно-десантных и 
Сухопутных войсках. Особая моя благодарность младшим офицерам, сержантам и 
солдатам, которые служили под моим командованием. Самоотверженное выполнение 
ими своего воинского долга — пример для подражания.
     Сейчас, когда Российская Армия испытывает трудности, я обращаюсь к 
офицерам, в первую очередь Воздушно-десантных войск, сохраните честь и 
достоинство сегодня, тогда вы сможете в будущем открыто смотреть в глаза своим 
близким, своему народу, которому призваны служить.
   I
   Начало войны. Училище
     
     Июнь 1941 года. Несколько военных училищ Ленинграда каждый год выводилось 
в лагеря на полигон вблизи железнодорожной станции Луга Ленинградской области.
     Летом в учебном лагере курсанты находились два месяца. Размещались в 
палатках, в том числе и командный состав. Никаких казарм, стационарных учебных 
классов не было, имелось только три-пять дощатых домиков для штабов. По 
прибытии на место лагеря ставили палатки, деревянные «грибки» для дневальных, 
разбивали лагерные линейки, позади палаток оборудовали места хранения оружия, 
развертывали полевые кухни. На обустройство отводилось два-три дня, после чего 
начинались обычные армейские будни и учеба.
     Основное время отводилось полевым занятиям. Нас учили отрывать окопы, 
ставить минно-взрывные заграждения, а затем разминировать местность, строить 
дороги и мосты, собирать паромы и наводить мосты из понтонного парка. 
Проводились стрельбы из стрелкового оружия. Мы отрабатывали тактические и 
тактико-специальные приемы. Один раз в неделю в послеобеденное время 
проводились марш-броски с полной выкладкой с постепенным увеличением дистанции 
до 12 километров. Мы приходили с занятий в пропитанных солью гимнастерках.
     Усиление требовательности к полевой выучке было сделано после 
советско-финляндской войны и назначения народным комиссаром обороны СССР С. К. 
Тимошенко. Было тяжело, но мы понимали, что надо!
     Поскольку в лагеря под Лугой одновременно выводилось несколько военных 
училищ, примерно
4
через неделю, в воскресенье, назначался общелагерный сбор всех училищ. На нем 
проходило торжественное открытие начала летней полевой учебы, устраивались 
соревнования по различным видам спорта между училищами, старшие начальники 
проводили смотр разбивки лагерей, проверки соответствия их уставным требованиям.

     Так планировалось и в то памятное воскресенье.
     Утром 22 июня нас, курсантов 2-го курса Ленинградского военно-инженерного 
училища имени А. А. Жданова, построили для выхода на общий лагерный сбор.
     День стоял солнечный, было тихо, безветренно. У всех было приподнятое 
настроение, ведь это наш последний год учебы, последнее лагерное лето, через 
несколько месяцев мы вденем командирские кубики в петлицы и разъедемся по своим 
войскам. Стоим в строю, весело переговариваемся. Стоим 30 минут, час, второй. 
Команда: «Садись!» Садимся тут же на землю, начинаем недоумевать, командиры 
взводов собрались и о чем-то говорят. Мы ничего не понимаем.
     Снова команда: «Становись!»
     К строю быстрой походкой подходит от штабной палатки командир батальона 
капитан Синицын. И вдруг он дает команду: всем по своим палаткам, взять большие 
саперные лопаты и приступить к отрывке щелей. И тогда проносится это страшное 
слово: война!
     Так 22 июня в 11 часов мы узнали о начале войны. А в это время на границе 
страны уже шли ожесточенные бои с немецко-фашистскими войсками.
     
     Мы, курсанты, и раньше чувствовали, что накаляется обстановка и 
приближается какая-то опасность. Это было заметно по разговорам среди 
командного состава и преподавателей училища, по усиливающемуся напряжению в 
нашей учебе, особенно при проведении полевых занятий.
     В начале года в училище приехал посол Германии в СССР Шуленберг с военным 
атташе. Нас готовили к встрече, подсказывали, как отвечать на те или другие 
вопросы. Вечером в клубе состоялся
5
концерт. В концерте выступили молодые мужчины — артисты города. Концерт 
произвел, видимо, глубокое впечатление на гостей. Посол спросил начальника 
училища комбрига Цирлица: кто эти артисты? Он получил ответ: дети рабочих и 
крестьян.
     
     Через сутки после начала войны, ночью, училище по железной дороге было 
возвращено на зимние квартиры в Ленинград. Нашу роту оставили в лагере для 
свертывания и отправки лагерного имущества. Через три дня командир роты старший 
лейтенант Красильников повел нас на станцию Луга для возвращения в училище. На 
станции творилось что-то невообразимое. На железнодорожных путях стояли эшелоны 
с людьми, платформы с заводским оборудованием, слышался разноголосый гул.
     Небо над головой было голубоватое, день стоял жаркий.
     И вдруг на землю стати ложиться тени, в воздухе нарастал гул. Над нами в 
плотном строю на небольшой высоте появились самолеты с крестами. Они шли на 
Ленинград, как бы демонстрируя свою силу. Так впервые я увидел летящие немецкие 
самолеты.
     В войну мне пришлось видеть их не только в небе: и когда они падали, 
сбитые нашими истребителями или зенитчиками, и когда грудой обгоревшего металла 
валялись на земле вместе со сгоревшими пилотами.
     На станции Луга в ожидании посадки в поезд я и два других курсанта 
«поймали» шпионов. Пожилая пара, мужчина и женщина, проходя мимо нас, 
разговаривали не по-русски. Нам показалось, что мы можем «отличиться», задержав 
шпионов. Мы привели их в военную комендатуру на станции. Комендант, скрывая 
улыбку, поблагодарил нас за бдительность. И каково же было наше удивление, 
когда через несколько минут мы своих «шпионов» снова увидели на перроне. Это 
оказались эвакуированные из Прибалтики. Нам было по восемнадцать лет, мы были 
так наивны, и нам очень хотелось чем-то отличиться.
6
     Прибыли в училище в Ленинграде. Училище располагалось в инженерном замке, 
в том самом, где был умерщвлен император Павел I. Перед замком величественно 
возвышалась конная статуя Петра I скульптора Растрелли. К замку примыкал Летний 
парк, где мы, курсанты, часто прогуливались.
     В училище все находилось в движении. Был произведен досрочный выпуск 
курсантов... 13 августа 1941 года мне присвоили звание лейтенанта.
     Новоиспеченные командиры обмундировывались, получали личное оружие, 
предписание и разъезжались по своим частям.
     Я и еще двое курсантов роты были оставлены в училище командирами 
курсантских взводов. На наши просьбы отправить на фронт вместе с товарищами 
никто не обращал внимания: было не до нас.
     К сожалению, из всего нашего взвода к концу войны остались в живых только 
два человека.
     
     У меня сохранились добрые воспоминания о товарищах, с которыми я учился, о 
наших командирах и преподавателях. Они были внимательны к нам, заботливы, 
старались помочь в учебе.
     Вот два примера. Однажды я получил письмо из дома, и узнал, что заболела 
мать. Политрук роты заметил, что я хожу грустный, сам не свой, спросил, в чем 
дело. Вечером меня вызвали к командиру роты Красильникову, там же присутствовал 
и политрук. Расспросили. Прошло три дня, меня снова вызвал к себе командир роты,
 вручил отпускной билет и проездные документы для поездки домой.
     И второй случай. Я был дежурным по роте. Отбой, курсанты уже спали. Около 
двенадцати часов ночи в казарму зашел начальник училища комбриг Воробьев 
(позднее, в войну, — маршал инженерных войск). Прошел по казарме, увидел, что у 
одного курсанта одеяло с кровати упало на пол. Начальник училища нагнулся, 
поднял одеяло и укрыл спящего курсанта. Маленькие штрихи, но они врезались в 
память. Мы, курсанты, гордились своим училищем, своими командирами и старались 
их не подводить.
7
     Учился я с большим желанием. Стать командиром РККА была мечта со школьной 
скамьи. В школу, где я учился, приехал однажды лейтенант, только что выпущенный 
из пехотного училища. Опрятный, подтянутый, в отлично сидящей на нем 
гимнастерке, подпоясанный ремнем с большой звездой на пряжке, в блестящих 
хромовых сапогах. Мы с него не спускали глаз, это было воплощение нашей 
мальчишечьей мечты. По окончании школы все ребята класса подали заявления в 
военкомат с просьбой направить на учебу в военные училища, в том числе и я.
     В предвоенные годы увеличивалось количество военных училищ и набор в них. 
Сдав экзамены, я был принят в Ленинградское военно-инженерное училище.
     
     Память выхватывает из детства отдельные эпизоды и радостные, и горькие.
     Родился я в селе Белое (Белый Колодезь) Белгородской области (по старому 
административному делению — Курской). Отец Семен Иванович и мать Федора 
Яковлевна имели четверых детей, я был младшим, всего же семья состояла из 
десяти человек. Старший брат Кузьма был уже женат, имел ребенка. С нами жили 
еще дедушка и брат отца Яков, инвалид Первой мировой войны. Жили все в одном 
доме. Как мне позже рассказывал брат Николай, в хозяйстве было две лошади, две 
коровы с теленком, несколько овец и птица. Все, кто мог, работали в поле или в 
саду. Недалеко от села около дубравы (небольшая роща) был свой сад. Дедушка в 
саду занимался пасекой, осенью собирали яблоки и возили в город продавать. Я 
только помню, что мне очень нравилось бывать у дедушки на пасеке, есть хлеб с 
медом, ночевать в курене (шалаш из камыша), помню особенный запах антоновки, 
когда яблоки собирали и грузили на повозку.
     Мне подходил седьмой год, и я должен был осенью пойти в школу. В один из 
промозглых дней осени 1929 года во двор зашли несколько мужчин, один из них, 
как потом рассказывали, был уполномоченный района по проведению коллективизации.

8
     Помнится мне, как со двора из сарая уводили лошадей, корову, как взахлеб 
плакала мать и, ничего не понимая, прижавшись к ней, ревел и я, стояли с 
окаменелыми лицами мужики.
     К вечеру мать меня отвела к своей сестре — моей тетке, жившей в соседнем 
селе. А на другой день по дороге на железнодорожную станцию потянулись обозы 
переселенцев с рыдающими детьми на повозках, следом за ними шли озлобленные 
мужики и истерически кричавшие женщины. В этой печальной процессии находились и 
мои родители, а я оставался у тетки.
     Только по прошествии почти года за мной приехал отец и увез в Вологодскую 
область, где было определено место нашего поселения. Оттуда я поступал в 
военное училище. Одной из причин стремления поступить в училище была 
полуголодная жизнь дома.
     Помню первый завтрак в училище. В столовой на стол поставили бачок с 
гречневой кашей с мясом, черный и белый хлеб, масло, чай. Для меня это было 
удивительно, так как дома мы питались скудно.
     После войны родители переехали в Ростов-на-Дону, где и нашли вечный покой.
     У меня же сложилась другая судьба...
     
     В памяти остались зимние ночи 1939/40 года, когда по улицам Ленинграда шли 
колонны войск на Финский фронт: в белых маскхалатах, с лыжами на плечах, с 
винтовками за спиной. В училище был произведен досрочный выпуск старшего курса, 
выпускников также сразу направляли на фронт.
     В 1941 году дошла очередь и до нас.
     Вскоре училище из Ленинграда было передислоцировано в Кострому. Мне 
довелось в училище командовать взводом курсантов, набранных в основном из числа 
парней, досрочно освобожденных из мест заключения, где они отбывали наказание 
за мелкие преступления. Они с удивительным желанием и настойчивостью постигали 
военную науку. Никаких нарушений воинской дисциплины во взводе не было. Я нашел 
с ними общий язык, у нас было полное взаимопонимание. Это был лучший
9
взвод в батальоне, благодаря им, я получил досрочно звание старшего лейтенанта. 
После выпуска они разъехались по фронтам, многие со мной переписывались. К 
сожалению, почти все они погибли.
     Война набирала обороты. Мы жадно ловили по радио сводки с фронтов, по 
возможности, читали газеты. А в училище продолжалась подготовка офицеров для 
действующей армии по ускоренной программе.
     И как по-хорошему завидовали мы выпускнику нашего училища лейтенанту Ю. М. 
Усову. Он приехал с фронта из-под Москвы на десять дней в отпуск и зашел в 
училище. Уже Герой Советского Союза! Снова началось хождение по начальству с 
рапортами об отправке на фронт.
     Я с благодарностью вспоминаю своего командира роты в училище капитана А. И.
 Сидорова. Он старался нам привить чувство ответственности за свое дело, строго 
спрашивал за просчеты, но всегда был справедлив и заботился о нас. Мы это 
ценили и старались также ему помочь, особенно материально.
     Он был женат, мы, командиры взводов в роте, все были холостяками. Когда 
один из взводов нашей роты был в наряде по курсантской столовой, дежурные 
приносили в роту буханку хлеба, и мы отдавали ее командиру, хотя он всегда 
упорно отказывался. В конце концов, минуя ротного, хлеб относили его семье — у 
него было двое маленьких детей. Курсанты питались по норме мирного времени 
(белый хлеб, масло, мясо).
     
     Вскоре я был назначен командиром роты по ускоренной переподготовке 
офицеров-политработников на командирские должности. Все они были старше меня, 
но у нас никогда не было никаких конфликтов. После выпуска слушателей — 
офицеров роты — на своем заявлении об отправке на фронт я наконец получил 
положительную резолюцию начальника училища: «Согласен».
     Итак, прощай училище! Собрав свой полупустой чемодан, я поехал в Калинин, 
куда получил назначение на службу в воздушно-десантные войска.
   
   II
   Начало службы
   в Воздушно-десантных войсках
     
     Полк, как и вся 104-я гвардейская воздушно-десантная дивизия, куда я 
получил предписание явиться, располагался в лесу в 18—20 километрах восточнее 
Калинина (теперь г. Тверь). На выходе из города на дороге стояло несколько 
солдат-десантников в ожидании попутного транспорта. Редкие машины не 
останавливались, проезжали мимо. И здесь впервые я познакомился с приемами 
десантников.
     На дорогу бросалась десантная зимняя куртка. Солдаты прятались за ближним 
домом. Шофер, увидев куртку, останавливал машину и вылезал подобрать ее. В это 
время из-за дома выбегали десантники и штурмом брали машину, не забывая 
отобрать у водителя куртку. Вот таким способом передвижения и я, наконец, 
добрался до своего места назначения. Получив в отделе кадров дивизии назначение 
на должность начальника штаба батальона, я разыскал командира батальона майора 
Дмитрия Ивановича Глушакова и представился ему. Он был призван из запаса и 
казался мне очень пожилым. Это был интеллигентный человек, бывший учитель, 
высокого роста, сухощавый. Расспросив меня и дав несколько советов по работе, 
он отвел в землянку и показал мое место работы и отдыха.
     В лесу были вырыты землянки, расчищены от снега дорожки, на небольшой 
полянке стояли походные кухни, обеденные столы, сбитые из жердей, на небольшом 
удалении оборудован склад под батальонное имущество, стояло несколько 
мини-мотоциклов. Они были получены от американцев. Сядешь на этот мотоцикл, и 
ноги коленями упирают-
11
ся в грудь. Особенно смешно было смотреть, когда комбат, с его ростом, ехал на 
таком мотоцикле: казалось, что он, согнувшись, ползет по земле.
     Шла усиленная боевая подготовка. Вблизи лагеря, на поле, мы днем и ночью 
тренировались в развертывании в боевые порядки, атаковали «противника», 
совершали прыжки с парашютом.
     В корзину аэростата, который с парашютистом поднимался на 400 метров, 
садились, как правило, четыре парашютиста. Выпускающим был пятый — 
аэронавт-инструктор, который не прыгал, а после команд «приготовиться!» и 
«пошел!» отправлял парашютистов к земле.
     Все прыгали с принудительным раскрытием главного парашюта, поэтому 
парашютисты, поднимаясь в корзину аэростата, защелкивали карабин вытяжной 
веревки за специальную тросовую петлю над головой аэронавта.
     Здесь и я совершил свой первый прыжок с парашютом. Нас поднимали на 
аэростате, и, когда аэростат набирал необходимую высоту, аэронавт-инструктор 
командовал «приготовиться!» и «пошел!». Надо было прыгнуть вниз, оттолкнувшись 
от аэростатной корзины. Если ты раздумывал, как это сделать, 
аэронавт-инструктор, не церемонясь и не уговаривая, с силой выталкивал тебя из 
корзины рукой или ногой. На меня почему-то всегда производил неприятное 
ощущение не сам прыжок, а подъем на аэростате. Оторвавшись от земли, аэростат 
медленно поднимался вверх, корзина болталась из стороны в сторону, а если еще 
был ветер, то она занимала чуть ли не горизонтальное положение. Ощущение не из 
приятных.
     Но прыгнул я сам.
     Когда я выпрыгнул из корзины аэростата и полетел к земле, у меня появилось 
такое ощущение, как будто все мои внутренности подтянуло к горлу, а земля 
несется навстречу с огромной скоростью. Это длилось какое-то мгновение, затем я 
почувствовал за спиной резкий рывок — раскрылся парашют. Мне вдруг показалось, 
что я лечу не к земле, а поднимаюсь выше, и я непроизвольно крикнул-
12
     «Мама!». Но, вспомнив, чему меня учили мои наставники, 
инструкторы-парашютисты, я осмотрелся в воздухе, поправил круговую лямку 
подвесной системы главного парашюта, попытался развернуться так, чтобы земля 
«бежала» на меня.
     Потом я прыгал много раз и с разных самолетов, и с разных высот, и на 
разных скоростях выброски, но ощущение, которое испытал при первом прыжке, не 
забыл до сих пор, очевидно, как и всякий человек, которому хоть раз в жизни 
пришлось прыгнуть с парашютом.
     Снег был глубокий, приземлился я мягко и упал в сугроб, зарывшись лицом в 
снег. Ко мне бежали десантники, поздравляли с первым прыжком.
     Так я стал настоящим парашютистом-десантником. За время службы в 
Воздушно-десантных войсках я совершил более 250 прыжков с парашютом с различных 
типов самолетов. Это непередаваемое чувство восхитительного полета, когда ты 
паришь над землей, ты — властелин неба, символ смелости и героизма. Так кажется 
каждому, кто хотя бы раз прыгал с парашютом! Не случайно десантники так 
гордятся своими войсками, своей службой и десантным братством. Определенный 
риск при совершении прыжков сплачивает людей, прививает чувства взаимовыручки, 
настоящей мужской дружбы, которая сохраняется долгие, долгие годы.
     Забегая вперед, хочу сказать о том, что и в боевой обстановке на фронте в 
годы войны, и в послевоенное время, принимая участие в различных локальных 
конфликтах, десантники с гордостью носили и носят свои голубые погоны, значки, 
а теперь и береты, тельняшки, подчеркивая свою принадлежность к 
Воздушно-десантным войскам.
     Когда в начале 1945 года генерал-полковник В. В. Глаголев, командующий 9-й 
гвардейской армией, сформированной из воздушно-десантных дивизий, приказал 
заменить погоны десантников на общевойсковые, по войскам прошел ропот 
недовольства. Приказ исполнялся только до ввода армии в сражение. Как только 
части вступили в бой, самовольно все сняли общевойсковые погоны, и десант-
13
ники надели вместо них припрятанные свои, голубые. Командующий вынужден был 
закрыть глаза на это самовольство. Хорошее подтверждение тому, что надо 
сохранять традиции и воспитывать у каждого воина гордость за принадлежность к 
своему роду войск, виду вооруженных сил.
     В ноябре 1944 года мы покинули тверской лес. Дивизия по железной дороге 
передислоцировалась в Белоруссию, в город Слуцк и вошла затем в состав 9-й 
гвардейской армии, которая завершала формирование, пополнялась личным составом, 
вооружением и материальными средствами.
     Сразу же по прибытии к новому месту дислокации была развернута боевая 
учеба. Проводились батальонные и полковые учения с боевой стрельбой, 
отрабатывались вопросы взаимодействия с артиллерией, готовились штурмовые 
группы, практически отрабатывались вопросы наступления вслед за разрывами 
снарядов, совершались марш-броски с полной боевой выкладкой. Это были 
напряженные дни и ночи. Мы думали о том, чтобы нас быстрее выдвигали к фронту, 
надеясь избежать изматывающих физических нагрузок. Нам казалось, что на фронте 
будет легче. Что касалось полевой выучки, старшие командиры были безжалостны в 
своей требовательности. Действовали по суворовскому принципу: «Тяжело в учении 
— легко в бою».
     9-я гвардейская армия была сформирована в декабре 1944—январе 1945 года на 
базе 7-й армии и нескольких соединений воздушно-десантных войск. Все 
воздушно-десантные дивизии были гвардейскими. Эти почетные звания они получили 
за массовый героизм, мужество и высокое воинское мастерство, проявленные в боях 
с первых дней Великой Отечественной войны.
     Война застала Воздушно-десантные войска в стадии переформирования бригад в 
корпуса. Однако уже с первых дней воздушно-десантные соединения и части, 
действуя непосредственно на фронте, оказывали упорное сопротивление наступающим 
гитлеровским армиям. Достаточно вспомнить действия воздушно-десантных 
соединений и частей — как
14
парашютным десантом, так и в наземных операциях—в приграничных сражениях в 
Прибалтике, в Белоруссии, в боях на Украине, под Одессой, в Крыму, под Москвой; 
крупный воздушный десант под Вязьмой в составе 4-го воздушно-десантного 
корпуса; стойкость и мужество десантных дивизий в Сталинградской битве, под 
Старой Руссой, в Днепровской операции на Букринском плацдарме, участие в 
освобождении Правобережной Украины, при форсировании реки Свирь.
     Не все эти операции были успешными. Сказывалось отсутствие достаточного 
опыта по применению воздушных десантов, были грубые просчеты при организации 
взаимодействия в масштабе фронтов с общевойсковыми и танковыми группировками 
войск и с авиацией. Не всегда данные разведки о противнике в районах 
десантирования соответствовали реальному положению. Были и другие причины. Но 
при всех этих просчетах, а иногда и серьезных их последствиях, десантники 
проявляли в боях инициативу, храбрость, мужество, беззаветную преданность 
своему воинскому долгу.
     Так и хочется при этом вспомнить слова А. М. Горького: «Безумству храбрых 
поем мы песню».
     Подробное описание боевых действий воздушно-десантных соединений и частей 
в годы войны изложено в ряде книг по истории воздушно-десантных войск. 
Заслуживают внимания книга «Советские воздушно-десантные. Военно-исторический 
очерк», написанная авторским коллективом, руководимым генералом армии В. Ф. 
Маргеловым и полковником Я. П. Самойленко, а также изданная в 1993 году книга 
«ВДВ вчера, сегодня, завтра», написанная под руководством генерал-полковника Е. 
Н. Подколзина, в то время командующего ВДВ.
     
     Наконец, наступил и наш черед. Эшелон за эшелоном отходили поезда от 
станций погрузки. Куда конкретно нас везут — неизвестно. Ясно одно: на фронт. 
Проехали Румынию, прибыли в Венгрию.
15
     Части дивизии сосредоточивались в районе городов Сольнок, Цеглед.
     В районах сосредоточения войска находились недолго. Были уточнены 
некоторые организационные вопросы, отлаживалось взаимодействие между различными 
родами войск и подразделениями, пополнялись материальные средства. Когда был 
получен приказ на марш, в подразделениях батальона командиры проверили 
экипировку, вооружение, готовность к маршу и боевым действиям.
     С наступлением темноты наш батальон, действуя в авангарде полка, первым 
начал выдвижение. Настроение у всех бойцов и командиров было приподнятое, а тут 
еще раздались звуки музыки. Это Иван Андреевич Климов, офицер нашего батальона, 
заиграл на аккордеоне «марш двуглавого орла» — так он его назвал. Играл он, как 
мне казалось, прекрасно, музыка вселяла бодрость и оптимизм.
     Переправу через реку Тису обеспечивали румынские понтонеры по наведенному 
ими понтонному мосту. Пропуская батальон по мосту, они приветливо махали руками 
и что-то выкрикивали на своем языке. Так у бывших своих врагов мы увидели 
доброе солдатское отношение к бойцам Советской Армии. Времена меняются.
   
   IlI
   Последние месяцы войны
     
     В феврале 1945 года 9-я гвардейская армия была введена в состав 
действующей. Командующим был назначен генерал-полковник В. В. Глаголев, членом 
военного совета генерал-майор Г. П. Громов, начальником штаба генерал-майор С. 
Е. Рождественский. Корпуса и дивизии стали именоваться гвардейскими стрелковыми.

     104-я гвардейская воздушно-десантная дивизия стала 104-й гвардейской 
стрелковой дивизией и вошла в состав 38-го гвардейского стрелкового корпуса 
(командир — генерал-лейтенант А. И. Утвенко).
     9-я гвардейская армия была сосредоточена юго-восточнее города Будапешт, и 
находилась в резерве Ставки Верховного Главнокомандования. Шла подготовка 
наступательной операции, целью которой было овладение Веной.
     Немецко-фашистское командование с целью разгрома войск 3-го Украинского 
фронта и ликвидации Дунайского плацдарма в начале марта провело 
контрнаступление силами 6-й танковой армии СС, 2-й танковой армии и войсками 
группы армий Вейхса.
     В этих условиях Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение — в 
оборонительных боях обескровить немецко-фашистские войска и только после этого 
перейти в решительное наступление и завершить разгром южного крыла немцев, 
открыв себе дорогу в Австрию и южные районы Германии.
     В соответствии с директивой Ставки 9-я гвардейская армия в этих 
оборонительных боях не участвовала.
     6-я танковая армия СС к 15 марта, израсходовав практически все свои силы, 
сумела вклиниться в
17
оборону наших войск между озерами Балатон и Веленце на глубину до 20 километров,
 и была остановлена. Атаки немцев на других направлениях были отбиты. В 
результате провала немецко-фашистское командование отказалось от дальнейшего 
наступления и перешло к обороне.
     В этих условиях Советское командование приняло решение: центр тяжести в 
Венской наступательной операции перенести со 2-го Украинского фронта на 3-й 
Украинский фронт.
     9-я гвардейская армия была переподчинена 3-му Украинскому фронту. При этом 
Ставка Верховного Главнокомандования еще раз подтвердила свои ранее отданные 
указания о том, что 9-ю гвардейскую армию в оборонительные бои не втягивать, а 
использовать для развития наступления и окончательного разгрома противника.
     По решению командующего 3-м Украинским фронтом Маршала Советского Союза Ф. 
И. Толбухина 9-й гвардейской армии была поставлена задача прорвать оборону 
противника и уничтожить его танковую группировку, действующую южнее и севернее 
Секешфехервара, и далее развивать наступление на города Папа, Шопрон.
     В ходе многодневного марша был один момент, который чуть не стоил мне 
жизни.
     Шли ночами, а с рассветом останавливались на привал. В один из таких 
привалов наш полк почему-то расположился в небольшом населенном пункте, хотя 
рядом был лес. Подошли походные кухни, начали кормить солдат. Во дворе, где я 
остановился со штабом батальона, ординарец быстро выкопал щель. И вдруг из-за 
леса вынырнул «юнкерс». На низкой высоте сделал круг над нами, а затем на 
втором круге, снизившись, ударил пулеметными очередями по расположению 
батальона. Я успел упасть в щель (окоп), выкопанную во дворе дома. По брустверу 
зацокали пули в десяти-пятнадцати сантиметрах надо мной. Земля и судьба спасли 
меня. Зенитчики все же сбили этот самолет, а батальон поспешно, бегом, покинул 
дома и укрылся в лесу.
18
     При выдвижении к рубежу ввода в сражение, на одном из участков дороги нам 
повстречался выведенный из боя полк. Несли знамя полка, шел командир и человек 
100—150 солдат. Это все, что осталось от полка, он выводился в тыл на 
доукомплектование.
     104-я гвардейская стрелковая дивизия вначале наступала во втором эшелоне 
38-го гвардейского стрелкового корпуса, но уже во второй половине первого дня 
была введена в сражение. Перед началом наступления на позиции частей были 
вынесены гвардейские боевые знамена. Это было как напоминание каждому воину его 
священного воинского долга — сражаться за нашу великую Родину, не щадя своей 
крови и самой жизни, что еще более подняло боевой дух гвардейцев.
     Уже в первый день наступления, 16 марта передовые части 104-й гвардейской 
стрелковой дивизии прорвали оборону противника и продвинулись на глубину 7—10 
километров.
     Упорные бои продолжались и в последующие дни. К исходу 25 марта войска 
полностью преодолели горы Баконский Лес. Оборона противника была прорвана на 
всю глубину и войска перешли к преследованию поспешно отступающего врага.
     В одном из первых ожесточенных боев нашего батальона запомнился бой за 
Шеред (Венгрия). Шеред — это крупный укрепленный район противника. Здесь была 
глубокоэшелонированная оборона немцев с большим скоплением войск, в том числе 
частей дивизии СС «Мертвая голова», и других отборных подразделений. На станции 
Шеред стояли железнодорожные составы. 16 марта утром после мощной 
артиллерийской подготовки комбат майор Д. И. Глушаков поднял батальон в атаку. 
Был густой туман, моросил дождь. Гитлеровцы, ошеломленные сильным огневым 
ударом, вначале не оказали серьезного сопротивления, однако вскоре оправились и 
начали ожесточенно сопротивляться. На участке батальона пехота противника, 
усиленная танками, ведя огонь на флангах из крупнокалиберных пулеметов, перешла 
в контратаку. Оголтелые фаши-
19
сты-эсэсовцы с автоматами в руках, с криком и бранью шли в атаку. Бойцы 
батальона не дрогнули. С места ведя огонь, отражали атаки противника. С обеих 
сторон было море огня, горела и содрогалась земля, в небе шел воздушный бой. 
Однако силы были неравными, подразделения батальона были вынуждены отойти на 
исходные позиции.
     Неоднократно батальон поднимался в атаку и снова был вынужден откатиться 
на исходные позиции.
     Бой за Шеред длился около трех суток. 19 марта в полосе 9-й гвардейской 
армии в сражение была введена 6-я гвардейская танковая армия генерала А. Г. 
Кравченко.
     Вслед за танками наш батальон поднялся в атаку, уничтожая на ходу огневые 
точки противника. Населенный пункт и железнодорожная станция Шеред были 
полностью очищены от врага. Было уничтожено около 30 вражеских танков, 
захвачено много оружия, взято в плен более 250 солдат и офицеров. За оставшиеся 
месяцы и дни войны я не помню более ожесточенных боев, чем за Шеред, который 
брал наш батальон. Батальон понес серьезные потери. Были убиты два командира 
роты, шесть командиров взводов, погиб заместитель командира батальона и 
несколько солдат, было много раненых. Погиб разведчик Прокопий Галушин. Он 
подбил три танка и не пропустил на левом фланге батальона, на своем участке, 
врага. Гвардии рядовому Прокопию Галушину посмертно присвоено звание Героя 
Советского Союза. В Архангельске, где он жил, одна из школ носит его имя, а в 
3-м батальоне 332-го гвардейского полка на вечерней перекличке первым 
называлась его фамилия, и правофланговый ротного строя отвечал: «Рядовой 
Прокопий Галушин, Герой Советского Союза, пал смертью храбрых в бою при защите 
нашей Родины — Союза Советских Социалистических Республик».
     Развивая наступление, войска стремительно продвигались вперед, обходя узлы 
сопротивления немцев, все глубже вклиниваясь в боевые порядки про-
20
тивника, рассекая и уничтожая его по частям. Был взят город Папа. 27 марта 
части 104-й дивизии вышли на реку Раба, которой прикрывались подступы к городу 
Шарвар.
     Река Раба представляла серьезное препятствие. Ее ширина местами доходила 
до 40—50 метров, глубина до 3,5 метра. Правый берег высокий, обрывистый. По 
берегу немцы заранее создали оборонительный рубеж.
     Нашими войсками с ходу был захвачен плацдарм на противоположном берегу, а 
в ночь на 28 марта эта водная преграда была форсирована.
     Командование нам не давало передышки, требуя не снижать темп наступления и 
преследования противника. Двигаясь в колонне, там где это было возможно, мы 
спали на ходу. Оказывается, можно идти в строю и спать. При выходе к левому 
берегу Рабы наш батальон стал выдвигаться на свой участок, прикрываясь насыпью 
вдоль берега. Я и сейчас, вспоминая, не могу понять, почему я взял у кого-то 
велосипед, залез на насыпь и поехал по ней на виду у противника, траншеи 
которого были на противоположном берегу. Наши солдаты, идущие внизу под 
прикрытием насыпи, силой стащили меня с насыпи, наградив при этом 
нелитературными словами. И на этот раз судьба меня пощадила.
     Батальон вышел на указанные ему исходные позиции. Мы с комбатом обошли все 
роты, проверили, как командиры уяснили свои задачи, и вернулись на командный 
пункт батальона. Вблизи стоял небольшой кирпичный дом. Мы зашли в него, он был 
пуст, в комнате один стол и несколько стульев. Из коридора лестница вела на 
чердак. Мы на это не обратили внимания и, как потом оказалось, — напрасно.
     Майор Д. И. Глушаков за время нашей совместной службы никогда не брал в 
рот ни капли спиртного. На этот раз, войдя в дом, он обратился ко мне: «Дима, а 
у нас ничего нет выпить?» Я ответил: «Конечно, найдем, но ведь вы не пьете». — 
«Мне почему-то очень хочется». — «Хорошо, сейчас что-нибудь придумаем».
21
     С нами был заместитель командира батальона старший лейтенант Александр 
Майков. Позвали с улицы ординарцев.
     На стол поставили две фляги со шнапсом, кружки и банки с тушенкой. Налили, 
выпили за то, чтобы была удача завтра при форсировании.
     Слышим, летит мина. Падает вблизи дома, разрыв. Дмитрий Иванович просит 
налить еще. Пьем. С характерным шелестом летит вторая мина, взрыв с другой 
стороны дома, в комнате отлетает штукатурка.
     Я говорю комбату: «Пора, надо уходить». Во дворе ординарцы уже вырыли щели.
 Выбегаем из дома, бежим к щелям, опять характерный полет мины. Я толкаю 
ординарца Сашу Лебедева в щель первым, взрыв, падаю на него. Левой руке стало 
вдруг очень тепло, чувствую — пошла кровь. Полета мин больше не слышно, 
вылезаем из щели. Ординарец, разрезав ножом рукав моей гимнастерки, бинтом 
перевязал рану. Оборачиваюсь и вижу: в нескольких сантиметрах от своей щели, 
лежит Дмитрий Иванович лицом вниз. Подбегаем к нему. Крупный осколок мины 
пробил под левой лопаткой большое отверстие и застрял в теле. Издав хрип, майор 
скончался. Так погиб наш комбат. Мы его любили, он для нас был как отец. До сих 
пор меня мучает вопрос: не было ли у Глушакова предчувствия?
     Выяснилось потом, что на чердаке того дома сидел корректировщик, немецкий 
офицер. Позднее его захватили разведчики батальона. У них расправа была 
короткая.
     Мне помогли дойти до полкового медпункта, там обработали рану и попутным 
транспортом отправили в город Папу, в медсанбат дивизии.
     Медицинский пункт дивизии, куда меня привезли поздно вечером, был 
переполнен. Меня положили в коридоре здания на солому. Шло свертывание 
медицинского пункта, в ночь он должен был догонять части дивизии. Большая часть 
врачей и другого медицинского персонала уже уехала, оставался врач-хирург и две 
медицинские сестры, одна из числа местных жителей.
22
     При свете керосиновой лампы врач пытался сделать мне операцию под наркозом,
 однако осколок из левого предплечья не извлек. К утру прибыл первый эшелон 
армейского госпиталя. Нас перевели в другое здание: по-видимому, это была школа.
 Врачи начали обход раненых. Пожилая женщина-хирург распорядилась меня готовить 
к операции. Помня, как тяжело отходил от наркоза после первой операции, я 
пытался убедить ее оставить меня в покое. Но у нее было два неопровержимых 
аргумента: если сейчас не сделать операцию, может произойти нагноение, и тогда 
придется отнимать всю руку. И второй — раз я отказываюсь от операции, значит, я 
не хочу вылечиться, чтобы снова попасть на фронт, так, мол, и запишем в истории 
болезни. Последний аргумент был самый убедительный. На другой день мне снова 
под общим наркозом сделали операцию и вытащили осколок. Врача я с большой 
теплотой вспоминаю до сих пор, она часто заходила в палату, присаживалась на 
кровать, и ее женское участие в моей судьбе оставило глубокое чувство уважения 
и благодарности. Жаль, что я не помню ее фамилию, а звали ее Мария Нестеровна.
     С Папой у меня связано особое воспоминание. В годы первой 
империалистической войны, участвуя в Брусиловском прорыве, мой отец, Сухоруков 
Семен Иванович, рядовой пехотинец, попал в плен. После долгих мытарств он 
оказался в лагере военнопленных в городе Папа. И только в 1917 году вернулся на 
Родину. А теперь я, его сын, лежал в госпитале в том же городе.
     Через несколько дней нас переправили железнодорожной санитарной «летучкой» 
(так назывались санитарные поезда) в город Кечкемент во фронтовой госпиталь. 
Здесь уже были комфортабельные условия лечения. Рана быстро заживала. По 
сводкам и рассказам вновь прибывающих раненых мы следили за продвижением своих 
частей. В госпитале я повстречал еще двоих офицеров нашей дивизии. Они тоже 
были уже в отделении выздоравливающих.
23
     Нам очень не хотелось, чтобы нас направили в резервный офицерский полк 
фронта. К этому времени, к 13 апреля 1945 года, столица Австрии — Вена была 
полностью очищена от немецко-фашистских войск, а к 15 апреля войсками 3-го 
Украинского фронта — и вся восточная часть Австрии. Мы узнали, что наша 104-я 
дивизия участвовала в освобождении Вены. Обратились к начальнику госпиталя, он 
вызвал лечащего врача. Я заранее снял повязку с руки и стоял в кабинете с 
вытянутыми по швам руками, как и положено. Было больно, но виду я не показывал. 
Начальник госпиталя, полковник, выслушал врача (мы с ней заранее договорились: 
она была молодая симпатичная женщина, а ведь мы тоже были молоды) 
доброжелательно пожурил нас за досрочную выписку из госпиталя, но разрешение 
дал. На попутном транспорте по железной дороге мы втроем добрались до Будапешта,
 на вокзале обратились к военному коменданту с просьбой помочь нам доехать до 
Вены. Проверив наши документы, он обещал на следующий день посадить нас в 
воинский эшелон с боеприпасами, который пойдет в Вену.
     Надо было ждать до утра, где-то необходимо было переночевать, да и 
продуктов у нас почти не было. Стоим в раздумье на перроне. Услышав наш 
разговор, к нам подошел венгр, который убирал мусор у вокзала. На ломаном 
русском языке он расспросил нас и показал дом, где мы можем переночевать.
     Кругом были развалины, покосившиеся дома, темными дырами чернели выбитые 
окна.
     Половина уцелевшего дома, на которую нам указали, была недалеко от вокзала.
 Опасаясь западни, мы положили пистолеты в карманы и пошли. Нашли в доме дверь, 
которая вела в полуподвальное помещение, постучали. Открывается дверь, на 
пороге стоит полная пожилая женщина с русским лицом и фигурой. Она на довольно 
хорошем русском языке приглашает нас войти. Входим. В комнате детская кроватка, 
в ней спит девочка. Нам сразу полегчало, отпали всякие подозрения. А дальше эта 
жен-
24
щина рассказала свою историю. Она русская, с Урала. Вышла замуж за мадьяра, 
когда их отправляли на родину после плена в 1920 году. Ее дочь скоро придет, 
она понесла передачу мужу, который как активный фашист был задержан и сидит в 
тюрьме. Вскоре пришел с работы муж этой женщины, коммунист. Нас угостили 
скромным ужином, распили бутылочку бора (вина). Такая трагедия внутри одной 
семьи!
     На другой день комендант нас посадил в эшелон, поезд пошел на Вену. В 
полку меня радостно встретили мои друзья. В батальоне было уже много других 
офицеров, которые заменили убывших, но и в моем батальоне меня встретили с 
радостью. На другой день я был назначен комбатом своего же 3-го батальона. Вену 
нам не дали возможности посмотреть, буквально через сутки после моего прибытия 
части дивизии начали марш в Чехию. Советская армия спешила на помощь чешскому 
народу, поднявшему восстание в Праге. Начиналась Пражская операция. Для 
усиления 2-го Украинского фронта ему из состава 3-го Украинского фронта была 
передана 9-я гвардейская армия, которая, действуя в составе ударной группировки 
фронта, наносила удар на Прагу из района южнее Брно.
     8 мая 1945 года войска армии, сбивая арьергардные части и подразделения 
противника, продвинулись вперед на 30 километров и освободили чешский город 
Зноймо.
     Южнее города Зноймо — канал Дие. В ночь с 6 на 7 мая батальон сменил на 
одном из участков на южном берегу канала поредевшие подразделения из состава 
другой стрелковой дивизии. День 7 мая ушел на подготовку к форсированию канала. 
На противоположном берегу виднелись подготовленные окопы, дзоты и огневые точки 
немцев. Форсирование должно было быть на рассвете 8 мая. Ночью по радиостанции 
мы получили сообщение, что завтра, то есть 8 мая, будет объявлено об окончании 
войны. Эта весть быстро разнеслась по позициям. Нашей радости не было предела. 
Но приказ есть приказ. На рассвете 8 мая я отдал приказ на перепра-
25
ву. К нашему счастью, единственный деревянный мост оказался целым, хотя и был 
заминирован. Саперы быстро разминировали его, и батальон, свернувшись в ротные 
походные колонны, переправился по мосту через канал. В дзотах на 
противоположном берегу мы обнаружили оставленные карточки-схемы огня. Нам 
пришлось бы тяжело, если бы немцы ночью быстро и тихо не оставили свои позиции 
и не ушли.
     За каналом простирался покрытый весенней травой луг. Надо было его пройти, 
чтобы затем выйти на дорогу, ведущую к, Зноймо.
     Шли тремя ротными колоннами, и вдруг слышу впереди взрыв. Это разведдозор 
головной роты напоролся на мину. В это же время в воздухе появилась четверка 
наших штурмовиков. Ведущий резко пошел в пике на наши колонны, за ним и 
остальные. Нам только этого и не хватало, чтобы в последний день войны попасть 
под удары своей авиации! Нас спасло то, что роты остановились, не залегли, а 
стоя махали руками летчикам. Видимо, они наконец поняли, что мы свои. Став в 
круг и снизившись, самолеты прошли над нами, помахали нам крыльями и улетели 
дальше на запад.
     Выйдя на дорогу, батальон быстрым маршем двигался к Зноймо.
     Во второй половине дня 8 мая мы вошли в город. Полк был остановлен на 
окраине. Официально объявили об окончании войны.
     Командир полка полковник Георгий Петрович Голофаст приказал размещать 
подразделения на отдых, выставив охранение. Разведвзвод батальона откуда-то 
привез на повозке бочку вина и тушу теленка. Мы готовились на другой день 
отпраздновать окончание войны и отдохнуть. Но этому не суждено было сбыться. В 
2 часа ночи меня подняли и вызвали к командиру полка. Там уже были и другие 
командиры. Приказ был ясен до предела: в 5.00 утра выступить и преследовать 
противника в общем направлении на город Табор. Батальону придавался 
артиллерийский дивизион 76-миллиметровых орудий под командованием командира 
дивизиона
26
     Павла Григорьевича Калинина. Дивизион был на механической тяге. Посадив 
пехоту на машины дивизиона, точно в назначенное время подразделения начали марш 
в авангарде полка, как всегда имея впереди разведку и охранение.
     Мне бы хотелось сказать несколько слов о командире артиллерийского 
дивизиона майоре Калинине.
     Когда он командовал артиллерийской батареей в звании капитана, ездовым в 
этой же батарее был его отец. Сын — командир, отец — рядовой, подчиненный ему 
по службе. Павел Григорьевич в дивизионе пользовался исключительным уважением у 
подчиненных, это был требовательный, но справедливый и заботливый командир. 
Стройный, красивый молодой офицер, всегда подтянутый и аккуратный во всем, 
общительный, с юмором и обаятельной улыбкой, он сразу располагал к себе. 
Дивизион имел отличную выучку, артиллеристы красиво и точно работали. Мы быстро 
нашли взаимопонимание с ними.
     После войны Павел Григорьевич прошел службу на различных командирских 
должностях, дослужился до начальника артиллерии воздушно-десантных войск, 
получил звание генерал-лейтенанта, сейчас он возглавляет Совет ветеранов 
управления и штаба Воздушно-десантных войск. Наша фронтовая дружба сохранилась 
до сих пор, и каждая встреча приносит радость и удовлетворение, надеюсь, обоим. 

     В ходе марша кое-где еще встречались разрозненные группы немцев, они 
пытались открывать огонь по двигающимся войскам из засад, особенно там, где 
были для них какие-то укрытия. Эти группы сбивались и уничтожались охранениями. 
Основные силы, как правило, не развертывались.
     Марш от Зноймо запомнился радушием и восторженными встречами с чехами. В 
населенных пунктах вдоль дорог, где проходили войска, стояли толпы людей с 
цветами, хлебом-солью и обязательной бутылкой вина. Иногда машины просто не 
могли проехать, народ радостно кричал «Наздар!», «Червона Армия!». Молодые 
красивые девушки дарили солдатам цветы, угощали вином, фруктами.
27
     Непроизвольно возникали митинги, чехи говорили о дружбе с советским 
народом, выражали благодарность Советской Армии за освобождение от фашистской 
оккупации. Эти встречи незабываемы. Перед началом операции по освобождению 
Чехословакии, военный совет фронта в специальном обращении к воинам потребовал 
гуманного обращения с жителями, всяческие, даже мелкие, инциденты жестоко 
пресекались, командиры несли личную ответственность за поведение своих 
подчиненных. Солдаты понимали, что они вступили на землю дружественного народа 
и соответственно себя вели. Чешский и словацкий народы стали нашими друзьями.
     К сожалению, после ввода советских войск на территорию Чехословакии в 1968 
году отношение к нам жителей, особенно чехов, изменилось. Это я почувствовал 
сам, когда был командующим Центральной группой войск. Чувствовалась какая-то 
настороженность и недоверие, хотя внешне вроде выглядело все нормально.
     10 мая 1945 года батальон, которым я командовал, действуя в авангарде 
полка, переправился через реку Влтава и вышел к населенному пункту Чемелице, 
где и остановился.
     В батальон прибыли командир нашей 104-й дивизии генерал-майор Серегин и 
командир полка полковник Голофаст. Они приказали закрепиться в районе Чемелице, 
организовать оборону фронтом на север с задачей не допустить прорыва на юг 
крупной, окруженной южнее Праги, группировки противника, которая пыталась выйти 
на соединение с американцами.
     С окраины деревни было хорошо видно громадное поле, забитое немецкой 
техникой, солдатами. То и дело слышны были отдельные выстрелы. Как потом стало 
известно, это стрелялись офицеры, особенно из СС, боясь плена.
     К ночи в расположение батальона на командный пункт приехали два «виллиса» 
с офицерами-американцами. Я зашел с ними в домик, и через переводчика мы 
договорились о совместных действиях в случае попытки немцев пойти на прорыв.
28
     Выпили по рюмке русской водки. Я доложил сразу же о посещении американцев 
командиру полка.
     Ночью хорошо были видны в расположении немцев костры: они сжигали технику, 
оружие, чтобы не досталось русским. Утром на следующий день с белым флагом к 
нам вышел немецкий генерал с небольшой группой офицеров. Прибыл командир нашей 
дивизии, и начались переговоры о порядке сдачи в плен. Окруженной группировкой 
немцев командовал генерал Шернер. Вел переговоры о сдаче в плен его заместитель.

     Мне было приказано выделить им на окраине домик, организовать их охрану и 
проследить, чтобы подписанный ими приказ о сдаче в плен они довели до своих 
войск. Все это было выполнено. Во второй половине дня командир взвода охраны 
доложил мне, что в домике, где расположился штаб немцев, творится что-то 
непонятное, было несколько выстрелов.
     У входа в дом меня ждал капитан — один из штаба немцев. Он сообщил, что 
генерал застрелился. Из холла дома наверх в мансарду вела лестница. На лестнице,
 залитой кровью, вниз головой лежал генерал с простреленным виском, в комнате 
наверху — застреленные жена генерала, адъютант, его жена и четырехлетняя 
девочка, их дочь. Картина была ужасная. Генерал по очереди застрелил их, а 
потом и себя.
     Девочка была еще жива, ей пуля попала в грудь. Мы быстро вызвали своего 
фельдшера, она начала перевязывать грудь девочки, почти в это же время 
подъехала машина с американским врачом. Американское танковое подразделение 
находилось рядом на левом фланге позиции батальона. Американцы попросили у меня 
разрешения взять девочку с собой. Я разрешил, они ее увезли. Она была без 
сознания, но жива.
     Утром следующего дня пленные немцы начали строиться в колонны и 
выдвигаться по дороге на юг. Теперь они стали послушны. Мне было приказано 
выделить группы для сопровождения пленных до города Писек, где организован 
сборный лагерь военнопленных.
29
     Пока полк и батальон находились на месте и занимались сопровождением 
колонн военнопленных, к нам довольно много приводили и других пленных, не 
немцев, а власовцев из Русской освободительной армии (РОА). Сам Власов, как 
известно, сбежал, был задержан, а затем судим и казнен.
     Солдаты-власовцы дрались отчаянно, зная свой конец. Рассеявшись небольшими 
группами, они пытались уйти в леса или скрыться в других местах. На территории 
Чехии в конце войны действовали небольшие партизанские группы, руководимые 
нашими советскими офицерами, заброшенными в тыл к немцам. Они с помощью 
местного населения вылавливали по лесам власовцев и передавали представителям 
Советской Армии. Мы их отправляли в полк, затем в армию. Там с ними разбирались 
офицеры отделов контрразведки «СМЕРШ». У войны своя жесткая логика: она 
беспощадна к ошибкам, промахам, предательству. Их цена — человеческие жизни.
     Так для меня 12—13 мая 1945 года практически закончилась война.
     Хочется сказать несколько слов о моей встрече с американцами.
     Когда мы вышли в район Чемелице, чтобы отрезать пути отхода на юг 
немецко-фашистским войскам, в расположение батальона подошла танковая рота 
американцев. Они производили на нас непривычное впечатление. На танках были 
привязаны канистры и бутыли с вином, солдаты вели себя развязно. Сразу начали 
угощать наших солдат вином. Рукава кителей у них были завернуты по локти, на 
руки надето по несколько наручных часов, они горделиво говорили, что это трофеи.
 Трофеи они добывали бесцеремонно и нагло: попросту сдергивали часы с рук 
военнопленных немецких солдат, могли даже и ударить. Мы удивлялись, нам 
подобное категорически запрещалось, считалось мародерством. Да наши солдаты и 
сами себе такого не позволяли. Если и случалось что-то, то это были одиночные 
случаи, и виновного ждало строгое наказание, 
30
     Вот так выглядели хваленые американские вояки. Я это видел сам.
     Вскоре нас перевели в район сосредоточения, в лес вблизи населенного 
пункта Старое Седле. Через несколько дней на поляне вблизи кромки леса был 
назначен строевой смотр полка. Утром полк со знаменем выстроился на месте. 
Ожидали прибытия командира дивизии. Стояла летняя, солнечная погода, было жарко.
 И вдруг команда командира полка: все кругом, бегом в лес. Недоумевая, мы 
врассыпную бросились в лес. Над поляной в небе раздался гул моторов. Два 
американских самолета на низкой высоте вынырнули из-за леса и прошли над нами, 
развернулись, сделали второй круг и улетели на запад.
     Это настораживало. То были первые признаки начала «холодной войны». С 
этого дня были прекращены всяческие встречи с американцами, в том числе и 
спортивные соревнования, которые проходили прежде на линии соприкосновения 
советских и американских войск. Я не знаю, как было в других местах, на нашем 
участке это было так.
     В начале июля по распоряжению Ставки Верховного Главнокомандования 9-я 
гвардейская армия сменила свои районы сосредоточения.
     104-я гвардейская стрелковая дивизия, как и другие соединения 38-го 
корпуса, начала марш своим ходом в обратном направлении: из Чехии в Венгрию. 
Это был трудный и утомительный марш: лето, жара. Шли ночами, днем отдыхали, 
расстояние протяженностью около 500 километров прошли пешком. Через каждые двое 
суток марша сутки давались на отдых. За ночь проходили около 30 километров. 
Начинали марш во второй половине дня, когда спадала жара. Шли походным порядком,
 неся на себе вооружение и снаряжение. Тяжелое оружие и материальные запасы 
перевозились на повозках. Вперед, к месту дневного отдыха, заранее высылались 
квартирьеры, которые выбирали место расположения частей для отдыха. Кухни также 
высылались вперед, чтобы к приходу подразделений был готов завтрак.
31
     В ходе марша очень часто на асфальтированном участке дороги колонны 
встречал духовой оркестр, светили прожектора, в кузове грузовой машины стоял 
командир корпуса генерал-лейтенант А. И. Утвенко с группой офицеров и генералов.
 Раздавалась команда: «Торжественным маршем, равнение направо!» Строй 
подтягивался, и мы, печатая шаг и держа равнение направо, в колонне по четыре 
проходили мимо импровизированной трибуны.
     Однажды, пройдя трибуну, я услышал: «Третий батальон — плохо, повторить!» 
Заворачиваю батальон обратно, и повторяем прохождение. Это был всем нам первый 
урок. В последующем солдаты так старались пройти, чтобы нас не завернули еще 
раз. Как только мы подходили к освещенному участку дороги и слышали оркестр, 
сразу подтягивались, выравнивались, и больше за время длительного марша 
батальон замечаний не имел.
     Следующий урок нам был преподнесен на месте одного дневного привала. Как 
только мы приходили к месту дневного отдыха, нас встречали квартирьеры и 
показывали, где ставить палатки, где разместить ружейные пирамиды и т. д. 
Палатки ставились из солдатских плащ-накидок, перед ними делалась передняя 
линейка и ставился «грибок» для дневального, то есть строго уставная разбивка 
лагеря. После устройства лагеря завтракали и ложились спать.
     Однажды, только я заснул, будит дневальный — приехал командир дивизии и 
вызывает меня. Быстро одеваюсь и выхожу из палатки. На линейке перед палатками 
стоит командир дивизии с группой офицеров. Представляюсь. Ничего не говоря, 
комдив отводит меня к началу линейки и рукой показывает на невыровненный ряд 
палаток. Дает один час на приведение лагеря в порядок. Пришлось поднять 
батальон и выровнять переднюю линию палаток. Вот здесь я в полной мере усвоил 
«богатство русского языка», которым солдаты обменивались.
     Это был второй урок. Больше мы уже не получали замечаний.
32
     Я хочу сказать, что это было не самодурство начальства. Нет. Нас просто 
приводили в чувство после фронта, напоминали о том, что мы в армии и что 
основой крепости армии является дисциплина и воинский порядок. Эти уроки многие 
из нас усвоили на все время службы.
     В конце июля — в первых числах августа части дивизии сосредоточились 
северо-восточнее Будапешта. Наш 332-й полк был размещен на окраине населенного 
пункта Ишосег. Это в 15—20 километрах восточнее Будапешта. Была поставлена 
задача организовать боевую подготовку, а также выделялись подразделения для 
патрулирования в городе.
     В Будапеште было неспокойно. Начались распри между политическими партиями, 
поднял голову криминальный мир, стало много случаев грабежей и других 
преступлений. Советская Армия пришла на помощь местным органам власти, помогала 
в наведении порядка в городе. Были созданы районные комендатуры, организовано 
патрулирование основных улиц города, особенно ночью, приняты и другие меры.
     У патрулирования ночью были свои сложности. Проходя по затемненной улице, 
патруль мог услышать крик из какого-либо окна: «Патруль, патруль!» Значит, 
призывали на помощь. Но сразу же открывались другие окна в этом и соседних 
домах, и отовсюду неслось: «Патруль, патруль!» Разобраться в том, где 
действительно нужна помощь, было трудно. На всякий случай давалась автоматная 
очередь вверх, окна немедленно захлопывались, и наступала тишина.
     Но тем не менее с приходом фронтовиков, в том числе десантников, вскоре в 
городе начал наводиться относительный порядок, активнее заработали полиция и 
местные органы власти, сократилось количество преступлений. Кроме всего прочего,
 тогда Советская Армия пользовалась уважением народа как армия-освободительница,
 к тому же нас еще и побаивались — свежа была в памяти только что окончившаяся 
война.
   
   IV
   Возвращение на Родину. Учеба в Военной академии им. М. В. Фрунзе
     
     В начале 1946 года соединения 9-й гвардейской армии, в том числе и 
воздушно-десантные, были по железной дороге перевезены на Родину. 
Постановлением Совета Министров СССР и приказом министра Вооруженных Сил 
Воздушно-десантные войска были включены в состав войск резерва Верховного 
Главнокомандования и подчинены непосредственно министру Вооруженных Сил. 
Учреждена была и должность Командующего Воздушно-десантными войсками Советской 
Армии.
     В основу организационного строительства войск были положены опыт, 
накопленный в годы Великой Отечественной войны, а также опыт применения 
воздушных десантов во Второй мировой войне союзниками, характер и особенности 
боевых действий десанта в тылу противника, перспективы развития 
авиационно-транспортных средств для десантирования войск.
     В состав Воздушно-десантных войск были включены авиационно-транспортные 
дивизии. Основу Воздушно-десантных войск составили соединения 9-й гвардейской 
армии. Переформированные части и соединения сохраняли почетные наименования и 
награды, полученные на фронтах Великой Отечественной войны.
     В последующие годы Воздушно-десантные войска претерпели ряд 
организационных преобразований. Так, в апреле 1956 года они были переподчинены 
Главкому Сухопутных войск, в 1964 году были вновь подчинены непосредственно 
министру обороны СССР.
     В 1955 году военно-транспортная авиация была выведена из состава ВДВ и 
вошла в состав Военно-
34
Воздушных Сил. Первое десятилетие после войны ВДВ переживали переходный период 
в теории и практике проведения воздушно-десантной операции, в 
организационно-штатной структуре, шло перевооружение на новые виды вооружения и 
техники, совершенствование парашютов, создание принципиально новых средств для 
десантирования тяжелой боевой техники, разрабатывались наставления и 
руководства по применению воздушных десантов, проводилось большое количество 
различных учений с десантированием, получила дальнейшее развитие 
военно-транспортная авиация.
     Все это положительно сказалось в последующие годы на повышении 
боеспособности войск и их мобильности.
     В феврале 1946 года 104-я гвардейская стрелковая дивизия (в последующем 
переформирована в воздушно-десантную дивизию) закончила передислокацию в район 
Костромы. Наш полк разместился в лагере Песочное, в 18—20 километрах от города. 
В лагере имелось несколько заброшенных землянок, дороги были занесены глубоким 
снегом. Чтобы пробиться к месту дислокации, вначале расчищали от снега дороги — 
вручную, лопатами: техники для этого не было.
     Первые дни личный состав размещался в наспех построенных из еловых веток 
шалашах, одновременно шло восстановление имеющихся землянок и строительство 
новых. Офицеры размещались также в землянках на нарах, отделенных от солдат 
плащ-палатками. Все ждали весны, но, как шутили, в Костроме — одиннадцать 
месяцев зима, остальное лето. Все же дождались тепла.
     Перевод Советских Вооруженных Сил на мирное положение и связанное с этим 
принятие закона «О демобилизации старших возрастов личного состава действующей 
армии», коснулись непосредственно и нас. Уже в апреле 1946 года были уволены 
старослужащие солдаты, в том числе и 1925 года рождения, и часть офицеров, 
призванных из запаса, а также и кадровые, пожелавшие уволиться из армии.
35
     В мае 1946 года офицерский состав полка был выстроен в лагере. Командир 
полка подает команду «смирно!» и докладывает командиру корпуса 
генерал-лейтенанту Утвенко о построении. С ним находится командир дивизии 
генерал В. М. Серегин и несколько офицеров из отдела кадров корпуса и дивизии.
     Поприветствовав офицеров, Утвенко обходит строй, внимательно всматриваясь 
в каждого. Затем, вернувшись к правофланговому, спрашивает: сколько лет служит, 
где воевал, за что получены награды. Особенно внимательно слушает каждого 
десятого, если он в звании майора и ниже. Офицеры-кадровики что-то записывают. 
Как потом оказалось, надо было принять решение об увольнении некоторого 
количества офицеров: из десяти — одного. К моему счастью, я в строю по счету 
был седьмым. Но огульного увольнения не было. После смотра командиром корпуса 
шло детальное изучение каждого, офицеры вызывались на беседу, и только затем 
принималось окончательное решение. Уточнялась расстановка офицеров по штату.
     В течение лета 1946 года подразделения и части обустроились и приступили к 
плановой учебе. Но длилось это недолго. Вскоре части дивизии покинули свое 
месторасположение и были передислоцированы на новое место — в Эстонию, войдя в 
состав 15-го гвардейского воздушно-десантного корпуса. Полк стал гарнизоном в 
городе Раквере.
     Офицерам было разрешено проживать на частных квартирах как в городе, так и 
в близлежащих хуторах, но вблизи расположения своих подразделений. К сожалению, 
в дивизии были случаи, когда против офицеров, живших на частных квартирах, 
особенно на окраине города и на хуторах, совершались террористические акты 
националистическими элементами, так называемыми «лесными братьями». Вскоре 
последовал приказ: офицеров, проживающих в отдаленных местах города и на 
хуторах, перевести в казармы, где были выделены отдельные помещения. Было также 
разрешено иметь при себе личное оружие.
36
     Я тоже жил на частной квартире, но рядом с казармой батальона. До сих пор 
с великой благодарностью вспоминаю семью офицера Ивана Андреевича Климова. Его 
жена — Вера Георгиевна, военный врач, взяла надо мной шефство. Ее добрые советы,
 заботливое отношение ко мне, скрасили мою холостяцкую жизнь. Дружба с этими 
замечательными людьми, зародившаяся еще на фронте, продолжается и поныне. Мне 
почему-то почти всегда везло на хороших людей. Это были верные друзья и 
товарищи.
     И снова переезд на новое место дислокации. На этот раз — город Остров 
Псковской области. Дивизия разместилась в хороших казармах, офицеры получили в 
том же военном городке квартиры, точнее комнаты в коммунальных квартирах. 
Кончились наши скитания по лесам, проживание в землянках. Началось обустройство 
казарм, парков для техники, оборудование учебных полей, стрельбищ, а вскоре 
приступили и к плановой боевой учебе.
     Я здесь хотел бы подчеркнуть одну, на мой взгляд, очень важную для войск 
особенность послевоенного времени. Она заключалась в том, что, как только была 
возможность, войска приступали к занятиям по боевой подготовке. Даже во время 
войны части и соединения, находящиеся в резерве или выведенные на 
кратковременный отдых и даже имеющие боевой опыт, сразу же приступали к 
тренировкам, проводили стрельбы, учения. После войны, вернувшись на Родину, мы 
считали, что все знаем и умеем, но это не останавливало старших командиров, они 
были требовательны в вопросах боевого слаживания, проведении учений, добиваясь 
необходимых результатов. Общеизвестно еще со времен Суворова, что войска, не 
занятые боевым делом, постепенно теряют свои навыки, и в конечном итоге это 
приводит к их разложению, упадку исполнительности и дисциплины. Эту особенность 
надо бы не забывать и современной Российской Армии.
     Нашей 104-й гвардейской воздушно-десантной дивизией в Острове командовал 
генерал-майор Николай Тариелович Тавердкеладзе. Он до этого воз-
37
главлял воздушно-десантный корпус в Белоруссии и там попытался в одном из 
полков сформировать роту полностью из солдат-грузин. Начались неприятности на 
межнациональной почве. Вскоре были упразднены корпусные управления, и 
Тавердкеладзе прибыл к нам командовать дивизией. Позднее, служа в Грузии, я 
встретил его уже в отставке в Тбилиси и выполнил одну его скромную просьбу.
     Нашим парашютно-десантным полком командовали последовательно В. И. Волков, 
В. П. Вихорь, А. М. Кузьмин, М. Т. Танкаев. Они были хорошие командиры, много 
сделали для обустройства подразделений полка. Особенно в полку любили М. Т. 
Танкаева — он был внимателен к людям, доступен, всегда защищал своих 
подчиненных перед старшими начальниками, принимая все упреки на себя. Затем уже 
сам нам выдавал «на полную катушку», если была наша вина.
     Каждую весну и осень проходило увольнение солдат и сержантов, отслуживших 
положенный срок службы. Воздушно-десантные войска укомплектовывались молодым 
пополнением. Проходил специальный отбор молодежи для службы в ВДВ: десантник 
должен быть ростом не ниже 170—175 см, физически здоровым и выносливым, 
морально устойчивым, не иметь приводов в милицию и судимости.
     Предварительный отбор шел по линии комсомольских организаций и военкоматов.
 Затем на места выезжали офицеры частей воздушно-десантных войск, еще раз 
проверяли качество отбора и принимали пополнение. В такую командировку был 
направлен и я, в город Мурманск. Здесь я познакомился со своей будущей женой. 
Это была молодая милая и симпатичная девушка, такой она осталась для меня и 
сейчас. Она находилась в Мурманске на учебной практике. Потом ее направили на 
работу в Коми АССР, куда мне пришлось, взяв отпуск, ехать, там мы и поженились.
     В октябре 1947 года я привез жену в город Остров, и вот уже более 
пятидесяти лет мы идем по жизни вместе. В Острове, где я служил в должнос-
38
ти командира батальона, у нас родился сын Олег, а затем и дочь Лариса. У нас 
выросли прекрасные, внимательные и заботливые дети, а затем появились и внуки. 
У сына две замечательные девочки Света и Лена, у дочери — сын Дима и дочь Нора. 
Заслуга в воспитании детей и внуков принадлежит в основном жене — Надежде 
Николаевне. Я, как и большинство других офицеров, практически все свое время 
отдавал службе и очень мало уделял внимания семье. Это не украшает нас, отцов, 
но понимание приходит только сейчас, на склоне лет. Да и таков — считали мы — 
наш воинский долг: служба требует полной отдачи. К тому же надо помнить, что в 
те годы служба в Вооруженных Силах была почетна, ею гордились, воины армии 
пользовались искренним уважением народа, а это обязывало нас, офицеров, ко 
многому.
     До чего же горько и обидно видеть, как, начиная со времен перестройки, 
размывался авторитет Вооруженных Сил. К сожалению, начало этому положил 
Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев. За ним следом кинулся рой 
скороспелых политиков, пытающихся нажить дешевый политический капитал. Дело 
дошло до того, что отказ молодого человека от службы в армии возводился чуть ли 
не в достоинство, начался массовый отток молодых офицеров из Вооруженных Сил, 
на армию лился поток грязной лжи, все делалось для того, чтобы унизить человека 
в военной форме.
     К сожалению, и в армии не нашлось сил, которые бы остановили эту 
разрушительную тенденцию. Более того, министр обороны периода начала «реформ», 
Е. И. Шапошников, сам подал пример неуважения к военной форме, щеголяя, 
особенно на телеэкранах, в гражданском костюме.
     Было больно и стыдно смотреть, как пытались отделить армию от народа, 
преуменьшить ее подвиг в Отечественной войне, забыть ее уроки. Особенно 
усердствовали в этой грязной работе средства массовой информации: телевидение и 
многие газеты словно соревновались между собой, кто первый и больнее ударит по 
военнослужащему сво-
39
ей же армии. К чему это привело, видно сейчас на фоне усиливающейся агрессивной 
политики блока НАТО во главе с США, а также уже двух войн в Чечне.
     Это не моя или других генералов и офицеров ностальгия по прошлому, нет! 
Это беспокойство о безопасности своей страны, о жизни своего народа, это 
честная позиция!
     К счастью, сейчас начинают трезво оценивать реальное положение дел и 
поворачиваться лицом к нуждам Вооруженных Сил. Остается надеяться и верить, что 
это не кратковременная кампания, а долговременная программа руководства страны 
и Вооруженных Сил. Известно давно, что государство не может быть крепким и 
авторитетным без сильной армии и флота, без сильной армии — нет политики. К 
сожалению, в нашем мире пока так.
     
     Получив достаточный опыт в командовании линейным, а затем и учебным 
батальоном дивизии, я был назначен на должность заместителя командира полка в 
80-й парашютно-десантный полк 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. 
Дивизия дислоцировалась в Литовской ССР со штабом в Каунасе. Полк, куда я был 
назначен, только формировался в районе небольшого городка Гайжунай, в 30 
километрах от Каунаса. Полк развертывался в лесу, имея практически только 
несколько сборно-щитовых казарм и несколько двухэтажных четырех-квартирных 
деревянных домов для офицеров.
     Все опять приходилось начинать сначала: строительство казарм, парков, 
оборудование учебных полей, полигонов. Часть подразделений полка были заняты на 
этих работах, остальные сразу включились в учебный процесс.
     В 1955 году я по рекомендации командования ВДВ был направлен для 
поступления в Академию им. М. В. Фрунзе. Семья оставалась в военном городке 
Гайжунай, а я поехал в Москву сдавать вступительные экзамены.
     Экзамены по различным предметам, особенно по тактике и вооружению, я 
сдавал хорошо. Но при-
40
шлось изрядно поволноваться при сдаче экзамена по иностранному языку. В школе я 
изучал немецкий язык, в военном училище — французский. От немецкого языка в 
голове еще что-то оставалось, а от французского кроме «бонжур» ничего. Его в 
училище преподавала молодая и очень симпатичная женщина, и мы, курсанты, на 
уроках больше смотрели на нее, чем слушали, что она говорит, а иногда и 
заставляли ее краснеть, наиболее смелые даже пытались приглашать на свидания. 
По окончании курса она нам всем выставила высокие оценки, и мы по-доброму 
расстались с ней. По-моему, она и рада была, что закончила с нами занятия, но и 
огорчена, что больше не увидит нас, ведь она знала, что мы все были чуточку 
по-юношески влюблены в нее. А в воздухе уже пахло войной...
     Я решил сдавать экзамен по немецкому языку. Принимал начальник кафедры 
иностранных языков, подполковник.
     Посадили в классе группу человек двенадцать, дали текст для перевода со 
словарем. Затем вызывали к доске, диктовали предложение на русском языке, его 
надо было перевести на немецкий и разобрать предложение по членам. Подошла моя 
очередь. Мобилизовав все свои познания в немецком, я пытался выполнить задание. 
Преподаватель посмотрел на доску, сказал: «Стирайте и садитесь», а сам стал 
что-то писать в тетради. Уходя, из-за его спины я увидел против своей фамилии 
запись: «К изучению языков не способен».
     Повесив голову, я пошел в общежитие собирать вещи и готовиться ехать домой.
 После каждого дня экзаменов на следующее утро вывешивались списки, кому надо 
идти за получением документов для отъезда. Придя утром в академию, я был уверен,
 что в списке увижу свою фамилию. Но ее в списке не было, я не поверил этому и 
зашел к секретарю приемной комиссии, который сказал мне: «Что вы волнуетесь, вы 
зачислены слушателем». Моей радости не было предела. Товарищи по общежитию 
вечером потребовали от меня обмыть эту удачу. Забегая вперед, хочу сказать, что 
я окончил академию с золо-
41
той медалью, а изучал уже английский язык. Так что можно считать, что я 
«владею» тремя языками.
     Начались поиски квартиры. Приехала семья, и мы сняли вблизи академии 
двенадцатиметровую комнату в коммунальной квартире. Почти половина моего 
денежного содержания уходила на оплату этой комнаты.
     Годы учебы в академии оставили самые приятные воспоминания. Начальник 
академии генерал армии Павел Алексеевич Курочкин и преподаватели для нас были 
образцом отношения к своему делу. В обучении широко использовался опыт войны, 
много было занятий в поле, выездов на учения, на стажировку в войска, участие в 
парадах на Красной площади.
     Несмотря на скудные финансовые возможности, мы с женой старались бывать в 
театрах, музеях, ведь мы думали, что больше никогда не попадем в Москву.
     Старшиной нашей группы был Виктор Зикеев, Герой Советского Союза. Мы за 
время учебы сдружились между собой и даже сейчас, по прошествии многих лет, 
бывшие слушатели нашей группы и факультета стараются следить за судьбой друг 
друга, хотя уже многие ушли из жизни. До сих пор у меня сохраняются дружеские 
отношения с однокурсниками Валентином Леонидовичем Спасским, Валерием 
Александровичем Соболевым, Павлом Николаевичем Шевелкиным.
     По окончании академии состоялся традиционный прием слушателей академий 
Советской Армии и Флота в Кремле. Мне была представлена возможность выступить 
на приеме. После официальной части началось небольшое застолье. К нашим столам 
подходили члены правительства, Политбюро, и в том числе Н. С. Хрущев. Впервые 
мы их так близко видели. Общение было непринужденным. Мы с восторгом принимали 
поздравления и пожелания успехов в службе. Впереди нас ждала напряженная работа 
в войсках.
   
   V
   Командир полка
     (1958-1961)
     
     Я получил назначение на должность командира 108-го гвардейского 
парашютно-десантного полка 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, в город 
Каунас.
     В ноябре 1958 года я приехал с семьей к месту службы. Квартиры, как всегда,
 не было, пришлось жить на территории полка в одной из комнат штаба. Но это не 
пугало. Наоборот, я видел своими глазами иногда скрытую жизнь теперь 
подчиненных мне солдат.
     Полк в октябре проверялся московской комиссией и получил 
неудовлетворительную оценку, командир полка был отстранен от должности. Дальше 
все зависело от меня: или полк к весне выправится, или меня постигнет участь 
предшественника. Командование дивизии всячески старалось помочь полку твердо 
встать на ноги.
     Я считал, что главное — вселить веру личному составу, особенно офицерам, 
что все нам по силам и что плохая оценка — лишь эпизод в жизни полка, но, 
поскольку это задевает нашу честь и достоинство, мириться с этим больше нельзя. 
Никаких кадровых перетрясок я делать не стал. Просто своим отношением к работе 
хотел подать пример: надо много трудиться, чтобы исправить положение в полку. 
Была внесена плановость в работу штаба и моих заместителей, строго спрашивалось 
за выполнение плана боевой подготовки подразделениями, повысилась 
требовательность ко всем категориям начальников, от командира отделения до 
командира батальона, за исполнение своих служебных обязанностей.
     Подразделения полка больше времени проводили на полигоне и учебных полях, 
чем на зимних
43
квартирах. Люди почувствовали уверенность в том, что могут добиться высоких 
результатов.
     Много сделали для этого заместители командира полка подполковник В. Н. 
Костылев, заместитель по политической части майор В. П. Махорин, капитан Л. Л. 
Шарашенидзе и другие офицеры штаба, командиры подразделений. В полку 
складывался дружный, работоспособный коллектив офицеров. Мне повезло, что со 
мной рядом были такие офицеры. Даже когда военная судьба нас разбросала по 
разным местам службы, мы сохранили эту дружбу, в том числе и между семьями.
     Весной полк снова подвергся проверке Управлением командующего 
Воздушно-десантными войсками. Полк получил хорошую оценку. О моральном 
настроении личного состава можно судить по такому эпизоду.
     Я был на полигоне, где проводились ротные учения с боевой стрельбой. Во 
второй половине дня мне позвонил начальник штаба и сообщил, что три роты 
сдавали кросс на 3 километра и уложились на оценку «хорошо», но проверяющие уже 
после кросса замерили дистанцию, и она на 50 метров оказалась короче. Оценка 
поэтому не утверждена. Спрашивается, что делать? Я обратился к председателю 
комиссии, объяснив, что это какое-то недоразумение, ведь проверяющие обязаны 
были сами замерить дистанцию до начала кросса, и попросил его разрешить снова 
провести кросс по дистанции, которую определят они.
     Со мной согласились. Кросс повторный был назначен на следующее утро. По 
телефону я приказал начальнику штаба собрать личный состав этих рот в клубе к 
23.00, то есть уже после отбоя.
     К назначенному времени я вернулся в полк, в клубе меня ждали «неудачники».
     — Нас обвиняют в том, что мы уменьшили дистанцию. И только поэтому вы 
пробежали на оценку «хорошо». Я, солдаты, верю вам, знаю, что вы честно 
заработали оценку, вашей вины нет. Сомнения проверяющих, высказанные в ваш 
адрес, задевают нашу честь. Нам разрешили завтра повторить
44
кросс, добавив эти злополучные 50 метров на трехкилометровой дистанции. Я 
обращаюсь к вам с просьбой завтра доказать, чего вы стоите. Весь зал дружно 
зааплодировал. На другой день состоялся повторный кросс. Солдаты пробежали на 
оценку «отлично». В первом забеге с головной ротой бежал только накануне 
прибывший в полк заместитель командира полка по политической части майор 
Владимир Павлович Махорин.
     В период командования полком у нас сложились хорошие деловые отношения с 
молодежными организациями и руководством города. В полк несколько раз приезжал 
первый секретарь ЦК компартии Литвы Снечкус. Среди литовцев он пользовался 
громадным авторитетом. Полк считался «придворным», поэтому нас не забывали и 
другие гости.
     Одновременно мы продолжали обустраивать военный городок, строились парки 
под новую технику, ремонтировались существующие казармы. Мне хочется сегодня 
сказать добрые слова в адрес командира дивизии генерала И. М. Дудуры, 
начальника политического отдела дивизии Н. Н. Логунова и других офицеров 
управления дивизии.
     У меня остались самые светлые воспоминания о времени моего командования 
полком. Командир — это полный хозяин в полку. Он отвечает за все, начиная с 
того, чем кормят солдат, как живут семьи офицеров, где учатся их дети, и кончая 
боевой готовностью и обученностью личного состава. Он самостоятелен в принятии 
решений, ему доверена жизнь нескольких сотен людей. Другие старшие должности 
уже несколько отдалены от людей, там иные обязанности у начальников. Вот почему,
 как мне кажется, любой будущий военачальник должен в своей военной карьере 
пройти эту ступень.
     Пришло время, и сменился командир дивизии. Прибыл новый командир — 
полковник П. В. Чаплыгин. Я был назначен начальником штаба дивизии. Для меня 
началась новая работа, новые служебные обязанности.
     Петр Васильевич Чаплыгин всячески старался помочь мне в освоении новой 
должности. Это был
45
требовательный, высокоответственный офицер, а затем генерал. И я с теплотой 
вспоминаю нашу совместную службу. Через несколько лет судьба нас снова свела 
вместе. Он был заместителем командующего Воздушно-десантными войсками по боевой 
подготовке, а я прибыл на должность первого заместителя командующего. Но это 
абсолютно не коснулось наших взаимоотношений. Я всегда считал его старшим и 
более опытным.
     Уже без меня, в 1956 и в 1968 году личный состав 108-го 
парашютно-десантного полка участвовал в подавлении контрреволюционных мятежей в 
Венгрии и Чехословакии. Десантники полка выполнили поставленные задачи. Многие 
были награждены государственными наградами.
   
   VI
   Дальний Восток
     (1962-1969)
     
     Предстоял опять переезд к новому месту службы. В 1962 году я был назначен 
на должность командира 98-й гвардейской Свирской воздушно-десантной дивизии. 
Решили ехать сразу всей семьей. Сборы были недолгими, тем более что вещей было 
два чемодана и один тюк, да небольшой запас продуктов на первые два-три дня для 
детей.
     Поезд Москва—Хабаровск шел семь суток до станции Белогорск (бывшая 
Куйбышевка-Восточная). Поездка была очень интересная, познавательная. Нам 
представлялась возможность проехать практически через всю страну, из окна 
вагона посмотреть на города, железнодорожные станции, на мелькающий по ходу 
поезда прекрасный и разнообразный пейзаж, на Байкал. Больше поездами мне не 
приходилось ездить на такие большие расстояния. Единственное было нехорошо: 
когда приехали на конечную станцию и вышли из вагона, детей зашатало, и их 
вынуждены были вести «под руки».
     Мой приезд не вызвал особой радости у командования Дальневосточным военным 
округом да и дивизии. Дело в том, что в округе был свой кандидат, о чем мне 
прямо было сказано командующим войсками округа генерал-полковником Я. Г. 
Крейзером, но Москва не посчиталась с их мнением. Я это видел и понимал: значит,
 мне придется так работать, чтобы за короткий срок приняли, увидели, что я 
соответствую своей должности. К моменту моего прибытия прежний комдив генерал М.
 И. Сорокин убыл на учебу в Академию Генерального штаба. Впоследствии мы 
неоднократно встречались с ним по службе. Это высокообразованный и волевой 
командир. Он, так же как и я, прошел все ступени офицерс-
47
кой службы и закончил службу в должности заместителя министра обороны — 
Главного инспектора Вооруженных Сил.
     Исполнял обязанности комдива полковник Д. Г. Шкруднев — заместитель 
командира дивизии, он и планировался округом на место генерала Сорокина. Без 
сомнения, Шкруднев заслуживал этой должности. Он уже командовал ранее 103-й 
гвардейской воздушно-десантной дивизией, но в ходе итоговой проверки 
главнокомандующим Сухопутными войсками Маршалом Советского Союза В. И. Чуйковым 
части дивизии, поднятые внезапно по тревоге, несвоевременно вышли в назначенные 
районы сосредоточения, и комдив был снят с должности.
     Требования к войскам в то время были жесткие. Впоследствии Д. Г. Шкруднев 
служил на различных крупных должностях, был советником по боевым действиям в 
Афганистане, где показал себя истинно боевым генералом. За время нашей 
совместной службы в 98-й гвардейской воздушно-десантной дивизии он ни разу не 
подал виду, что обижен, а честно и добросовестно работал и всячески старался 
помочь мне, как более опытный. Он был жизнерадостный человек, лидер в любой 
компании, с юмором, в то же время хороший организатор, думающий и разумный 
начальник, пользовался высоким заслуженным авторитетом. Таким он остался и 
сейчас, находясь в отставке.
     98-я гвардейская дивизия имела богатый боевой опыт, обретенный в войну, и 
оберегала свои боевые традиции. В августе 1944 года в составе 37-го 
гвардейского стрелкового корпуса Карельского фронта она форсировала реку Свирь. 
Двенадцать воинов за подвиг при форсировании были удостоены звания Героя 
Советского Союза, а дивизия получила наименование «Свирской». Все герои 
остались живы и постоянно, уже после войны, поддерживали связь с дивизией, а 
некоторые и служили в ней. В дивизии были сильные командиры полков, такие, как 
Спирин, Самойленко, Баранов, Ильюхин. Все они впоследствии стали генералами, 
командовали другими
48
соединениями, а Г. К. Самойленко принимал от меня дивизию, когда я позже, через 
три года, снова убывал к новому месту службы.
     Впоследствии, когда я был командующим ВДВ, в управлении я встретил 
несколько офицеров, которые служили со мной в дивизии. Они тогда были 
лейтенантами, теперь многие из них стали генералами и полковниками, а Беляев 
Валерий Николаевич, долгое время бывший начальником штаба Воздушно-десантных 
войск, генерал-полковником. И только недавно, в силу различных причин, он 
уволился в запас.
     Сейчас штаб Воздушно-десантных войск возглавляет генерал-лейтенант Николай 
Викторович Стаськов — воспитанник 108-го парашютно-десантного полка 7-й 
воздушно-десантной дивизии.
     
     В частях шел нормальный учебный процесс, в том числе совершались 
парашютные прыжки. Через несколько дней после вступления в должность я также 
совершил парашютный прыжок из самолета вместе с солдатами. Я не придал этому 
особого значения: прыжок как прыжок. Но, оказывается, буквально в тот же день 
весть о том, что новый комдив совершил прыжок с парашютом, разнеслась по всем 
частям, и офицеры, и солдаты признали меня: «это наш, свой, десантник». С этого 
начинался у десантников авторитет командира.
     В основном части были подготовлены хорошо. Я свою задачу видел в том, 
чтобы не дать расслабляться, а продолжать наращивать напряжение в боевой учебе.
     Зимы в Амурской области суровые, малоснежные и морозные. Утром идешь на 
работу, а деревья и деревянные здания трещат от мороза. Морозы доходили до 
35—40°, но воздух сухой, это спасало от обморожения, даже при совершении 
парашютных прыжков у нас не было случаев обморожения. Солдаты были одеты в 
теплые десантные куртки, на лицо надевался подшлемник. Лето, как правило, сухое,
 жаркое. Вокруг Белогорска, маленького рай-
49
онного центра, простирались поля, засеянные соей, которую не всегда успевали 
убирать до морозов.
     За время войны упадок в сельском хозяйстве коснулся непосредственно и 
Амурской области. На полях можно было видеть стада коров, выгнанных из хлевов в 
трескучий мороз для кормления. Обледенелые, они бродили по полю, выискивая корм.
 Это «по-научному» называлось «беспривязное содержание скота». Инициатором 
такого содержания голодных коров был первый секретарь Амурского обкома Морозов, 
за что был повышен в должности и уехал в Москву. На все это было больно 
смотреть, а ведь в области в свое время казаки выращивали даже бахчевые 
культуры.
     Жизнь в дивизии шла своим чередом: проводились учения, стрельбы, прыжки, 
много внимания уделялось физической подготовке, отрабатывались вопросы быстрого 
приведения частей в различные степени боевой готовности с практическим выходом 
в назначенные районы и к аэродромам взлета.
     В шестидесятых-семидесятых годах, как известно, наступило напряжение в 
советско-китайских отношениях, это видно было и на границе с Китаем.
     Областной центр Амурской области Благовещенск стоит на границе с Китаем, 
которая проходит по реке Амур. Раньше шла интенсивная торговля в этих местах. 
Затем все прекратилось, на китайском берегу реки часто стали появляться толпы 
китайцев, угрожающе размахивающих руками и выкрикивающих угрозы в адрес нашей 
страны. В этих условиях принимались меры к укреплению границы, войскам, 
расположенным вблизи нее, нарезались полосы обороны, а затем в состав округа из 
других военных округов стали прибывать различные соединения и части. Округ 
спешно наращивал свои силы.
     Главнокомандующий Сухопутными войсками Маршал Советского Союза В. И. 
Чуйков, объезжая войска округа, прибыл и к нам в дивизию. Я впервые встречался 
с ним.
     Представившись, пригласил на обед в столовую Дома офицеров. В одной из 
комнат столовой был
50
накрыт стол. Когда все сели, девушка-официантка, заранее проинструктированная, 
подошла к маршалу и спросила, можно ли налить ему в бокал шампанского.
     — Что, я им руки должен мыть? — ответил он и, повернувшись вполоборота ко 
мне: — У вас что, только эту воду и пьют?
     — Нет, у нас есть все, — ответил я, — разрешите коньяк?
     Официантка разлила по рюмкам коньяк. Никаких тостов не было, я просто 
пожелал всем приятного аппетита.
     После обеда по пути в штаб дивизии заехали в полк подполковника А. А. 
Спирина. Подразделения полка в это время выходили из столовой после обеда. 
Увидев кавалькаду машин и зная, что в дивизию приехал маршал, все, конечно, 
остановились и стали смотреть на нас, стоящих посреди плаца напротив столовой.
     Чуйков обращается ко мне:
     — Комдив, а почему они не на занятиях?
     — Товарищ Маршал Советского Союза, сегодня выходной — воскресенье, и 
сейчас закончился обед.
     — А что, разве в выходные дни нельзя заниматься?
     — Они никогда не видели маршала, и все хотят на вас посмотреть.
     Чуть-чуть улыбнувшись, он больше ничего не сказал.
     После осмотра одной из казарм и доклада командира полка сели в машины и 
поехали в штаб дивизии.
     В кабинете были развешаны карты и необходимые схемы. Я доложил о составе 
дивизии, пунктах дислокации частей, наличии вооружения и боеприпасов, сообщил 
расчет времени на выход частей в свои полосы обороны, а также, в случае другого 
решения, и на аэродромы взлета.
     Он задал несколько уточняющих вопросов. По-видимому, мой доклад его 
удовлетворил, больше никого он слушать не стал. Маршал попрощался со всеми, кто 
был на заслушивании. Выйдя на улицу, он неожиданно взял меня под руку и отвел в 
сторону:
51
     — Комдив, держите дивизию в руках, неожиданности могут быть всякие, будьте 
к ним готовы. Это все серьезно.
     Попрощавшись, он уехал.
     Мы знали, что в свое время он был главным военным советником в Китае, 
поэтому серьезно и предупреждал.
     О маршале Василии Ивановиче Чуйкове в армии ходили разные, зачастую 
противоречивые суждения.
     Одни говорили о его суровости, требовательности и даже грубости; другие, 
наоборот, — о его объективности. Я встречался с ним только один раз. Но эта 
встреча на меня произвела большое впечатление.
     Позднее, как я слышал от других военачальников, ставился вопрос о его 
замене на посту Главкома, а затем и начальника Гражданской обороны. Но Л. И. 
Брежнев отвечал: «Потерпите, это национальный герой, он защитил Сталинград, 
своей армией брал Берлин».
     После кончины он был, согласно его завещанию, похоронен на Мамаевом 
кургане, у памятника Славы в Сталинграде (Волгограде).
     В словах Брежнева мне видится уважение руководителя государства к 
Вооруженным Силам, к ветеранам войны, павшим и живым солдатам и офицерам, 
защитившим свой народ, свою страну. Становится страшно и обидно, когда со сцены 
и телеэкрана некоторые артисты — иваны не помнящие родства — издеваются над 
историей страны. Страшно потому, что наши внуки впитывают эту зловещую 
пропаганду. Что же потом будет с ними, с Родиной?
     
     К осени в состав дивизии прибыли из западных и центральных округов 
отдельный ракетный дивизион, танковый батальон, дивизион 152-миллиметровых 
орудий. Это было мощное усиление огневых возможностей дивизии. Надо было 
разместить прибывшие части, обустроить, подготовиться к зимним холодам. Все 
было брошено на решение этой зада-
52
чи. Большую помощь оказал новый командующий войсками округа генерал-полковник 
(потом генерал армии, главком Сухопутных войск) Иван Григорьевич Павловский. Но 
передышки вновь прибывшим частям мы не дали. Примерно через месяц после их 
прибытия они начали боевую учебу.
     На первый выход танкового батальона на полигон поехал и я. В течение 
нескольких дней в полевых условиях наравне с подчиненными я осваивал новые 
танки, а затем с инструктором отрабатывал вождение и закончил освоение техники 
стрельбой в качестве наводчика. Затем в моем присутствии начальник артиллерии 
дивизии полковник Н. М. Крючков провел тактическое учение с отдельным ракетным 
дивизионом. Так мы вводили в строй вновь прибывшие части и одновременно учились 
сами.
     Серьезным испытанием нашей готовности явилась инспекторская проверка в 
первой половине лета следующего года. Проверяла войска округа Главная инспекция 
под руководством Маршала Советского Союза К. С. Москаленко.
     Проверялась и наша 98-я гвардейская дивизия. Части сдавали проверку 
нормально, я твердо знал, что мы выдержим достойно этот экзамен. Так оно и было.
 Все стрельбы, командно-штабные учения, учения с боевой стрельбой и другие 
дисциплины части сдавали на хорошую оценку. Все осталось позади, и вдруг 
неожиданно в два часа ночи я получаю директиву: поднять 217-й 
парашютно-десантный полк по боевой тревоге, вывести к аэродрому взлета и в ночь 
на следующий день десантировать на остров Сахалин. Была указана и боевая 
(учебная) задача.
     Полк к утру совершил марш, вышел в район ожидания к аэродрому, где его 
ждали уже прибывшие самолеты Ан-12. День полк готовился к десантированию: 
швартовал технику, готовя ее к десантированию, командирам ставились задачи, 
организовывалось взаимодействие, в том числе и с фронтовой авиацией. Командир 
полка, подполковник А. А. Спирин уверенно решал все эти вопросы.
53
     Штаб дивизии организовал переброску команды обеспечения на остров 
самолетами военно-транспортной авиации. Я вместе с командующим 
военно-транспортной авиацией генералом Г. Н. Пакилевым находился в районе 
десантирования на площадке приземления. Ночь, ничего не видно. Площадка 
приземления находилась восточнее города Анива, на берегу залива. Послышался гул 
самолета, шел разведчик, через несколько минут группа самолетов с передовым 
отрядом. Смотрим на небо, темно, только видны бортовые огни пролетающих над 
нами самолетов. Все мы немного нервничаем. Получаем от группы наведения 
военно-транспортной авиации доклад — на подходе основные силы десанта. И вдруг, 
как иногда бывает, в самый ответственный момент командующий военно-транспортной 
авиацией получает от группы наведения снова доклад: отказали радиомаяки, 
самолетам не на что ориентироваться. Принимаем совместное решение: 
десантировать, летчикам передать команду, что маяки не работают. В воздухе 
сплошной гул летящих самолетов, по радио слышим доклады летчиков: начинаю 
работать, отработал, ухожу на курс.
     Что творится в воздухе, нам не видно — сплошная темнота. Закончилась 
выброска, выхожу на связь по радио с командиром полка, он просит дать ему время 
разобраться в обстановке.
     Чуть-чуть начало светать, через некоторое время получаю доклад командира 
полка: подразделения начали выходить на сборные пункты, часть личного состава 
была выброшена над заливом, результаты пока не ясны. Мы все на командном пункте,
 конечно, нервничаем, хотя стараемся не показывать вида. Осталось ждать только 
рассвета. Вдали справа и слева слышны выстрелы, затем «ура». Это подразделения 
полка начали атаку объектов захвата. Но меня больше беспокоит, что там делается 
на воде залива. Рассвело. Продолжается «бой» где-то позади нас. Меня вызывает 
на связь командир полка и докладывает, что люди, десантированные на воду, вышли 
на берег и все в порядке. Надо сказать, что залив Анива в этом месте 
мелководный, около ки-
54
лометра можно идти только по колено в воде, а затем постепенно начинаются 
глубины. Это, без сомнения, и спасло десантников, которые приземлялись на воду.
     Через два часа снова доклад: все нормально, все живы, травм нет. 
Повеселели наши лица, я по радио передал командиру полка: «Спасибо, Анатолий 
Андреевич, тебе за выучку твоих орлов, продолжайте выполнять поставленную 
задачу».
     Во второй половине дня маршал Москаленко дал отбой учению. Полк начал 
сосредоточиваться у аэродрома Южно-Сахалинска. На следующий день десантники 
самолетами были возвращены к своему месту дислокации в Белогорск. Так мы 
выдержали этот серьезнейший этап проверки нашей боеспособности.
     В Хабаровске состоялся разбор итоговой проверки войск округа, проведенной 
Главной инспекцией. Доклад сделал Маршал Советского Союза К. С. Москаленко.
     Когда речь в докладе шла об итогах боевой подготовки, среди других, но с 
лучшей стороны, отмечалась почти по всем показателям наша дивизия. Я при каждом 
таком тезисе вскакивал и стоял, пока маршал не говорил мне «садитесь». Хотя 
можно было и не вставать, я опять вскакивал, когда говорилось хорошо о дивизии.
     Затем маршал перешел к анализу состояния дисциплины. Много было по этому 
вопросу сказано нелицеприятного в адрес 98-й дивизии наряду с другими. Тут я 
уже не вставал, пока маршал не спросил, а где комдив? Пришлось встать, и долго 
я ждал его разрешения «садитесь». Бывает и так!
     По итогам проверки был издан приказ министра обороны. В приказе отмечалась 
высокая выучка десантников 98-й дивизии и неполная готовность 
военно-транспортной авиации к проведению десантирования ночью.
     Мне как командиру дивизии была объявлена благодарность министра обороны. 
Не все задачи боевой готовности, подготовки частей и особенно поддержания 
воинской дисциплины решались так, как
55
нам хотелось бы, много было просчетов, ошибок в нашей работе. Мы понимали это, 
но мы знали что и как надо делать.
     Большую работу проводил среди личного состава политотдел дивизии, 
возглавляемый полковником В. М. Крутько и подполковником М. И. Гоголевым, 
заместителями командиров по политчасти. У меня с ними было полное 
взаимопонимание, каждый из нас занимался своим делом, ощущая всю полноту 
ответственности, которая ложилась на наши плечи. Политорганы мне не мешали, 
напротив, от них шла реальная поддержка. Может быть, мне просто везло на 
порядочных людей, за исключением одного, но об этом позже.
     Высокая оценка, данная дивизии, — это заслуга и результат напряженной 
работы всего личного состава, особенно управления дивизии, командиров и штабов 
частей, солдат, сержантов и офицеров. Я это понимал и ценил. Люди знали, что я, 
как командир, ценю их труд, они отвечали тем же.
     Этой проверкой фактически и заканчивалось мое командование дивизией. 
Прощай, ВДВ. Мне тогда казалось, что на этом заканчивалась моя служба в 
Воздушно-десантных войсках, но в жизни получилось иначе.
     Было грустно расставаться с замечательным коллективом. Но нас не 
спрашивали, где нам служить, и мы не выбирали место службы.
   
   VII
   Остров Сахалин
     (1966-1969)
     
     В 1966 году я был назначен командиром 2-го армейского корпуса, 
дислоцированного на острове Сахалин, где прослужил до конца 1969 года. Перед 
этим я окончил Высшие академические курсы при Академии Генерального штаба. Это 
была полезная и необходимая учеба.
     Все, кому довелось служить на Дальнем Востоке, и особенно на острове 
Сахалин, всегда, как мне кажется, будут вспоминать эти свои годы, изумительный 
край и неповторимую его природу.
     Зимой, особенно в конце января—феврале, часто бывают вьюги с обильным 
снегопадом. За сутки-двое снега выпадало столько, что сугробы доходили до окон 
вторых этажей зданий, можно было прямо из окна становиться на лыжи и выезжать 
из дома. На помощь Южно-Сахалинску приходили военные. На ГТС (гусеничные 
высокопроходимые транспортеры) развозили по магазинам продукты, оказывали 
помощь населению, расчищали дороги. Как только утихала пурга, заканчивался 
снегопад и выглядывало солнце, ослепительно сверкал снег и все становились на 
лыжи.
     Недалеко от дома, где мы жили, находился трамплин на горе под названием 
«Горный воздух». Сотни жителей, сняв верхнюю одежду, голые по пояс, катались на 
лыжах — Швейцария!
     Летом, в июне, погода могла также преподнести сюрприз — шли обильные дожди 
или снова сыпал на землю снег. В июле приходило резкое потепление, в Анивском 
заливе начиналось купание. Этот период был коротким, в лучшем случае — пара 
недель.
     Всегда поражала красота осени. Кроны деревьев переливались разноцветными 
красками. Листья от-
57
дельных растений достигали громадных размеров, одним листом лопуха или 
папоротника можно было укрыть небольшую машину.
     В сентябре начинался ход рыбы на нерест. Это захватывающее зрелище. На 
острове было несколько рыборазводных питомников. В чанах с проточной водой из 
искусственно оплодотворенных икринок вырастали мальки. Когда они достигали 
необходимых размеров, их выпускали в речку, и они уходили в море. Особенность 
горбуши и кеты в том, что рыба через три года возвращается для икрометания в ту 
речку, где ее выпустили или где взрослые особи отметали икру.
     Рыболовецкие бригады в это время выходили море.
     Рыба шла сплошным потоком. В небольших речках, особенно в устьях, вода 
кишела рыбой. Упорно она пробивалась вверх по рекам, где, отметав икру, 
выбрасывалась на берег и гибла.
     Воинские части закупали лицензии, создавали бригады и вели отлов рыбы. В 
солдатских столовых стояли бочки с кусками малосольной кеты или горбуши. В 
магазинах города красную икру продавали на вес. Так было до глубокой осени.
     Японцы часто перехватывали идущие к нашим берегам косяки рыб, ставили 
проволочные сети на путях их движения. Была даже нота протеста нашего 
правительства правительству Японии по этому вопросу. Как известно, 
браконьерство со стороны японских рыбаков продолжается и сейчас. По-прежнему 
пограничники задерживают японские шхуны в наших территориальных водах.
     
     Надо сказать, что японцы после захвата в 1905 году южной части Сахалина 
нанесли за время своего пребывания на острове значительный ущерб природе. 
Вокруг Южно-Сахалинска варварски вырублены леса, пни от деревьев оставлены 
высотой около метра, создается впечатление, что Сахалин служил для них местом, 
откуда природные богатства интенсивно вывозились в Японию. Японские войска в 
южной части Сахалина находились только
58
летом. На зиму оставались военные комендатуры для охраны военных городков и 
подготовки к приему войск с наступлением тепла.
     В конце августа 1945 года в результате блестяще проведенной 
Южно-Сахалинской операции войсками 16-й армии 2-го Дальневосточного фронта и 
Северо-Тихоокеанской флотилией был освобожден Южный Сахалин и Курильские 
острова.
     
     В южной части острова располагались соединения и части 2-го армейского 
корпуса, а также части истребительной авиации ПВО и небольшая база флота. Семьи 
наших офицеров в маленьких гарнизонах жили в японских домиках. Это были домики 
на одну-две семьи. Стены их сооружены из досок, между внешней и внутренней 
стеной засыпаны опилки или проложен мох. Внутри печь, но труба сразу снизу 
почему-то выводилась наружу и поднималась вверх вдоль стены. Мы так и не поняли,
 в чем суть этой архитектуры. А горели эти домики, как бумага. К сожалению, 
были случаи и гибели в них людей.
     От японцев осталась и действовала узкоколейная железная дорога 
Южно-Сахалинск — Поронайск. Нам часто приходилось ездить по ней. Маленький 
паровозик, маленькие низкие вагоны, где можно было стоять только согнувшись. 
Дорога шла вдоль моря, затем петляла между сопок, вагоны качало из стороны в 
сторону, а зимой, случалось, поезд останавливался где-нибудь на перегоне из-за 
снежных заносов. В этих случаях вызывался вертолет и командира корпуса 
вызволяли из снежного плена.
     Оперативное предназначение войск корпуса — оборона острова. Боевая 
подготовка велась с учетом этой задачи. Летом проводились учения с боевыми 
стрельбами на побережье по надводным целям, а зимой занимались в основном 
одиночной подготовкой солдат и подготовкой подразделений, расчисткой от снега 
путей выхода войск из военных городков на свои направления.
     Серьезной трудностью для нас было проведение мероприятий по 
доукомплектованию войск. К час-
59
тям приписывался двойной комплект военнообязанных, но и это не в полной мере 
решало проблему. Дело в том, что основная масса мужчин на острове — рыбаки и 
моряки. Они уходили летом в море. Призывать в установленные сроки практически 
было некого. К сожалению, это не всегда учитывалось старшими начальниками, 
особенно из генштаба, мерили всех одной меркой.
     Еще один парадокс заключался в том, что ежегодно корпус формировал и 
отправлял по морю на материк автомобильные батальоны для уборки урожая. Грузили 
автомашины на пароходы в портах Корсаков и Холмск, перевозили их в Совгавань. 
Затем погрузка в железнодорожные эшелоны, и они следовали в Сибирь, а один раз 
даже в Ставрополье. Дорого обходился государству этот хлеб.
     Возвращались автобаты тем же путем уже поздно осенью. Автомашины стояли на 
палубах обледенелые, буксирами их стаскивали на берег. В течение нескольких 
недель мы их приводили в порядок, ремонтировали. На другой год все повторялось 
сначала. Со стороны округа мы находили взаимопонимание по отправке 
автомобильных батальонов, но не все зависело и от них.
     Были, конечно, и преимущества у службы на острове. Это, во-первых, 
предоставление полной самостоятельности. Различные комиссии Москвы и Хабаровска 
к нам прилетали в основном к моменту начала отлова красной рыбы. Офицеры 
стремились попасть служить на Сахалин. Привлекали льготы: полуторный оклад 
денежного содержания, паек для семей, выслуга лет — год за полтора. Были льготы 
и для гражданского населения. Но однажды на остров прилетел Н. С. Хрущев. Выйдя 
утром на балкон, он увидел ясное небо и солнце. Стоило ему произнести: «Как 
здесь хорошо, даже лучше, чем на материке», — как через несколько дней после 
его отлета были отменены все льготы для населения. Начался процесс отъезда 
людей с острова. И только когда увидели, к чему это привело, были восстановлены 
льготы — уже при новом руководстве страны.
60
     Прилетал на остров и председатель Совета Министров А. Н. Косыгин. От 
встречи с ним осталось приятное впечатление.
     Посетив солдатскую столовую, он сел за стол и попросил подать ему ужин. 
Подали на металлической тарелке картофельное пюре с рыбой и кусок черного хлеба 
— солдатскую порцию. Алексей Николаевич спросил: «А что, белого хлеба нет?» 
Ответили: «По норме не положено, только на завтрак».
     — Мы сейчас в состоянии кормить армию лучше, — был его ответ.
     Через некоторое время вышло постановление правительства об увеличении 
нормы белого хлеба, и дополнительно в солдатский паек включались куриные яйца.
     Ночевал Косыгин в гостинице на озере Тунайча. При возвращении утром в 
Южно-Сахалинск была сделана остановка в поселке рыбаков на берегу Охотского 
моря. Председатель Совета Министров подошел к группе мужчин, стоящих у магазина.

     — Что, мужики, так рано стоите у магазина, соображаете на троих?
     — Нет, Алексей Николаевич, мы в состоянии купить на каждого по бутылке. В 
этом году у нас хорошие заработки.
     К нему прорвалась через охрану одна женщина и пожаловалась, что маршрутный 
автобус должен был прийти полчаса назад, а его все нет. Что же это у нас за 
порядки? Позже, в машине, Алексей Николаевич с довольным видом говорил, что 
народ надеется на Советскую власть, раз эта женщина считает, что и за опоздание 
автобуса власть отвечает и должна принять необходимые меры. Секретарь обкома П. 
А. Леонов обещал разобраться и навести порядок. Тепло попрощавшись с нами в 
аэропорту, Косыгин улетел в Москву.
     Постоянную помощь корпусу, особенно в вопросах обустройства гарнизонов, 
оказывали командование и военный совет округа. В это время округом командовали 
генералы И. Г. Павловский, В. Ф. Толубко, О. А. Лосик.
61
     Трудности заключались в том, что на острове практически не было своей 
строительной базы и все завозилось с материка, так же как и материальные запасы,
 в том числе и продовольствие. В корпусе был свой военный совхоз. Мы выращивали 
картофель, капусту, обеспечивали войска этой продукцией.
     Из всего сказанного видно, что командованию корпуса наряду с руководством 
войсками, решением вопросов боевой готовности и боевой обученности, приходилось 
значительное время уделять хозяйственным проблемам, находить их решение. Много 
работали над этим заместитель по тылу полковник, впоследствии генерал, Николай 
Семенович Усошин, заместитель по вооружению полковник Борис Семенович Бриль. У 
меня до сих пор сохранились с ними теплые, дружеские отношения.
     В управлении и штабе корпуса был дружный и работоспособный коллектив, и 
хотя не всегда было все безоблачно, но это была служба.
     Заместителем по политической части был генерал-майор Иван Михайлович 
Россейкин. Я уже писал, что мне везло на порядочных людей. Из их числа и Иван 
Михайлович. Это был хорошо воспитанный и подготовленный генерал. Он не лез в 
вопросы командования войсками, а занимался своим делом. В войсках корпуса 
пользовался авторитетом. Мы жили в одном доме, подружились семьями, а позднее, 
когда я был уже в Калининграде, породнились. Его сын Владимир окончил 
Дальневосточное общевойсковое училище, женился на нашей дочери Ларисе, а теперь 
у нас взрослые внучка и внук, сейчас внучка Элеонора уже подарила нам правнука, 
прекрасного мальчика Сашу.
     
     В конце 1969 года меня неожиданно вызвали в Москву, в Главное управление 
кадров. Было предложено вернуться в Воздушно-десантные войска на должность 
первого заместителя командующего.
     Мне не хотелось покидать свой корпус, Дальний Восток. Дела у меня шли 
хорошо, служба на Саха-
62
лине была интересной. Насколько я знаю, и командование округа не особенно 
хотело моего отъезда.
     Но у нас росли дети, сын поступил в политехнический институт в Хабаровске, 
дочь на следующий год заканчивала школу. Мы стояли перед выбором — или ехать в 
Москву, или оставаться на прежнем месте. Жена упорно твердила, что надо ехать, 
чтобы как-то в будущем определить детей. В конце концов я дал согласие.
     С болью в сердце я расставался с корпусом.
     В Хабаровске в штабе меня принял командующий войсками округа, а начальник 
штаба генерал-лейтенант В. И. Петров дал прощальный ужин.
     Василий Иванович Петров почти всю свою службу до 1976 года провел на 
Дальнем Востоке, участвовал в войне с Японией, командовал полком, дивизией, 
армией, был начальником штаба округа, с 1972 года командующий войсками 
Дальневосточного военного округа, главнокомандующий войсками дальневосточного 
направления, а с 1980 года — главнокомандующий Сухопутными войсками, затем 
первый заместитель министра обороны, Маршал Советского Союза. За оказание 
военной интернациональной помощи одной из стран на Ближнем Востоке был удостоен 
звания Героя Советского Союза. Это истинно военный человек, крупный 
военачальник, строгий и справедливый, службу он ставил выше всего. В войсках 
его авторитет был непререкаем. Все, кто служил с ним, всегда вспоминают о нем 
доброжелательно, с искренним уважением.
     Итак, прощай Дальний Восток и остров Сахалин!
   
   VIII
   Снова Воздушно-десантные войска
     (1969-1971)
     
     В январе 1970 года я прибыл в Москву на должность первого заместителя 
командующего Воздушно-десантными войсками. В управлении шутили: вернулся 
блудный сын.
     Работа заместителя командующего известна: войска, полигоны, учения, 
выполнение других внезапно возникающих задач. Два года пребывания в этой 
должности позволили мне познакомиться с областями и республиками, где 
дислоцировались наши войска, познакомиться со многими людьми, сравнить 
подготовку сухопутных частей, которыми я командовал, с подготовкой десантников, 
другими глазами увидеть проблемы войск. Воздушно-десантные соединения и части 
дислоцировались в Прибалтике, Молдавии, Узбекистане, в Одесской области Украины 
и в трех центральных областях России. Требовалось тесное взаимодействие с 
военными округами. Все это пригодилось в моей дальнейшей службе.
     Командовал войсками генерал армии Василий Филиппович Маргелов. Его по 
праву до сих пор, хотя он уже ушел из жизни, называют «десантник номер один». 
Он прокомандовал Воздушно-десантными войсками более двадцати лет. Никто другой 
так много не сделал для развития войск, как он, это был самородок, незаурядный 
человек. Именно такой и нужен был в то время Воздушно-десантным войскам. Личная 
храбрость и решительность проявились у него еще во время войны. Он закончил 
войну командиром стрелковой дивизии, Героем Советского Союза. По окончании 
Академии Генерального штаба вступил в командование Псковской воздушно-десантной 
дивизией. Здесь же, в возрас-
64
те сорока лет, имея восемь боевых ранений, совершил свой первый парашютный 
прыжок. В 1950 году его назначают командиром воздушно-десантного корпуса на 
Дальнем Востоке, а в 1954 году — командующим Воздушно-десантными войсками 
Советского Союза.
     Характерными его чертами были высокая требовательность и предоставление 
инициативы подчиненным, начатое дело он доводил до конца, смело брал на себя 
ответственность за свои решения и действия войск. Много внимания уделял 
парашютно-десантной и физической подготовке своих подчиненных. Воин-десантник в 
любых условиях обязан действовать самостоятельно, уверенно вести бой в тылу 
противника, проявлять дерзость и лихость.
     В 1969 году боевая машина десанта БМД-1 была принята на вооружение, на ее 
базе появилась и другая бронетехника, войска оснащались современными 
противотанковыми средствами и другим вооружением. Командующий держал под своим 
постоянным контролем разработку, внедрение в производство и оснащение войск 
новейшей техникой и средствами ее десантирования, в том числе на 
парашютно-реактивных системах.
     В результате этого при нем значительно повысилась огневая мощь и 
маневренность на поле боя. Это были уже другие войска, способные в тылу 
противника решать оперативно-стратегические задачи. Генерал Маргелов смело 
пошел на проведение эксперимента, а затем и внедрение в практику войск 
десантирования части экипажа внутри боевой машины на парашютных платформах, а 
позднее и на реактивных системах. Надо было иметь мужество и маргеловский 
характер, чтобы эти испытания поручить своему сыну Александру, офицеру 
Воздушно-десантных войск. Спустя более двадцати лет полковнику Маргелову 
Александру Васильевичу и генерал-лейтенанту Щербакову Владимиру Ивановичу за 
испытание новой техники и проявленное мужество были присвоены звания Героев 
России.
     Василий Филиппович всегда и везде крепил авторитет ВДВ в масштабе 
Вооруженных Сил и стра-
65
ны в целом. Войска стали популярными, а за рубежом их называют элитными. По его 
инициативе в войсках были введены тельняшка и голубой берет — это стало 
отличием и символом десантников.
     Как у каждого, у него были и недостатки личного порядка, но они с лихвой 
перекрывались его авторитетом у подчиненных. Как я уже говорил, он до сих пор 
остается в памяти воинов Воздушно-десантных войск как «десантник номер один», а 
войска ВДВ называют «войска дяди Васи». Уходя в запас, каждый воин-десантник 
считает своим долгом иметь в «дембельском» альбоме портрет В. Ф. Маргелова.
     В качестве первого заместителя командующего ВДВ мне часто приходилось 
бывать в военных округах на войсковых учениях, в которых принимали участие 
Воздушно-десантные войска.
     Одно из таких учений с десантированием парашютно-десантного полка 
проводилось в ходе инспектирования Главной инспекцией войск Среднеазиатского 
военного округа.
     Десантирование полка в районе реки Чу прошло нормально, но как только 
приземлился последний парашютист, вдруг задул «афганец». Все кругом стало черно,
 тучи песка обрушились на площадку приземления, но люди уже были на земле. 
Через несколько минут «афганец» ушел, опять выглянуло ослепительное солнце. В 
общем, десантникам повезло.
     По окончании учений там же, в поле, первый секретарь ЦК Компартии 
Казахстана Кунаев дал обед для офицеров полка. На обеде присутствовали Маршал 
Советского Союза Москаленко и командующий Среднеазиатским военным округом 
генерал армии Н. Г. Лященко.
     Было поставлено несколько юрт для офицеров. В белой юрте Кунаев давал 
прием (обед) для генералов. Тут же рядом с юртами резались бараны и жарился 
шашлык. Официанты принесли на большом блюде запеченную голову барана. Кунаев 
руками взял глаза барана и преподнес их Москаленко, как самому дорогому гостю. 
Кирилл Семенович сту-
66
шевался, не зная, что делать. Кунаев спас его, поднял тост за гостей. Так 
маршал и не отведал бараньи глаза.
     В марте 1970 года на заснеженных полях Белоруссии состоялись крупные 
общевойсковые учения под кодовым названием «Двина», которыми руководил министр 
обороны А. А. Гречко.
     От Воздушно-десантных войск в учениях принимала участие 76-я Черниговская 
Краснознаменная дивизия под командованием полковника (впоследствии генерала) В.
Н. Костылева. Я в должности заместителя командующего непосредственно отвечал за 
подготовку дивизии и выполнение ею своих задач. Более шести тысяч десантников 
дивизии и частей усиления всего за 22 минуты были десантированы самолетами 
военно-транспортной авиации в свои районы и успешно выполнили поставленную 
задачу. В этом была заслуга и летчиков военно-транспортной авиации. 
Руководитель учения высоко оценил подготовку и действия десантников.
     В июне 1971 года проводились войсковые учения «Юг», также под руководством 
А. А. Гречко.
     На этих учениях 98-я гвардейская воздушно-десантная Свирская 
Краснознаменная ордена Кутузова дивизия десантировалась в один из районов Крыма.

     В связи с обострением обстановки в районе Ближнего Востока эта дивизия 
была передислоцирована с Дальнего Востока в город Болград Одесской области, а 
один полк в Кишинев, в Молдавию.
     Части дивизии разместились на фондах военных городков мотострелковой 
дивизии, которая в 1968 году ушла в Чехословакию. Особенностью небольшого 
районного центра Болград было то, что на каждом углу стояли ларьки, где 
продавалось вино. Офицеры и солдаты частенько утоляли жажду стаканом вина за 
пять копеек. За одним стаканом следовал другой, третий и т. д. Это становилось 
проблемой для командования подразделений и частей дивизии.
     В учении «Юг» в полном составе участвовала дивизия, которой я командовал 
на Дальнем Восто-
67
ке. Это была моя родная 98-я гвардейская воздушно-десантная дивизия. Части 
дивизии блестяще справились с поставленными задачами. И я испытал чувство 
гордости за то, что здесь не растеряли традиций, которые были заложены ранее.
     Но это было последнее крупное учение для меня как первого заместителя 
командующего ВДВ. Я, по-видимому, чем-то обратил на себя внимание руководства 
Министерства обороны на этих учениях. Вскоре меня ждало новое место службы.
     Незадолго до этого, наконец, получили квартиру в Москве, даже не успели, 
как говорится, забить гвоздь в стенку. Дочь заканчивала школу, готовила уроки 
лежа на полу, не было еще никакой мебели, сын перевелся из Хабаровска в 
институт в Москве, и вот надо снова уезжать. Настроение в семье было не из 
лучших, но служба есть служба, тем более что я получил назначение на 
самостоятельную большую армейскую должность — в Прибалтийский военный округ на 
должность командующего 11-й армией. Снова прощай ВДВ.
   
   IX
   Прибалтийский военный округ. Командарм одиннадцатой. Служба в Закавказском 
военном округе
     (1971-1976)
     
     В первых числах ноября 1971 года я прибыл поездом в Ригу, в штаб 
Прибалтийского военного округа. Надев парадную форму, как и положено, 
представился командующему войсками округа генералу армии Г. И. Хетагурову Он 
тепло со мной побеседовал, расспросил о моей службе, рассказал об особенностях 
округа и армии, которой мне предстояло командовать. Затем пригласил в кабинет 
своих заместителей и основных начальников родов войск и служб, представил меня. 
В тот же день на самолете командующего я улетел в Калининград, где 
дислоцировались штаб и управление 11-й армии.
     11-я гвардейская общевойсковая армия преобразована в 1943 году из 16-й 
армии, участвовала в Курской битве, Брянской, Белорусской и Восточно-Прусской 
операциях. Командующими армией были такие прославленные полководцы, как К. К. 
Рокоссовский, И. X. Баграмян, ставшие затем Маршалами Советского Союза.
     В состав армии входили прославленные в годы войны дивизии, как, например, 
1-я Московская Пролетарская дивизия, ведущая свою историю еще со времен 
гражданской войны, удостоенная пяти боевых орденов, участвовавшая в штурме 
города-крепости Кёнигсберг. Такими же заслуженными были и другие соединения и 
части. Мы гордились боевыми традициями армии, ее соединений и частей, на этом 
воспитывались солдаты и офицеры.
     Дислоцировались войска на территории Калининградской области (бывшая 
Восточная Пруссия), это была мощная группировка войск, укомплекто-
69
ванная личным составом, современным вооружением и техникой. Командовать таким 
объединением — высокая честь и громадная ответственность. Я понимал, что мне 
оказано большое доверие и теперь я, как командующий, несу личную 
ответственность за судьбы многих десятков тысяч людей, за боеготовность и 
боеспособность армии в целом, за готовность ее к выполнению боевых задач по 
оперативному предназначению. Командовали дивизиями полковники, ставшие 
впоследствии генералами: Бондаренко, Ряхов, Малышев, Пономаренко, Маргелов.
     Штаб армии возглавлял генерал-майор Дмитрий Иванович Михайлик, членом 
военного совета, начальником политотдела был Александр Иванович Борисов. Это 
были компетентные, исполнительные, ответственные генералы. На всем протяжении 
моей службы в армии они оставались настоящими помощниками командующего. Военная 
служба нас потом разбросала по разным местам, но доброе и уважительное 
отношение друг к другу сохранилось до сих пор.
     Мне хочется сказать, что офицерский коллектив, особенно в звене — полк, 
дивизия, управления объединений, — наиболее дружен, здесь не предают друг друга,
 верны офицерской чести и слову. Материальное благополучие тогда не являлось 
определяющим, никто не строил дач, не обогащался, используя свое служебное 
положение. Это, как правило, были дружные, работоспособные коллективы. Конечно, 
попадались и случайные люди, но от них старались избавиться или они сами быстро 
уходили. Дух стяжательства и наживы пришел позже, в годы «реформ». К сожалению, 
этому поддались и некоторые генералы, но, к счастью, их мало и армия постепенно 
избавляется от них.
     Материальное положение каждого определялось в рамках денежного содержания, 
регулярно и в срок выплачиваемого государством, иногда, когда в этом была 
необходимость, выручала касса взаимопомощи. Ее услугами пользовались 
практически все, вплоть до меня, когда необходимо было что-то купить, на что не 
хватало денег.
70
     Вступив в должность командующего армией, я в первые же дни объехал все 
гарнизоны, познакомился с расположением войск, с командным составом. В один из 
дней представился всему руководству области, командующему Балтийским флотом. В 
целом у меня сложилось хорошее впечатление от знакомства с частями. Войска 
занимались своим делом, я не видел оснований что-либо резко менять. Это была 
заслуга тех командующих, которые руководили до меня и тех генералов и офицеров, 
которые работали в управлении и штабе армии, в дивизиях и частях.
     В одном танковом полку очень мне понравилась теплица. Встретил нас там 
чистенький, одетый в белую куртку солдат. Он с большой любовью стал показывать 
свое хозяйство, а на выходе угостил нас свежими огурцами. Я так расчувствовался,
 что решил тут же наградить его своими наручными часами. Стал снимать с руки, 
вдруг сзади кто-то меня дернул за китель. Поворачиваюсь, а командир полка 
отрицательно качает головой. Все же часы я солдату дал, а выйдя поинтересовался,
 в чем дело. Выясняется, что этот солдат служит уже полгода, но отказывается 
принимать присягу и брать в руки оружие. Как позже выяснилось, в армии таких 
оказалось одиннадцать человек, все они были призваны из Западной Украины, то ли 
баптисты, то ли из какой-то другой секты. По закону — это был отказ от военной 
службы, прокуратура армии готовила уже материал для передачи в военный трибунал.
 Пришлось вмешаться мне, их назначили на должности подсобного характера, а с 
прокурором договорились не возбуждать против них дело. Как потом мне 
докладывали, они честно работали там, где их поставили, и были очень 
дисциплинированны и исполнительны.
     В конце ноября нас вызвали в штаб округа на оперативный сбор. В ходе этих 
занятий было решение летучки на картах. Нам выдали задание, карты и дали время 
на принятие решения. Вечером, накануне заслушивания решений по обстановке, меня 
в кабинет вызвал командующий генерал Г. И. Хетагуров.
71
     — Ты молодой командующий, это будет твой первый доклад у нас в округе. 
Тебя будут оценивать все, кто на сборах. Вот карта с нанесенным решением 
руководителя сборов. Посмотри внимательно и, если согласен, используй завтра 
при докладе своего решения.
     Сказав это, он оставил меня одного в кабинете. Через минут 15—20 вернулся 
и разрешил мне выйти. Почти до часу ночи я и прибывшие со мной офицеры и 
генералы работали.
     На другой день Хетагуров начал заслушивать участников сборов по принятым 
ими решениям. Дошла очередь и до меня. Я повесил карту и доложил решение. 
Подводя итоги, Георгий Иванович обратил внимание всех, что недавно прибывший 
новый командующий армией выбрал решение наиболее целесообразное (это было, 
конечно, не мое решение, а подсказанное Хетагуровым).
     Таким своеобразным способом Георгий Иванович вводил меня в коллектив 
руководства округом, таков был его метод: не дать сразу «сломаться» вновь 
прибывшему человеку. Это была единственная поблажка от него, больше никаких 
скидок не делалось, ни с его стороны, ни со стороны других командующих, которые 
его сменили.
     Генерал Хетагуров основное свое служебное время проводил на Добровольском 
полигоне, в Риге в штабе округа его можно было застать редко. Он мог неожиданно 
позвонить и приказать к утру следующего дня вывести такой-то полк или батальон 
на полигон. Там уже была расставлена мишенная обстановка, в ходе марша 
командиру офицер штаба округа вручал боевое распоряжение. С ходу развернувшись 
на полигоне, полк (батальон) переходил в наступление с боевой стрельбой. 
Командующий лично наблюдал за ходом учения. Это был его излюбленный метод 
руководства войсками. Мы об этом хорошо знали и принимали заранее 
соответствующие меры.
     У нас вызывали недоумение взаимоотношения между Хетагуровым и Чуйковым. 
Главнокомандующий Сухопутными войсками Маршал Советского
72
Союза Чуйков посетил войска округа, на полигоне проводился разбор результатов 
проверки округа комиссией Главкома.
     Сидим в зале, появляется Главком, рапорт ему отдает начальник штаба округа,
 хотя здесь присутствует командующий. Чуйков выходит на трибуну и начинает 
доклад, Хетагуров встает и демонстративно уходит. Мы этого не понимали. Ходили 
разговоры, что их неприязнь друг к другу идет еще со времен войны и службы в 
Германии.
     Хетагурова в должности командующего войсками округа сменил 
генерал-полковник Владимир Леонидович Говоров (в последующем генерал армии). 
Посетив 11-ю армию, он вместе со мной объехал все гарнизоны войск, детально 
вникал в планы боевой готовности, расспрашивал командиров о ходе боевой 
подготовки, состоянии воинской дисциплины. В ходе поездки часто в гарнизонах 
беседовал с солдатами в казармах, столовых, автопарках, интересовался бытом 
личного состава, посетил несколько квартир, где жили семьи офицеров. Заканчивая 
ознакомление с войсками, провел совещание с офицерами управления, командирами 
частей и соединений армии. Внимательно выслушан мой доклад о состоянии войск. В 
своем заключительном выступлении на этом совещании сказал, что будем работать 
вместе, остановился на конкретных задачах, которые необходимо решать. Это было 
его первое знакомство с армией, командирами соединений и командующим армией.
     В последующем он часто бывал у нас, каждый раз положительно, в основном, 
решая наши проблемы. Мы верили ему и знали, что если командующий пообещал 
помочь, — значит, будет выполнено. Он быстро стал авторитетен среди войск 
округа, и не только по должности, но и по своим человеческим качествам.
     У меня сложились хорошие служебные и личные взаимоотношения с Владимиром 
Леонидовичем, он был внимателен и доступен в общении. Я его уважал и как 
командующего, и как человека. Это уважение к нему я сохранил до сих пор. Будучи 
затем
73
на других должностях, я часто встречался с ним, и теперь, когда он возглавляет 
Всероссийский совет ветеранов войны, каждая наша встреча, по-прежнему, 
оставляет приятное чувство.
     С войсками армии проводилось в течение года много учений. Два полигона, на 
которых базировалась армия при проведении учений, практически никогда не 
пустовали. Ротные, батальонные, полковые учения с боевой стрельбой были нормой 
нашей боевой подготовки. Полки и соединения совершали марши, отрабатывали 
оборону и наступление, форсировали реку Неман. Проводились и командно-штабные 
учения с обозначенными войсками. Это был период интенсивной подготовки 
командиров, штабов и войск.
     Одно из командно-штабных учений с управлением и штабом армии проводил 
начальник Генерального штаба Вооруженных Сил генерал армии (в последующем 
Маршал Советского Союза) Куликов Виктор Георгиевич. Отрабатывались вопросы 
радиоэлектронной борьбы (РЭБ). Получив с утра оперативную директиву, 
командующий и штаб готовили необходимые расчеты, карты, схемы, боевые 
распоряжения войскам, принималось решение на ведение операции. По решению 
командующего армией в первом эшелоне на левом фланге оперативного построения 
должна была действовать танковая дивизия. На направлении действия танковой 
дивизии местность была пригодна для танков с ограничениями. Я это видел, но, во 
избежание перекрестного выдвижения с мотострелковой дивизией, решил все же 
оставить танковое соединение на левом фланге.
     Вечером в штаб армии прилетел генерал В. Л. Говоров, посмотрел мое решение 
и высказал сомнение в отношении правильности использования танковых частей. 
Мнение командующего войсками округа для меня было важным, но он не стал 
категорически мне его навязывать.
     — Дмитрий Семенович, ты командующий и за успех операции несешь личную 
ответственность. Если ты сделаешь по-моему, а завтра Куликов не утвердит 
решение, ты не скажешь, но подумаешь —
74
кто навязал это решение. Это будет не лучшее твое мнение обо мне. Решай сам.
     Это был стиль руководства генерала Говорова — больше самостоятельности 
подчиненным. Ночью управление армии совершило марш и заняло полевой командный 
пункт. Утром на командный пункт прибыл начальник генштаба, Главком Сухопутных 
войск и командующий войсками округа.
     Все прошло нормально, но Куликов все же сделал «свой разбор» так, как это 
он умел. От его «разбора» мы приходили в себя долго. Проводил с армией учения и 
главком Сухопутных войск генерал армии Иван Григорьевич Павловский, мой бывший 
командующий на Дальнем Востоке. Подняв танковую дивизию по тревоге, приказал 
совершить марш в Белоруссию на Гоже-Пореченский полигон. К рассвету части вышли 
на указанные позиции и после организации боя в короткие сроки перешли в 
наступление с боевой стрельбой. Это также было серьезным испытанием 
боеготовности армии.
     Летом 1973 года в армию прибыл министр обороны А. А. Гречко. На военном 
совете заслушал мой доклад о состоянии армии, побывал в частях 1-й Московской 
Пролетарской дивизии, и на другой день поехал в город Черняховск, там 
базировалась авиационная истребительная дивизия. С ходу приказал командиру 
дивизии поднять в воздух эскадрилью.
     Мы видели, как летчики, держа шлемы в руках, бежали к самолетам. Взревели 
моторы, и на взлетную полосу стала выруливать первая пара. Одновременно взлетая,
 пара за парой, истребители с оглушительным ревом уходили в небо и резко 
набирали высоту, строясь в боевой порядок.
     Это было незабываемое зрелище. Построясь в боевой порядок где-то уже вне 
нашей видимости, эскадрилья сделала разворот и на низкой высоте прошла над 
аэродромом. Мы были восхищены слаженностью действий летчиков. После посадки 
министр обороны пригласил командира эскадрильи с собой на обед. 
Главнокомандующий ВВС П. С. Кутахов был доволен.
75
     В. Л. Говорова на должности командующего Прибалтийским военным округом 
сменил генерал-полковник Александр Михайлович Майоров. Он вводил 38-ю армию в 
Чехословакию в 1968 году и был назначен командующим Центральной группой войск.
     Александр Михайлович прошел сложный путь воинской службы, о чем он с 
большой достоверностью рассказывает в своих книгах «Правда об Афганской войне» 
и «Вторжение. Чехословакия. 1968». Как командующий, он также предоставлял нам в 
работе самостоятельность, не разменивался на мелочи, был тверд и настойчив в 
достижении целей.
     Но в отличие от своего предшественника, он даже меня, командующего армией, 
держал всегда на дистанции, отношения строил только официально. По-видимому, 
это правильно, он меня не знал лично хорошо, так же как и я его. Это сейчас, 
когда прошло много времени, мы встречались с Александром Михайловичем в разной 
обстановке, наши отношения приобрели определенную теплоту. Но я всегда уважал 
его как крупного военачальника.
     В Калининграде размещался также штаб Балтийского флота. Командующим флотом 
был адмирал Владимир Васильевич Михайлин. Армия и флот проводили совместные 
мероприятия, связанные с поддержанием боеготовности, отрабатывались вопросы 
взаимодействия при обороне баз флота. Мы находили взаимопонимание практически 
по всем вопросам.
     Владимир Васильевич очень обаятельный и коммуникабельный, с юмором человек,
 мы подружились и дружим по сей день. Я часто бывал на кораблях флота, а в день 
Военно-Морского Флота всегда от армии на флоте была представительная делегация.
     Однажды Михайлин позвонил мне и попросил приехать к нему в штаб. Я приехал 
и нашел его очень расстроенным. Он рассказал мне курьезную историю.
     Несколько кораблей флота под вымпелом командующего Балтийским флотом шли 
проливом Катте-
76
гат с дружеским визитом в Норвегию. На одном из кораблей, где гордо развевался 
вымпел командующего, находился Владимир Васильевич.
     Далее его рассказ.
     «Идем день, второй. Рано утром по радио в своей каюте каждый день слышу 
команду: «На зарядку становись. Делай раз... два и т. д.». Играет оркестр. Я 
очень доволен, что так четко просыпается экипаж и занимается выполнением 
распорядка дня. На второй день, надев спортивный костюм, я решил выйти на 
палубу и вместе с матросами сделать зарядку. Выхожу и что я вижу? Включена 
кубриковая связь, идут команды и музыка, но на палубе, кроме дежурной вахты, 
никого нет. Матросы только просыпались и, потягиваясь, неохотно поднимались на 
палубу. Моему бешенству, другого слова нет, не было границ. И это на корабле, 
где находится командующий».
     Организационные кадровые выводы после возвращения в Балтийск были сделаны 
немедленно.
     Я долго успокаивал Владимира Васильевича, пришлось даже выпить по рюмке. 
На службе все бывает.
     По-доброму у меня сложились отношения с Валерием Михайловичем Соболевым — 
начальником управления внутренних дел области, ставшим впоследствии моим 
товарищем и другом нашей семьи. Валерий Михайлович и его жена Стелла очень 
порядочные и надежные люди. В Москве в Министерстве внутренних дел Соболев 
занимал высокую должность, получил звание генерал-лейтенанта. Встречаясь сейчас 
семьями, мы вспоминаем Калининград, общих знакомых и свою молодость.
     Я до сих пор подшучиваю над ним, вспоминая один случай.
     Мы жили в одном доме и в одном подъезде. Как-то моей жене знакомые 
привезли новые женские сапоги, они тогда только входили в моду. Оставив сапоги 
в прихожей, Надежда зашла, как она потом говорила, только на десять минут в 
квартиру напротив, к жене начальника политуправления флота. Вернулась домой — 
сапог нет. Так вот, славная ка-
77
лининградская милиция ищет эти сапоги до сих пор! Правда, Соболев, начальник 
УВД области, успокоил мою жену: надо, когда выходите из квартиры, закрывать 
дверь на ключ. Дельный совет!
     Город Кёнигсберг (с июля 1946 года — Калининград) был столицей Восточной 
Пруссии, оплотом немецкого милитаризма и юнкерства. После окончания войны в 
соответствии с решением Потсдамской конференции 1945 года Кёнигсберг с 
прилегающим районом был передан Советскому Союзу, а Польше возвращены ее 
исконные земли, отторгнутые от нее Пруссией.
     Калининградская область с 1946 года заселялась переселенцами из 
центральных районов страны, украинцами и белорусами, часть военнослужащих после 
увольнения также оставалась в городах и поселках области.
     Калининград — незамерзающий порт, поэтому среди жителей много работников 
морского флота, развито рыболовство. Треть города занята парками, садами, 
скверами и водоемами. В городе сохранились памятник Ф. Шиллеру и могила И. 
Канта.
     В центре города стоит памятник 1200 воинам-гвардейцам, погибшим при штурме 
Кенигсберга.
     В области крупнейшее в мире месторождение янтаря. Много лет идет поиск 
Янтарной комнаты. Тщательно велся он и в Калининграде. Мы в силу своих 
возможностей помогали в этом.
     Область — самая западная часть России. На этой земле дислоцировались 
соединения и части 11-й гвардейской общевойсковой армии, здесь мы несли свою 
воинскую службу.
     В начале 1974 года меня вызвали в Москву. Иван Николаевич Шкадов, 
начальник Главного управления кадров Министерства обороны, прямо сказал мне: 
«Вы получили достаточный опыт командования войсками армии, мы считаем 
необходимым назначить вас на более высокую должность. Куда бы вы хотели?»
     Для меня это было неожиданностью. В этой должности — командарм — и в 
звании генерал-лейтенанта уже не просто издавали приказ о новом назначении,
78
а спрашивали о личном желании. Я ответил, что никогда не выбирал место службы и 
должность, готов ехать, куда Министерство обороны считает необходимым. Но, 
продолжал я, никогда не служил за границей.
     Иван Николаевич ответил с некоторым юмором: «Хорошо. Я доложу министру 
обороны. Предлагаем вам поехать «за границу», в Грузию. Поезжайте в армию и 
ждите решения». Снова надо было быть готовым к переезду на новое место службы. 
Вскоре вышел приказ министра, я был назначен первым заместителем командующего 
войсками Закавказского военного округа.
     Прощай так полюбившаяся мне Калининградская область и ставшая близкой и 
родной 11-я армия!
     
    Закавказский военный округ
     
     Поезд, сбавляя скорость, подходил к перрону тбилисского вокзала. В вагоне 
СВ, в котором я ехал, в проходе становилось все больше и больше народу, 
слышалась русская речь вперемежку с грузинской. Было удивительно, откуда 
набралось столько людей. Позже мне стало понятно, люди приходили из других 
вагонов, чтобы встречающие на перроне видели, что они выходят из вагона СВ. Это 
было престижно, а для грузина особенно. Так я начал познавать особенности 
некоторой части населения, с кем мне пришлось затем работать и общаться.
     Хочется сразу сказать, что грузины это общительный и гостеприимный народ. 
Грузию и Россию связывают вековые традиции дружбы, взаимопомощи и братства. 
Простые люди и в России, и в Грузии имеют много общих друзей, и это сохраняется 
независимо от попыток некоторых политиков разъединить наши народы.
     У меня в полку служил Леван Шарашенидзе, теперь он генерал-лейтенант, в 
свое время занимал пост министра обороны Грузии, но он был и оста-
79
ется верным другом и товарищем. Он из тех, кто не предает. И таких много.
     Членами военного совета округа были первые секретари ЦК республиканских 
компартий: Г. А. Алиев, Э. А. Шеварднадзе, К. С. Демирчян.
     Хорошие, теплые воспоминания у меня остались от встречи с К. С. Демирчяном.
 Будучи первым заместителем командующего войсками округа, я много раз бывал в 
Ереване, где размещался штаб 7-й армии. Каждая поездка в Армению заканчивалась 
встречей с первым секретарем ЦК компартии республики.
     Помню, какое сильное впечатление произвели на меня природа Армении, ее 
история, монастыри в горах, видневшаяся на турецкой границе вершина горы Арарат,
 знаменитое озеро Севан, Эчмиадзин — место пребывания католикоса всех армян и в 
целом древняя культура этого трудолюбивого и гордого народа.
     Азербайджан поразил нефтяными вышками вокруг Баку, на побережье и в самом 
Каспийском море, субтропической растительностью на юге, плантациями ранних 
овощей и фруктов.
     Грузия осталась в памяти как удивительный край с морскими курортами, 
теплым климатом, буйной растительностью и обилием цветов.
     Что же стало с вами, дорогие России друзья — грузины, азербайджанцы, 
армяне? Разрезали великое тело СССР на куски. Кто же и когда за это ответит?
     По своей должности я был одновременно начальником гарнизона Тбилиси. Мне 
часто приходилось встречаться в то время с первым секретарем ЦК Компартии 
Грузии Эдуардом Амвросиевичем Шеварднадзе. Он всегда был внимателен, доступен 
для встречи, оказывал помощь округу, особенно в вопросах обеспечения жильем 
офицеров. Теперь он президент независимой Грузии. Почему он так изменился? И 
разве простому грузину в независимой Грузии стало легче жить?
     Россия в июне празднует День независимости. От кого зависела Россия, может,
 от Грузии, или
80
наоборот? Вопросы и вопросы... «Тот, кто не сожалеет о распаде Советского Союза,
 — тот не имеет сердца», — сказал в одном из интервью президент России В. В. 
Путин.
     
     В округе ко мне отнеслись внимательно, встретил начальник штаба округа 
генерал Гринкевич Дмитрий Александрович. Это знающий, компетентный генерал, я 
бы сказал, крупный штабист. Он затем был начальником штаба Группы советских 
войск в Германии, а позднее начальником Главного штаба Сухопутных войск.
     Командовал войсками округа генерал-полковник Павел Васильевич Мельников. 
Это также крупная фигура в армии, собранный, решительный и настойчивый в 
достижении поставленных целей командир. К сожалению, вспыльчивость и 
раздражительность зачастую мешали ему находить взаимопонимание с подчиненными.
     В округе я встретил и своих прежних сослуживцев — генерала И. П. Малышева, 
бывшего командира 1-й танковой дивизии в 11-й армии, генерала Д. Г. Шкурднева, 
который был у меня заместителем в 98-й воздушно-десантной дивизии. 
Строительство нового здания штаба округа — это его заслуга, он всегда был 
хорошим организатором.
     Здесь, в Закавказском военном округе, я впервые встретился с Д. Т. Язовым, 
командующим 4-й армией в Баку. Впоследствии наши военные дороги пересекались не 
единожды. В Армении 7-й армией командовал генерал-лейтенант С. И. Постников Оба 
они достойные командующие. Язов стал потом министром обороны СССР, а Постников 
— главнокомандующим войсками Западного направления.
     В Закавказском военном округе впервые была сформирована десантно-штурмовая 
бригада. На учениях с бригадой опробовалась организационно-штатная структура, 
ее вооружение, управление вертолетной частью и другие организационные вопросы. 
Руководил учением начальник Генерального штаба генерал армии В. Г. Куликов. 
Несмотря на
81
некоторые неувязки, в целом был получен опыт боевого применения 
десантно-штурмовых частей.
     В ходе учения с десантно-штурмовой бригадой на заключительном этапе 
произошел трагический случай. На полигоне под Тбилиси на смотровой вышке 
находились начальник Генерального штаба Куликов, Шеварднадзе, Мельников и 
другие. Вертолеты огневой поддержки Ми-24 обрабатывали огнем позиции 
«противника» (выставленные мишени), за ними шли Ми-8 с десантом на борту. По 
курсу заходит последняя пара вертолетов, и вдруг мы видим, как они падают, а 
затем взрыв. Бросаемся бегом к месту их падения, подойти невозможно — 
взрываются боеприпасы. Как потом установила специально назначенная комиссия, 
при заходе на площадку приземления ведомый резко взял вправо и столкнулся с 
ведущим. Погибли люди. Это была страшная трагедия.
     В конце 1976 года округ инспектировала Главная инспекция Министерства 
обороны под руководством маршала Москаленко. Я был на полигоне, когда позвали к 
телефону правительственной связи. Говорил И. Н. Шкадов —вызывают на беседу к 
министру обороны Устинову. Я понял, что впереди новый этап моей службы. В 
первых числах ноября меня назначили командующим Центральной группой войск.
     В округе меня тепло проводили, и самолетом я улетел в Чехословакию.
   
   X
   Центральная группа войск (ЦГВ). Чехословакия
     (1976-1979)
     
     Закончив Великую Отечественную войну в Чехословакии, спустя 30 лет я снова 
оказался в этой стране, но уже командующим советскими войсками на ее территории.

     Прибыв в Миловице, в штаб Группы, я в тот же день собрал офицеров 
управления и штаба и коротко представился. Подписал шифротелеграмму министру 
обороны о вступлении в должность.
     До поздней ночи заслушивал своих заместителей, начальников родов войск и 
служб о состоянии войск. Начальник штаба генерал-лейтенант Виктор Михайлович 
Кожбахтеев подробно и со знанием дела доложил об обстановке на границе, 
дислокации и состоянии соединений группы, планах их оперативного предназначения,
 о системе управления войсками. Это был четкий и обстоятельный доклад. С 
генералом Кожбахтеевым я проработал весь период моего пребывания в должности 
командующего. Он знал свою службу, работал четко и организованно, был моей 
правой рукой.
     Мы быстро нашли взаимопонимание, подружились семьями и поддерживаем добрые 
отношения до сих пор. После ЦГВ он был назначен начальником штаба войск южного 
направления в Баку, а затем начальником штаба Гражданской обороны страны, 
получил звание генерал-полковника.
     На другой день я позвонил нашему послу в ЧССР и договорился о встрече. 
Позвонил министру обороны Чехословакии и начальнику военной канцелярии 
президента республики с просьбой назначить время для представления.
     В тот же день начал объезд и знакомство с дивизиями. На это потребовалась 
не одна неделя, надо
83
было проехать почти всю территорию Чехословакии. Я считал необходимым побывать 
в каждом гарнизоне, а их было семьдесят семь, заслушать доклады командиров 
частей, встретиться с офицерами и личным составом. Время экономил за счет 
перелетов самолетом и вертолетом.
     Прервав свои поездки, поехал в Прагу и представился послу, а затем 
министру обороны Чехословакии М. Дзуру.
     Посол СССР в Чехословакии В. В. Мацкевич в послевоенные годы был министром 
сельского хозяйства страны. Очень глубокий и доступный человек, хороший и 
интересный собеседник. Кроме официальных приемов, которые давались в посольстве 
по случаю государственного праздника 7 ноября, я с ним часто встречался, был не 
раз в гостях в его резиденции, приезжал и он к нам в штаб группы, в Миловице. 
Накануне Дня Советской Армии, по согласованию со мной, Мацкевич собрал и привез 
в Миловице всех послов социалистических стран, мы оказали им теплый прием. Они 
побывали в одном из полков танковой дивизии, дислоцированной в Миловице, в 
гарнизонном Доме офицеров состоялась дружеская беседа, затем небольшой концерт 
и скромный ужин.
     Однажды, принимая нас у себя дома, он с присущим ему юмором рассказал, как 
после войны у нас был введен налог на фруктовые деревья.
     «Я и некоторые другие министры находились в приемной Сталина, ждали вызова.
 Поскребышев сказал, что в кабинете Сталина находится министр финансов Зверев.
     Через несколько минут Зверев вышел из кабинета, вид у него был понурый. Я 
его спросил, в чем дело?
     — Сталин требует найти дополнительно деньги, а их нет.
     В это время в приемную приносят нам чай и яблоки на подносе. Мы взяли по 
стакану чая. Предлагают:
     — Берите, пожалуйста, фрукты.
     Зверев стоит перед подносом с фруктами и вдруг резко ставит стакан на 
столик и, ничего не говоря,
84
открывает дверь и буквально врывается в кабинет. Даже Поскребышев не успел 
помешать.
     Через несколько минут возвращается в приемную с просветленным лицом, берет 
яблоко и, громко хрупая, с аппетитом ест.
     — Нашел решение. Товарищ Сталин одобрил. Будет введен налог на фруктовые 
деревья.
     Так был введен этот налог, который привел к фактической вырубке фруктовых 
деревьев и садов». После войны стране особенно были нужны деньги, в частности, 
на развитие атомной промышленности. Источник искали всюду...
     Министр обороны ЧССР Мартин Дзур встретил меня в своей приемной, я 
представился, и мы зашли в его кабинет. Он вкратце рассказал о положении дел в 
Чехословацкой армии, расспросил меня, где я служил, и пригласил на совещание по 
подведению итогов учебного года, которое должно состояться через несколько дней.

     Мы с ним вспомнили, как он прилетал отдыхать с семьей в Сухуми, а я, 
будучи заместителем командующего Закавказским военным округом, встречал и 
сопровождал его в санаторий.
     Закончилась наша беседа традиционной рюмкой палинки (водки). Сразу хочу 
сказать, что с Дзуром у меня сложились добрые, не только официальные, 
взаимоотношения, они продолжались даже тогда, когда я уже уехал из Чехословакии.

     Через несколько дней мне позвонили из канцелярии президента и сообщили 
время, когда он меня готов принять. В назначенное время я, в парадно-выходной 
форме, на машине «Чайка» подъехал к подъезду президентского дворца в Праге.
     У подъезда Пражского Града меня ждал генерал-лейтенант начальник военной 
канцелярии.
     По пологой мраморной лестнице, застланной красной ковровой дорожкой, 
поднимаемся наверх. Вдоль всей лестницы справа и слева стоит почетный 
президентский караул, раздается команда, и карабины берутся «на караул». Я, 
откровенно говоря, не ожидал такой почетной встречи, но тем не менее шел гордо 
подняв го-
85
лову, особенно ощущая, что представляю армию великой страны.
     Входим через приемную в кабинет президента. Президент Густав Гусак стоя 
встречает меня, я представляюсь. Поздоровавшись, он приглашает меня сесть в 
кресло за маленький столик, сам садится напротив. Стены кабинета украшают 
старинные гобелены. Кабинет небольшой, но уютный, рабочий стол стоит в глубине 
у стены. Президент хорошо говорит по-русски. Видя мое некоторое смущение, 
беседу ведет он, беседа носит общий характер. Рассказывает о своей стране, 
вскользь касается политической обстановки и заканчивает словами, что он при 
необходимости готов помочь нашим войскам в вопросах обустройства.
     Нам приносят и ставят на столик малюсенькие рюмки с коньяком, фрукты и 
кофе. Президент желает мне успехов, подняв рюмки, выпиваем. Я встаю, на этом 
заканчивается прием.
     За период своей службы в ЦГВ я неоднократно встречался с президентом ЧССР, 
бывал у него в кабинете в здании ЦК КПЧ, в загородном замке и охотился (по его 
приглашению) в президентском заповеднике. Когда я уже был в Москве, он увидел 
меня в Большом Кремлевском дворце, подошел, поздоровался и поинтересовался, как 
у меня обстоят дела.
     Президент летом 1978 года посетил Группу войск, выступил перед офицерами, 
присутствовал на учениях с боевой стрельбой на полигоне Мимонь.
     О встречах с этим человеком у меня самые добрые воспоминания. Я без лишней 
скромности хочу сказать, что я у него, как мне кажется, пользовался уважением.
     Гусак Густав, словак по национальности, был одним из руководителей 
Словацкого национального восстания 1944 года, Герой ЧССР, Герой Советского 
Союза, Генеральный секретарь ЦК Компартии Чехословакии, а с 1975 года — 
президент республики.
     В День Советской Армии, 23 февраля, он всегда присылал поздравление. На 
приемах, которые я да-
86
вал 23 февраля в Миловице, всегда присутствовала государственная делегация во 
главе с Председателем правительства Штроугалом и военная делегация во главе с 
Дзуром.
     В Группе войск в военных городках шло интенсивное строительство. В 
основном все гарнизоны были обустроены за восемь лет (с 1968 года) нахождения 
войск в Чехословакии. Но жизнь шла, офицеры привозили семьи, надо было строить 
жилые дома, магазины, столовые, детские сады, школы и т. д. В группе был свой 
строительный отряд, но мощности его не соответствовали потребностям.
     Чехословацкая сторона также выполняла строительные работы. За два года ими 
были построены несколько жилых домов, школа, новый Дом офицеров в Миловице и 
ряд других объектов. Строилось не бесплатно. Расчеты велись Министерством 
финансов СССР за счет списания определенной суммы долга за поставляемые в 
Чехословакию нефть и другие энергоносители. Большой вклад в обустройство группы 
внес мой заместитель по строительству генерал А. Н. Берзин.
     Закончив официальные дела в Праге, я вновь поехал в гарнизоны. Мне 
хотелось увидеть все своими глазами, самому детально разобраться, чем и как 
занимаются части.
     Впечатление осталось двоякое. Проблем было немало, чувствовалась какая-то 
расслабленность. По-видимому, сказалось то, что прежний командующий 
генерал-полковник И. И. Тенищев, знал, что он уходит, знали об этом и войска, 
начались послабления в боевой подготовке и дисциплине, особенно это коснулось 
офицерского состава. Раз нет твердой руки — значит, нет и должного порядка. 
Хотя внешне все выглядело нормально — шли учения, стрельбы и другие плановые 
занятия, но без какого-то огонька и энтузиазма.
     Дивизиями в Группе войск командовали генералы А. Г. Дворниченко, В. Ф. 
Ермаков, Б. П. Шеин, В. А. Харитонов, А. М. Козлов (его сменил Ф. И. Кузьмин), 
М. М. Еманов. Командиром корпуса прибыл генерал А. В. Ковтунов, мой знакомый по 
Закавказскому
87
военному округу. Многие из них впоследствии были назначены с повышением в 
должности, получили высокие воинские звания. В. Ф. Ермаков — генерал армии, Б. 
П. Шеин, Ф. М. Кузьмин — генерал-полковники, А. В. Ковтунов — генерал-полковник,
 командовал округом и был в должности главнокомандующего войсками 
Дальневосточного направления.
     Встречаясь сейчас, мы вспоминаем нашу совместную службу в ЦГВ.
     В Группе войск в полках проходили службу в период моего командования 
нынешний начальник Генерального штаба генерал армии А. В. Квашнин; командующий 
Северо-Кавказским военным округом, а ныне полпред президента на Северном 
Кавказе, генерал армии В. Г. Казанцев.
     При посещении частей я обратил внимание, что в некоторых подразделениях не 
все люди находятся в строю. На вопрос, почему отсутствует столько-то человек, я 
не получал конкретного ответа, чувствовалась какая-то недоговоренность. Я 
вынужден был послать в некоторые части офицеров штаба проверить, где находится 
личный состав, сверив списочный состав с реальным наличием людей на занятиях.
     Итог был не радостный. Некоторые командиры полков и даже батальонов под 
благовидным предлогом получения в качестве заработка строительных материалов 
посылали солдат на работы на различные местные предприятия. Получали 
строительные материалы и одновременно чешский хрусталь и ковры. Все это оседало 
в руках начальников, шло явное злоупотребление служебным положением.
     На Военном совете, на котором присутствовали командиры соединений и частей,
 я резко поставил этот вопрос и предупредил, что, если кто еще посмеет 
продолжать подобную практику, будет немедленно отстранен от должности и 
отправлен в Союз. Не могу сказать, что удалось сразу все прекратить, но борьбу 
с этим вели жесткую. Один командир полка в течение 48 часов был выдворен из 
Группы с соответствующим докладом в Главное управление
88
кадров, были отстранены от должностей несколько офицеров и также отправлены в 
Союз. Это возымело свое действие.
     Как потом стало ясно, дурной пример подавали и некоторые крупные 
начальники из командования Группы.
     Я ранее упоминал, что, где бы я ни служил, у меня были нормальные деловые 
и даже порой товарищеские отношения с заместителями по политической части. К 
сожалению, в Группе войск этого у меня не получилось.
     Начальником политуправления Группы, членом военного совета был 
генерал-лейтенант Константин Александрович Максимов. У него было два хобби: 
охота и поездки по городам страны. Я столкнулся с тем, что он мог уехать на 
несколько дней под видом укрепления связей с местными органами власти, иногда 
было не известно, где он находится. Чехи и словаки народ гостеприимный, 
встречали радушно и при отъезде, как правило, вручали сувениры — изделия из 
хрусталя. К. А. Максимов везде подчеркивал, что он член военного совета, на 
некоторых это оказывало магическое действие. Будучи амбициозным, он старался 
держаться на виду, демонстрируя значимость своей фигуры. Пришлось серьезно с 
ним поговорить. В один из приездов министра обороны Д. Ф. Устинова и начальника 
Главпура
     A. А. Епишева я вынужден был поставить вопрос о его замене. Пообещали 
принять меры, но все осталось по-прежнему.
     Лямку черновой работы в войсках тянул его заместитель генерал-майор 
Василий Матвеевич Земзеров. Я благодарен остальным своим заместителям, которые 
самоотверженно трудились, я всегда на них мог положиться. Это генералы Анатолий 
Алексеевич Вобликов — заместитель по тылу, закончивший военную службу в 
должности начальника тыла Войск противовоздушной обороны страны, В. Ф. Ермаков 
— первый заместитель командующего, В. Ф. Бухаренко — заместитель по боевой 
подготовке, полковник
     B. П. Лелин — начальник отдела кадров, и другие офицеры управления. 
Офицеры штаба под руковод-
89
ством генерала Кожбахтеева работали дружно, организованно.
     Весной 1977 года в Чехословакию прилетела военная делегация во главе с 
министром обороны Маршалом Советского Союза Дмитрием Федоровичем Устиновым. В 
составе делегации были некоторые главкомы. Устинова принял президент ЧССР Г. 
Гусак, делегацию везде сопровождал министр обороны ЧССР М. Дзур. Делегация 
посетила ряд воинских частей чехословацкой армии и оборонный завод. В один из 
дней делегация прибыла в штаб группы в Миловице. Рано утром я поехал в Прагу, 
чтобы сопровождать министра. В особняке, где он остановился, министр завтракал. 
Пригласил меня позавтракать с ним. Во дворе уже его ждали начальник Главного 
политуправления Вооруженных Сил генерал армии Епишев, Маршал Советского Союза 
Москаленко, другие члены делегации.
     Министр сел в «Чайку» на приставное сиденье, сказав, что он всегда сидит 
только так. Я — впереди. Мы должны были прибыть в Миловице к 9.00, выехали 
раньше, чем было рассчитано, но всю дорогу министр беспокоился, что медленно 
едем. Был воскресный день.
     На плацу перед зданием штаба выстроили почетный караул. Не заходя в штаб, 
министр обороны Устинов, и все кто его сопровождал, пошли по военному городку, 
в мотострелковом полку 15-й танковой дивизии зашли в казарму, в Ленинской 
комнате Д. Ф. Устинов сыграл в шахматы с одним из солдат, который его обыграл. 
Министр был этим очень доволен и даже сфотографировался с ним на память. На 
стадионе министру обороны показали прохождение батальонов с песней, затем он 
побывал в музее Группы и посмотрел диораму о боях на Дукельском перевале (музей 
был создан по инициативе первого командующего ЦГВ А. М. Майорова).
     На диораме была изображена фигура А. А. Гречко, стоящего у дерева в полный 
рост и фигура К. С. Москаленко, стоящего в окопе. Они оба в войну были 
командармами. После обеда в гостевом доме вышли
90
на улицу, министр задержался. На улице в ожидании министра стоим, разговариваем.

     Маршал Советского Союза Москаленко сказал: «Диорама сделана неверно, не я 
поехал к Гречко уточнять вопросы взаимодействия, а он приехал ко мне. И почему 
его показали во весь рост, а меня спрятавшимся в окопе?»
     Епишев заметил: «Кирилл Семенович, вы были здесь с Гречко и смотрели эту 
же диораму. Я был вместе с вами. Но тогда вы не говорили об этом».
     Москаленко замолчал, а остальные быстро перевели разговор на другую тему.
     В Доме офицеров министр выступил пред офицерами. В штабе собрались 
командиры соединений, состоялся отдельный разговор с ними, были внимательно 
выслушаны командир корпуса и все командиры дивизий. Разговор был 
благожелательный, никаких «разносов» не было.
     Я пригласил министра и сопровождающих его военачальников на ужин. Алексей 
Алексеевич Епишев пытался отговорить министра от ужина, сославшись на позднее 
время. Дмитрий Федорович ответил: «Командующий приглашает, мы не можем ему 
отказать». Пошли на ужин. На ужине от Группы были все члены военного совета и 
командиры соединений.
     Первый тост произнес я, приветствовал министра и членов делегации, второй 
тост — министр, пожелав нам успехов, затем несколько слов сказал командир 
корпуса генерал А. В. Ковтунов.
     Дмитрий Федорович вдруг наклоняется ко мне, я сидел справа от него, и 
негромко говорит:
     — Налей, давай выпьем по рюмке с тобой вдвоем, за тебя, за твои дела.
     Я, конечно, был этим польщен. Потом он спросил у девушки-официантки, 
которая стояла у него за спиной.
     — А у вас соленая капуста и огурцы есть?
     Мы знали, что всем деликатесам, что были на столе, он предпочитает простую 
русскую еду. Принесли капусту и огурцы.
     По окончании ужина делегация на машинах отбыла в Прагу. Так состоялся 
первый визит мини-
91
стра обороны Устинова в Центральную Группу войск. Позднее он еще не раз 
приезжал в Группу, но это уже было связано с учениями.
     В апреле 1977 года мне присвоили воинское звание генерал-полковника.
     Несколько раз приезжал в Группу войск Главнокомандующий Объединенными 
Вооруженными Силами стран Варшавского Договора Маршал Советского Союза В. Г. 
Куликов Со мной он вел себя сугубо официально, в отличие от моего 
предшественника, с которым у него были, по-видимому, хорошие отношения.
     Его визиты в Группу носили кратковременный характер, он как 
Главнокомандующий Объединенными Вооруженными Силами работал больше 
непосредственно с Министерством обороны ЧССР, его представителем там был 
генерал Д. И. Литовцев.
     В 1978 году проводилось крупное командно-штабное учение с Группой 
советских войск в Германии и Центральной группой войск. Руководил учением 
министр обороны Д. Ф. Устинов
     На мой полевой пункт управления, расположенный в лесном массиве, прибыли 
министр, начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Николай 
Васильевич Огарков и начальник Главного политического управления генерал армии 
А. А. Епишев, с ними группа генералов и офицеров из штаба руководства учением.
     В большой палатке были развешаны карты с решением командующего и 
необходимые схемы и таблицы. Началось заслушивание. Первым докладывал начальник 
разведки, затем я доложил свое решение на проведение операции, начальник штаба 
доложил о системе управления войсками и расчеты на выдвижение и развертывание 
соединений. Начальник политуправления Группы войск генерал К. А. Максимов 
рассказал о проведении партийно-политической работы и пожаловался на то, что в 
Группе средства спецпропаганды (специальные машины) уже старые, а новых не 
присылают.
     Епишев тут же ему ответил, что самые лучшие и наглядные средства 
спецпропаганды — это умение
92
точно стрелять, что куда более доходчиво для противника, чем наша пропаганда.
     Алексей Алексеевич был мудрый политработник, всегда спокойный, не кичился 
своим положением, в войсках его знали и уважали.
     Запомнилась встреча также с Николаем Ивановичем Савинкиным, заведующим 
отделом административных органов ЦК КПСС, генерал-полковником, ходившим в 
штатском костюме. Он с женой приехал на отдых в Карловы Вары. Позвонил и 
пригласил нас с женой на обед в санаторий. В выходной день мы поехали к нему. В 
номере санатория был накрыт стол, пили традиционно чешское пиво, прогулялись по 
городу. Николай Иванович был интеллигентный, обаятельный человек, умел 
расположить к себе собеседника, заядлый рыболов и интересный рассказчик.
     Мне при каждом назначении от командира дивизии и выше приходилось бывать в 
административном отделе ЦК. Часто со мной беседовал Иван Порфирьевич Потапов, 
умный и рассудительный генерал. Немного удивляло одно: отдел административных 
органов ЦК укомплектовывался почему-то только офицерами-политработниками. Я 
спросил об этом за обедом Савинкина, но он дипломатично ушел от ответа.
     Сейчас, после десяти лет «реформ», становится очевидным, что к развалу 
могучей страны причастны бывшие крупные партийные деятели, в том числе и 
некоторые члены Политбюро. Я знаю многих политработников, которые кричали на 
каждом перекрестке о своей верности делу Коммунистической партии, а как только 
в стране подул другой ветер, немедленно перестроились и стали бить себя в грудь,
 называясь демократами. Многие из них, особенно бывшие комсомольские работники, 
стали президентами различных фирм, компаний. Они очень быстро приспособились к 
новым условиям, успели ухватить свою долю народного достояния.
     Не все политработники армии были такими, среди них много честных, 
порядочных людей, тем более горько смотреть на тех, которые успели 
«перекраситься».
93
     Основное время командующего и офицеров штаба проходило на полигонах. 
Войска занимались на трех основных полигонах: Либава, Мимонь, Доупов. Был еще 
небольшой полигон южнее города Зволена для 30-й мотострелковой дивизии. На 
полигонах проводились ротные, батальонные и полковые учения, в том числе с 
боевой стрельбой. На Доупове — дивизионные учения и совместные учения с 
Чехословацкой народной армией. На совместных учениях всегда присутствовали 
министр обороны ЧССР М. Дзур, начальник Генерального штаба К. Руссов. 
Руководителям учения по очереди были: командующий ЦГВ, на следующий год один из 
заместителей министра обороны или командующий восками Западного округа 
Чехословацкой армии. Эти учения всегда проходили без победителей и побежденных. 
В заключение было построение участников, короткие речи о дружбе и боевом 
братстве.
     Традиционно каждый год 6 октября, министр обороны ЧССР М. Дзур приглашал 
делегацию от Группы войск на церемонию празднования начала освобождения 
Чехословакии и Дня армии.
     Во время Великой Отечественной войны советские войска совместно с частями 
1-го Чехословацкого армейского корпуса штурмом овладели Дукельским перевалом, 
тем самым начав освобождение страны. В Карпатско-Дуклинской операции принимали 
участие 38-я армия генерал-полковника К. С. Москаленко, 1-й Чехословацкий 
корпус генерала Людвика Свободы и 1-я гвардейская армия генерал-полковника А. А.
 Гречко.
     День освобождения Дукельского перевала 6 октября 1944 года считается Днем 
Чехословацкой народной армии.
     У южного подножия Карпатских гор, севернее населенного пункта Свидник 
(Словакия), стоит памятник погибшим советским и чехословацким воинам. Здесь 
проводился небольшой митинг, затем, отдавая честь погибшим воинам, проходили 
торжественным маршем подразделения.
     В Группе войск сложились хорошие взаимоотношения с местными органами 
власти, в Праге, в Бра-
94
тиславе и в других городах страны, где находились советские гарнизоны.
     Этому способствовало достаточная информированность о положении дел и 
настроениях населения в том или другом районе.
     В наиболее крупных городах Чехословакии советские военные комендатуры 
поддерживали отношения с местными органами власти, являясь представителями 
командования Центральной группы войск.
     В Братиславе, столице Словакии, таким представителем был полковник 
Анатолий Александрович Томин, которого я знал еще ранее, дружба с его семьей 
продолжается и поныне.
     В 1978 году в Чехословакию с официальным визитом прибыл Леонид Ильич 
Брежнев. На аэродроме его встречали Г. Гусак, Л. Штроугал и другие 
чехословацкие официальные лица, а также я, как командующий Центральной группой 
советских войск, член военного совета и начальник Особого отдела группы.
     Брежнев подошел к нам, тепло поздоровался. Уже видно было, что он 
физически чувствует себя не совсем уверенно. В ходе начавшихся переговоров с 
чехословацкой стороной Леонид Ильич не участвовал, он их только открыл и затем 
вышел из зала. В этот день я его больше не видел. На другой день на том же 
аэродроме Рузене мы его провожали в Москву. Он опять подошел к нам, пожал руки, 
пожелал успехов и, попрощавшись с руководством Чехословакии, улетел. Через его 
помощника я пытался пригласить Брежнева посетить Группу войск, но мне было 
сказано, что времени на это нет.
     Сейчас некоторые «перестройщики» всячески пытаются очернить деятельность 
Брежнева. По-моему, это значит перечеркнуть страницу своей истории. Ведь надо 
объективно признать, что страна жила наиболее спокойно, с верой в будущее 
именно при Брежневе. Он любил Вооруженные Силы, беспокоился о безопасности 
страны, о ее международном авторитете.
     Когда я был депутатом Верховного Совета РСФСР от города Богульмы в 
1980—1984 годах мне
95
неоднократно приходилось посещать рабочие коллективы на заводах, и везде народ 
говорил практически одно и тоже: мы для армии не пожалеем ничего, только не 
допустите войны.
     Разве в те годы возможны были бы бесцеремонные агрессивные действия США и 
НАТО против Югославии? Тогда США и НАТО часто оглядывались на Советский Союз: а 
что скажут в Кремле? Теперь, к сожалению, все наоборот, мы живем с оглядкой на 
США.
     Через полтора года моего командования наступило время отчитаться перед 
Главной инспекцией Министерства обороны.
     Инспектирование войск проводилось по решению министра обороны, это была 
важнейшая форма контроля за поддержанием их высокой боевой готовности. По 
окончании инспектирования издавался приказ министра. Я сдавал эту проверку уже 
в третий раз.
     Честно говоря, все мы, командиры, побаивались инспекции. Оценки были 
бескомпромиссны, и по итогам этой проверки делались соответствующие выводы в 
приказе министра обороны. Если выставлялась удовлетворительная оценка, 
считалось, что экзамен выдержали достойно. Это был серьезный экзамен не только 
по оценке боеготовности войск, но и на соответствие командиров всех степеней 
своим должностям. Конечно, иногда играл роль и субъективный фактор, но это были 
частности.
     Проверке в Группе войск подвергались две мотострелковые дивизии, одна 
танковая и смешанная авиационная дивизии. В ходе проверки на заключительном 
этапе была поднята по тревоге еще одна танковая дивизия. Проверка шла в течение 
трех недель. Проводились стрельбы из всех видов оружия, с проверкой вождения и 
состояния техники; учения батальонные и полковые с боевой стрельбой; 
командно-штабные и дивизионные учения; полеты авиации с практическим 
выполнением бомбометания на полигонах Союза, ракетно-артиллерийские стрельбы и 
стрельбы зенитно-ракетных частей на полигоне Эмба в Союзе (Казахстан).
96
     Шла реальная проверка боеспособности войск. Соединения и части в это время 
выглядели как сжатая пружина, готовая разжаться в любое время в нужном 
направлении. Все это требовало высоких морально-психологических качеств и 
профессиональной подготовки от каждого солдата, офицера и генерала. Без 
сомнения, командующему, штабу, командирам соединений и частей необходимы были 
высокая организованность и четкость в руководстве подчиненными.
     Командующий днем вместе с Маршалом Советского Союза Москаленко находился в 
войсках, на полигонах или учениях, а ночью шла организационная работа на 
завтрашний день.
     Вечером, вернувшись в Миловице, на ужине я был вместе с маршалом. Затем 
рядом, в комнате, приспособленной под миниатюрный кинозал, маршал смотрел 
фильмы. Обычно он смотрел две-три части картины и просил другую. Так что мы 
держали наготове всегда несколько кинофильмов. Я был с ним, затем он меня 
отпускал, и я шел в штаб, где до двух—трех часов ночи заслушивал начальника 
штаба о результатах проверки за день, обсуждая планы на следующий день, выясняя,
 какие отданы по этому вопросу распоряжения, где требуется мое вмешательство. 
Генерал В. М. Кожбахтеев, как всегда, знал обстановку и, не ожидая моих 
указаний, давал соответствующие распоряжения дивизиям. Заканчивал я свою работу 
ночью связью по телефону с командирами соединений.
     Утром опять вылет на вертолете на полигоны. Однажды за завтраком Кирилл 
Семенович спросил, можно ли на ужин приготовить форель. Вечером подали форель. 
Москаленко поковырялся вилкой в рыбе и отодвинул.
     — Это не форель. Форель без зубов.
     Возражения, что форель хищная рыба, он встретил молча.
     Выходя из столовой, я передал начальнику военторга слова Кирилла 
Семеновича. Было уже около 22 часов, я попросил на завтрак снова приготовить 
форель.
97
     — Где же я ее ночью найду?
     — Это ваши проблемы.
     Утром на следующий день снова подали форель, но без зубов. Я тихонько в 
коридоре спросил: где достали такую рыбу?
     — Рыба та же, но мы плоскогубцами вырвали у нее зубы, — ответил начальник 
военторга.
     Так что случались и подобные казусы. Ел маршал медленно и очень мало.
     Полетели в 30-ю мотострелковую дивизию. На полигоне встретил командир 
дивизии генерал А. И. Козлов. Шли одиночные танковые стрельбы. Экипажи танков 
один за другим выполняли стрельбы на «хорошо» и «отлично», мишени разносились 
вдребезги, полигонная команда ставила новые. Маршал был очень доволен. Подъехал 
автобус, из него вышло несколько женщин, — жены офицеров испекли и привезли 
солдатам на стрельбы пирожки. Угостили и Москаленко. Поблагодарив комдива за 
высокую выучку танкистов, он нескольким экипажам вручил командирские наручные 
часы.
     Но так было не везде. Первая серьезная осечка произошла в 31-й танковой 
дивизии. Генерал-полковник Г. И. Обатуров, старший инспектор по 31-й танковой 
дивизии, проезжая во второй половине дня через полигон Либава увидел, что там 
идут тактико-строевые занятия с мотострелковым батальоном, который на следующий 
день должен был проводить учение на этом же полигоне с боевой стрельбой. 
Доложил в моем присутствии Москаленко. Мой ответ, что полигон этой же дивизии, 
что там всегда проводятся подобные занятия и что мишенная обстановка не 
выставлена на Обатурова не подействовал. Он просил, даже требовал, заменить 
батальон другим, который вообще не подвергался проверке и был в наряде. Комдив 
генерал Б. П. Шеин принял необходимые меры.
     Ночью сняли другой батальон с наряда и вывели в исходный район. С утра 
полигонная команда выставила мишенную обстановку по схеме Обатурова, и во 
второй половине дня начался этап боевой стрельбы. По поражению мишеней 
недоставало не-
98
скольких процентов до положительной оценки. Батальон за учения с боевой 
стрельбой получил оценку «неудовлетворительно». Генерал Обатуров был доволен, 
что «поймал» нас, это означало, что мотострелковый полк 31-й танковой дивизии 
получил за проверку «неуд». Таковы тогда были требования курса стрельб.
     Танковые полки дивизии стрельбы провели хорошо.
     Все остальные части и соединения Группы сдавали проверку нормально. 
Авиационная дивизия провела успешное бомбометание на полигоне в Белоруссии, 
ракетчики и зенитчики на полигонах Союза также успешно провели пуски ракет и 
железнодорожными эшелонами возвращались в места своей дислокации.
     Мы чувствовали себя уверенно и более спокойно, чем в начале проверки. 
Проверка шла к окончанию. По тревоге уже поднимались части 18-й мотострелковой 
дивизии. И вдруг... В предпоследний день около четырех часов ночи оперативному 
дежурному вручается пакет с сигналом на подъем 15-й танковой дивизии (ее не 
было в плане проверки) по тревоге. Она дислоцировалась в Миловице, там где был 
штаб группы.
     Взревели моторы, сплошной гул стоял в городке, открылись ворота парков, и 
танковые батальоны один за другим начали выдвижение из парков, выходя на свои 
маршруты. Комдив полковник В. Ф. Ермаков и его штаб четко руководили частями 
дивизии. В положенное время 15-я танковая дивизия своими полками 
сосредоточилась в назначенных районах. Задача была выполнена! Мы поняли, что 
это был последний эпизод инспекционной проверки.
     С утра следующего дня в кабинете командующего маршал Москаленко заслушивал 
своих инспекторов-генералов о результатах проверки, определялись оценки частям 
и соединениям. Все получили положительные оценки, кроме мотострелкового полка 
31-й танковой дивизии. Маршал, учитывая что полк уверенно, в целом на «хорошо», 
провел остальные стрельбы, сдал другие дисциплины проверки, а на
99
учениях с боевой стрельбой батальону, который не должен был проверяться, не 
доставало всего 1,5 процента до удовлетворительной оценки, был склонен полку 
поставить общую оценку «удовлетворительно». Генерал Обатуров резко возразил и 
продолжал настаивать на плохой оценке полку. Когда закончилось совещание, в 
кабинете мы остались втроем. Обатуров обратился к Москаленко:
     — Товарищ Маршал Советского Союза, если Вы не согласны с моей оценкой 
полку и поставите «удовлетворительно», я вынужден буду доложить свое мнение 
отдельной запиской министру и в ЦК.
     — Хорошо, Геннадий Иванович, идите, я подумаю.
     Генерал Обатуров вышел, я остался.
     — Дмитрий Семенович, видите, как обстоят дела. Если он доложит в ЦК, там 
начнут разбираться, зачем это нам нужно?
     — Товарищ маршал, для Группы войск одному полку неудовлетворительная 
оценка не играет никакой роли. Но мне жаль офицеров и солдат полка, которые не 
заслуживают этой оценки. Я, конечно, никого наказывать не буду.
     — Хорошо, так и решим, не хочу я этого скандала.
     На другой день в Доме офицеров состоялся разбор итогов инспекционной 
проверки. Разбор был благожелательный. Комиссия улетела в Москву. Хочется 
добавить, что Москаленко, как главный инспектор, инспектировал свою бывшую 38-ю 
армию, хотя уже и в другом составе, которой он командовал при штурме 
Дуклинского перевала и начале освобождения Чехословакии. На базе 38-й армии 
была в 1968 году образована Центральная группа войск.
     В основном все инспекторы-генералы доброжелательно вели себя в ходе 
проверки. Особенно хочется поблагодарить генерала Дмитрия Никитовича Клименко, 
которого я знал по воздушно-десантным войскам в ходе инспектирования 98-й 
воздушно-десантной дивизии, которой я в то время командовал. Он свою задачу 
видел в том, чтобы помочь ко-
100
мандирам и подразделениям показать реальные результаты, а не размениваться на 
ловлю их ошибок. Он был старшим инспектором и позднее, когда я уже стал 
командующим Воздушно-десантными войсками, при инспектировании 103-й, 76-й и 
98-й воздушно-десантных дивизий.
     
     Мне хочется коротко рассказать об особенностях охоты в Чехословакии.
     Каждую осень для меня было два обязательных ритуала — участие в охоте. 
Одну из них организовывал президент, а другую — министр обороны Дзур. Охота шла 
в это время на фазанов.
     Охотники в специальных костюмах и шляпах выстраивались в шеренгу, старший 
егерь со своими помощниками напротив. Проверялись ружья на их исправность, 
затем старший егерь объяснял правила охоты: запрещалось стрелять по курочкам, 
самим подбирать птицу — это сделают егеря, при приближении загонщиков на 100 
метров стрельбу следовало прекращать, не стрелять по птице на земле и т. д.
     После инструктажа охотников разводили по своим местам на опушке рощи. 
Звучал гонг, начиналась охота. Загонщики, идя с противоположной стороны рощи, 
крича и стуча палками по деревьям, вспугивали фазанов и гнали их в сторону 
охотников. Мы вскидывали ружья. Вот появились одиночные птицы, летят на нас или 
вдоль опушки леса. Раздаются первые выстрелы. Сзади меня стоит егерь с ружьем 
наготове. Сделав два выстрела, передаю ему ружье, он дает мне другое — 
заряженное. Самому заряжать некогда, птицы летят почти стаей, все ближе слышен 
шум, производимый загонщиками, среди деревьев они уже видны. Прекращается 
стрельба, да и фазаны больше не летят, разве что пролетит какой-то одиночный, 
но стрелять уже нельзя. Егеря идут подбирать убитую птицу, а мы собираемся 
вместе и начинается обсуждение, как всегда у охотников — с шутками и немножко с 
преувеличением. Идем к другой роще. Все повторяет-
101
ся сначала. Звучит сигнал трубы «отбой». Конец охоты.
     Вся дичь свозится к домику лесника и выкладывается в ряд. Разжигается 
заранее приготовленный костер. Старший егерь объявляет результаты охоты и по 
бумажке зачитывает, кто сколько убил. Учет вели егеря. Снова играет горн — на 
сегодня все. Охотники приглашаются в домик, где уже из дичи приготовлено 
кушанье.
     В этом домике я увидел фотографии многих руководителей соцстран, сделанные 
во время охоты.
     Конечно, за ужином не обходится без палинки. Кто меньше всех подстрелил, 
обязан за свой счет поставить еще две бутылки. Я не особенно увлекаюсь охотой, 
да и охотник из меня неважный, но в таких организованных охотах я обязан был 
участвовать.
     Каждому охотнику разрешалось взять по одному фазану, не больше, — как 
доказательство, что был на охоте. Остальные трофеи оставались в охотхозяйстве, 
их реализовывали через магазины, а деньги шли в бюджет охотхозяйства.
     Таковы были правила охоты. Есть чему поучиться и нам.
     
     Заканчивалось мое пребывание в ЦГВ. Прошло всего два года, вместо пяти 
положенных. В конце 1978 года меня вызвали в Москву в Главное управление кадров,
 а затем в ЦК. В ЦК Н. И. Савинкин представил меня секретарю ЦК КПСС Анатолию 
Ивановичу Лукьянову. Я назначался командующим Воздушно-десантными войсками. 
После беседы в тот же день я улетел в ЦГВ, в Миловице. Надо было ждать приказа 
министра обороны.
     11 января 1979 года вышел приказ: вместо меня командующим Центральной 
группой войск назначался Дмитрий Тимофеевич Язов с должности первого 
заместителя командующего Дальневосточным военным округом. Я ждал его прибытия. 
Перед отъездом меня принял президент ЧССР Г. Гусак, поблагодарил за мое 
взаимодействие с Чехословацкой народной армией, наградил орденом «Белого льва».
102
     По случаю отъезда я также нанес визит председателю правительства Штроугалу 
и министру обороны генералу армии Дзуру, нашему послу Мацкевичу. Все они тепло 
со мной попрощались и пожелали успехов в новой должности.
     Прибыл Д. Т. Язов. Я собрал военный совет, поблагодарил всех за совместную 
работу, сказал о новом командующем как о достойном генерале, прошедшем большую 
школу армейской службы, знакомом мне еще по службе в Закавказском военном 
округе.
     На другой день я улетел в Москву. Так закончилась моя служба в должности 
командующего Центральной группой войск.
     Прошло более двадцати лет, нет уже наших войск в Чехословакии, но у меня 
остались добрые воспоминания о всех, с кем я служил в Группе, о моих 
чехословацких друзьях. За два года я толком даже не посмотрел 
достопримечательности этой прекрасной стланы. И только в 1982 году мы с женой 
снова побывали в Чехословакии, уже по приглашению министра обороны Дзура, как 
его гости. Нам показали все прекрасные уголки Чехии и Словакии, мы восполнили 
то, что не успели сделать во время службы.
   
   XI
   Командующий Воздушно-десантными войсками
     (1979-1987) 
    
    Афганистан

     В день прилета в Москву, уже вечером, позвонил по телефону первому 
заместителю министра обороны Маршалу Советского Союза С. Л. Соколову и доложил 
о прибытии.
     В эти дни проводились сборы руководящего состава ВДВ в гарнизоне Медвежьи 
Озера, что вблизи аэродрома Чкаловский. На другой день маршал Соколов вместе со 
мной приехал на сборы и представил меня, поблагодарил В. Ф. Маргелова за 
долголетнюю работу командующим ВДВ. Василий Филиппович после отъезда Соколова 
тоже сразу уехал, я остался. Занятиями на сборах руководил начальник штаба 
Воздушно-десантных войск генерал-лейтенант П. Ф. Павленко. В конце сборов я 
выступил перед командирами соединений и частей. Выступление длилось пять минут. 
Сказал, что будем работать вместе, и что в воздушно-десантных войсках я не 
новичок.
     Свое назначение командующим ВДВ я воспринял с определенным раздумьем и 
некоторой тревогой.
     Генерал армии В. Ф. Маргелов в войсках пользовался авторитетом и любовью. 
Его знали все офицеры и солдаты, его своеобразное обращение с ними импонировало 
личному составу, он поднял авторитет войск.
     Я понимал, что мне будет нелегко заменить его, завоевать авторитет в 
войсках, не по должности, а по практическим делам. В своей работе я решил 
главный упор сделать на поднятие качества боевой подготовки, внеся в этот 
процесс больше организованности и требовательности, в то же время стремился 
сохранить и, в меру своих возможностей,
104
развить те положительные традиции, которые были заложены моим предшественником.
     Вот с таким настроением вернувшись через семь лет в ВДВ, я приступил к 
исполнению обязанностей в должности командующего войсками. В этой должности мне 
предстояло прослужить восемь лет.
     Ознакомившись накоротке в штабе с состоянием войск, попросился на прием к 
министру обороны, чтобы представиться и доложить о вступлении в должность. 
Напоминаю, первая моя встреча с Д. Ф. Устиновым была, когда я получил 
назначение на должность командующего Центральной группой войск 5 ноября 1976 
года.
     Устинов принял меня тепло, вспомнил о своем посещении Центральной группы 
войск, расспросил о моей оценке политической обстановки в Чехословакии, 
потребовал не ослаблять внимания к поддержанию боевой готовности 
воздушно-десантных войск, оснащению их современным вооружением и техникой. В 
конце беседы задал вопрос: «Воздушно-десантные дивизии все получили новые 
автоматы Калашникова?» Я ответил: «Да». Но, честно говоря, полной уверенности у 
меня не было. Почувствовав мое сомнение, он сказал, чтобы я еще раз проверил.
     Вернувшись в штаб, затребовал ведомость о наличии вооружения в соединениях.
 Начальник штаба и начальник вооружения доложили о наличии оружия, в том числе 
и автоматов. Все войска были оснащены новыми автоматами. Я по «кремлевке» 
позвонил министру и подтвердил ему свой доклад. По тону разговора я 
почувствовал, что это ему понравилось.
     В один из воскресных дней поехал с семьей на дачу, которую мне дали в 
Краскове. Это был маленький дощатый летний домик на две семьи. Таковы были 
тогда дачи, их даже нельзя сравнивать с теперешними дачами-дворцами, 
построенными непонятно на какие средства не только «новыми русскими», но и 
некоторыми людьми, имеющими отношение к армии.
     По пути остановились у магазина, жена пошла купить хлеб.
105
     Раздался телефонный звонок в машине, оперативный дежурный ВДВ доложил, что 
меня попросил позвонить министр обороны. Водителю приказал развернуться и ехать 
в штаб.
     В штабе по закрытой связи позвонил в кабинет министра. Он сразу взял 
трубку, поздоровался и спросил, что я делаю.
     — Ехал на дачу, по пути заехал в магазин, жена пошла купить хлеб.
     — Ну и что — купила?
     — Нет, товарищ министр, не успела, я приехал в штаб.
     Дмитрий Федорович рассмеялся и сказал, чтобы я отвез жену в магазин и 
поехал отдыхать.
     Устинов работал очень много, это у него выработалось еще со времен войны, 
когда он в тридцать три года был наркомом вооружения и имел звание 
генерал-полковника.
     Это было мне как бы «второе испытание». Он очень не любил, если кто-кто 
пытался его обмануть или без знания реального положения дел доложить. Такой 
человек для него был потерян. Судя по всему, я выдержал его проверки, ибо 
впоследствии он никогда не сомневался в моих докладах и никого не присылал 
перепроверять.
     В начале 1979 года, как известно, у нас обострились отношения с Китаем. 
Было принято решение провести дивизионное учение с десантированием на 
территорию Монголии.
     В конце февраля 106-я воздушно-десантная дивизия, которой командовал 
генерал-майор Подколзин Е. Н. (впоследствии командующий ВДВ) была поднята по 
тревоге и самолетами с аэродромов Рязани, Ефремова, Тулы перевезена на 
аэродромы Забайкалья.
     Перелет проходил на большой высоте, с посадками для дозаправки самолетов.
     Дивизия в рамках проводимого учения изготовилась к броску. Учением 
руководил первый заместитель министра обороны маршал Советского Союза С. Л. 
Соколов, старшим от Воздушно-десантных войск был заместитель командующего ВДВ 
генерал-
106
лейтенант К. Я. Курочкин. Десантироваться предстояло на голую каменную, серую, 
как цемент, пустыню. В день десантирования поднялся сильный ветер. Первой пошла 
на прыжок разведывательная рота. Это был прыжок в ад. Выброска основных сил 
была отменена. Самолеты, находящиеся уже в воздухе, развернулись и стали 
возвращаться на свои аэродромы. Вскоре дивизия была перевезена самолетами 
военно-транспортной авиации и частично железнодорожным транспортом в места 
постоянной дислокации.
     Учение показало реальную возможность военно-транспортной авиации совершать 
в короткие сроки переброску на большие расстояния воздушно-десантной дивизии в 
полном составе с боевой техникой. Десантники получили опыт подготовки к 
десантированию на незнакомых им аэродромах, но в то же время всплыли некоторые 
вопросы тылового обеспечения и ряд других, по которым потом были приняты 
решения.
     В марте 1979 года я находился в Чите, когда позвонил начальник 
Генерального штаба Маршал Советского Союза Н. В. Огарков и приказал мне лететь 
из Читы в Фергану — проверить состояние 105-й воздушно-десантной дивизии. Для 
чего и почему, он не сказал, а спрашивать было неудобно, видимо, так надо было. 
Через два дня я возвратился в Москву. Доложил о результатах своей поездки в 
Фергану, хотя я и ранее бывал в дивизии и знал ее состояние.
     Еще более странным показалось то, что в начале мая штаб ВДВ получил 
директиву генштаба о расформировании 105-й воздушно-десантной дивизии, вместо 
нее в Фергане надо было оставить, сформировав, отдельный парашютно-десантный 
полк, но значительно большего состава, чем обычный. Остальной личный состав 
дивизии обращался на восполнение некомплекта в других соединениях ВДВ.
     Неверность данного решения генштаба стала очевидна, когда в конце года 
встал вопрос о вводе наших войск в Афганистан. Ведь 105-я воздушно-де-
107
сантная дивизия находилась на территории Туркестанского военного округа, и ей 
потребовалось бы не более полутора-двух часов, чтобы оказаться в Афганистане, 
да и вопросы тылового обеспечения решались бы проще и оперативнее.
     Я должен признать и свою вину, не настоял на том, чтобы не 
расформировывать дивизию, но это стало очевидным позже, а тогда я и не 
предполагал, что мы будем в Афганистане. Да, наверное, в первой половине года и 
в руководстве страны, и в Министерстве обороны не предполагали, что потребуется 
экстренный ввод наших войск в Афганистан.
     В августе по согласованию с Афганской стороной один батальон из Ферганы 
был переброшен самолетами на аэродром Баграм для охраны нескольких советских 
транспортных самолетов, которые уже базировались там. Этот батальон затем в 
декабре сыграл решающую роль в обеспечении высадки десантников, блокировав 
подразделения охраны, зенитные батареи, осуществлявшие противовоздушную оборону 
аэродрома, а также предотвратив несанкционированный взлет афганских самолетов и 
вертолетов.
     В середине декабря 1979 года на базе одного из полков 103-й 
воздушно-десантной дивизии, дислоцированной в Витебске, в учебном центре 
дивизии, в Боровухе (Белоруссия), проводился сбор командного состава ВДВ. 
Поздно вечером, я уже был в гостинице, позвонил начальник Генерального штаба и 
приказал на следующий день мне быть в Москве. Я поручил продолжать сборы своему 
заместителю генерал-лейтенанту Курочкину и утром улетел в Москву. По телефону 
доложил Огаркову о прибытии. Он подтвердил необходимость моего присутствия в 
штабе и велел ждать вызова к нему.
     Где-то около 19.00 часов позвонил его помощник и передал, чтобы я прибыл в 
генштаб с картой дислокации 103-й воздушно-десантной дивизии.
     В приемной начальника генштаба ожидал вызова начальник штаба 
Военно-транспортной авиации, в кабинете Огаркова находился начальник главно-
108
го оперативного управления генштаба генерал-полковник Валентин Иванович 
Варенников.
     Заслушав наши доклады, маршал Огарков спросил, сколько надо времени, чтобы 
части дивизии вышли, а авиация сосредоточилась на аэродромах взлета? Я ответил, 
что исходя из расстояния до дальних аэродромов, — порядка 10—12 часов.
     На наш вопрос, каковы задачи и способ десантирования, был ответ: «Когда 
будет необходимо, вам все будет сказано».
     Я понял, что мой вопрос был неуместен. Уходя, спросил разрешения привести 
дивизию в повышенную готовность с утра. Разрешение получил.
     Ночью штабы воздушно-десантных войск и военно-транспортной авиации 
уточняли расчеты на десантирование, маршруты выдвижения частей, порядок 
сосредоточения авиации на аэродромах. В 6.00 15 декабря 1979 года 103-я 
воздушно-десантная дивизия получила из штаба ВДВ сигнал на приведение частей в 
повышенную боевую готовность.
     Для всех нас десантников и летчиков военно-транспортной авиации самый 
больной вопрос был о способе десантирования: парашютный или посадочный?
     Мы догадывались, что речь шла об Афганистане, но какие там условия, к чему 
быть готовым, — нам это было неизвестно. После долгих колебаний и совещания с 
начальником штаба генералом П. Ф. Павленко, начальником оперативного отдела 
генералом Н. Д. Мушенковым и полковником В. Н. Беляевым было принято решение: в 
каждом полку иметь головной батальон готовым к десантированию парашютным 
способом для захвата аэродромов, остальные — посадочным способом. Для этого 
надо было демонтировать средства десантирования, установленные на боевой 
технике и заложить их на склады.
     Ночью я позвонил в Боровуху и приказал генералам К. Я. Курочкину и В. Н. 
Костылеву сборы прекратить, командиров отправить в свои части, самим оставаться 
в дивизии и быть готовыми оказать помощь частям в выполнении ими задач, которые 
они получат.
109
     В 17.00 в тот же день по указанию Генерального штаба в дивизии была 
объявлена «боевая тревога». Все пришло в движение. Начался марш частей в районы 
ожидания. Из Витебска и Боровухи шли полки: на ближние аэродромы — своим ходом, 
а на дальние — грузились в эшелоны и перевозились по железной дороге. К моменту 
подъема дивизии по тревоге, железнодорожные эшелоны под технику уже стояли 
наготове на станциях. В этом виделась организующая роль генштаба. Штаб ВДВ 
крепко держал руку на пульте управления выдвижением частей дивизии, каждый час 
было известно, кто где находится.
     В это же время был поднят и 345-й отдельный парашютно-десантный полк, 
дислоцированный в Фергане. Аэродром был на окраине Ферганы, поэтому я разрешил 
полку находиться в городке и ждать команды на посадку в самолеты. Районы 
ожидания других частей находились в 6—10 километрах от аэродромов.
     Советская военная мысль учла уроки начала Великой Отечественной войны, 
когда немецкая авиация нанесла серьезное поражение нашим самолетам на 
аэродромах. В памяти также еще были свежи действия японской авиации при ударе 
на Перл-Харбор, главную военно-морскую базу Тихоокеанского флота США на 
Гавайских островах. 7 декабря 1941 года японские ВВС внезапным ударом нанесли 
огромный урон Флоту и ВВС США, в первый же день было уничтожено 272 самолета.
     Конечно, мы не думали, что в 1979 году кто-то осмелится нанести удар по 
нашим аэродромам. Тем не менее части дивизии вышли в те районы ожидания, 
которые им были определены по плану.
     Пять-шесть дней десантники находились в районах ожидания. Уточнялись 
маршруты выдвижения к аэродромам, расчеты для посадки в самолеты, пополнялись 
материальные запасы, личному составу были подвезены валенки и теплые куртки 
вместо шинелей, то есть шла нормальная подготовка к предстоящим действиям, 
правда не до конца было ясно, каким. Никакой задачи никому не ставилось,
110
хотя практически все догадывались, к чему быть готовыми.
     Определенная сложность состояла в том, что в дивизию в конце ноября — в 
декабре пришло молодое пополнение, вместо уволенных в запас солдат и сержантов. 
Новобранцы даже не успели принять присягу и принимали ее в районах ожидания, а 
ведь они составляли четвертую часть списочного состава. Срочно были 
организованы занятия с ними там же в лесу. Старослужащие солдаты взяли под свою 
опеку новобранцев, вот здесь уже не было никакой «дедовщины», а наоборот, 
«деды» учили «салажат» как уберечься от пуль и поразить противника. Все, что 
было негативного по отношению к молодым солдатам на зимних квартирах, ушло в 
сторону. В первые дни боевых действий в Афганистане в дивизии не погиб ни один 
молодой солдат, старослужащие просто прикрывали их и на себя принимали огонь 
мятежников. Вот вам и «дедовщина», о которой так много трубили все средства 
пропаганды, показывая неприглядные стороны Вооруженных Сил.
     На седьмой день пребывания в районах ожидания Генштаб дал команду на взлет.
 В генштабе была отработана карта посадки самолетов военно-транспортной авиации 
на аэродромы подскока в Казахстане и Узбекистане. Главком ВВС Главный маршал 
авиации П. С. Кутахов отдал соответствующие распоряжения командующим ВВС 
округов. На аэродромах подскока десантникам были подготовлены полевые кухни, а 
кое-где и стационарные, предоставлялись все аэродромные помещения для обогрева 
личного состава.
     Директивы генштаба и указания главкома ВВС выполнялись безукоризненно. 
Авиационные начальники аэродромов делали все возможное, чтобы создать 
нормальные условия пребывания десантников и летчиков военно-транспортной 
авиации на аэродромах. Дивизия уже четвертые сутки находилась там. Боевой 
задачи все нет. Приказано ждать!
     С разрешения начальника генштаба в Кабул была отправлена небольшая 
оперативная группа Воздуш-
111
но-десантных войск во главе с генерал-лейтенантом Н. Н. Гуськовым. Генералу 
Курочкину была поставлена задача, оставаясь в Витебске, организовать охрану 
военных городков и оставшегося имущества, генералу В. Н. Костылеву — лететь с 
командиром дивизии.
     Обстановка в начале 1979 года в Афганистане с каждым днем становилась все 
более взрывоопасной.
     Генерал-лейтенант Горелов Лев Николаевич (десантник, бывший командир 7-й 
гвардейской воздушно-десантной дивизии, в 1968 году вместе со своими 
подчиненными, принимавший участие во вводе войск в Чехословакию) в 1979 году 
был главным военным советником в Афганистане. В связи со сложившейся 
обстановкой в Афганистане, хорошо зная положение дел в Вооруженных силах 
республики, настроение высшего военного руководства и младших офицеров, 
неоднократно письменно и устно обращался к советскому послу в Афганистане А. М. 
Пузанову с информацией, что военные просят помощи от Советского Союза. Во время 
визитов в нашу страну руководителями Афганистана руководству Советского Союза Л.
 И. Брежневу, А. А. Громыко, Д. Ф. Устинову и другим высказывались просьбы о 
помощи. Понятно было, что афганские лидеры сами не могут по-настоящему влиять 
на ход событий в республике и, более того, не знают, как это сделать. Поэтому 
они хотели бы напрямую втянуть Советский Союз в решение своих внутренних и 
внешних проблем.
     В марте 1979 года в городе Герат вспыхнул антиправительственный мятеж. 
Организатором его стали офицеры дислоцированной там пехотной дивизии. Возглавил 
этот мятеж капитан Туран Исмаил, командир артиллерийской батареи 
артиллерийского полка пехотной дивизии. Впоследствии Туран Исмаил возглавит и 
объединит всех моджахедов провинции Герат. Мятеж был подавлен верными 
правительству войсками.
     С бандами моджахедов до конца афганской войны постоянно приходилось вести 
боевые действия частям мотострелковой дивизии (командир дивизии
112
генерал-майор А. В. Учкин), расположенной в городе Шинданде (в 60 км от Герата),
 частям пехотной дивизии вооруженных сил Афганистана (в 1987 году дивизия была 
развернута во 2-й армейский корпус) под командованием полковника Али Акбара и 
военным отрядам местного племени под командованием полковника (позже генерала) 
Фазыл Ахмата и двух братьев Арефа (старший) и Асефа. Как правило, все афганские 
военные части и отряды вели боевые действия в провинции Герат или других 
провинциях только совместно с частями мотострелковой дивизии генерала Учкина.
     В связи с событиями в Афганистане, неясностью обстановки, министр обороны 
СССР Д. Ф. Устинов приказал провести ряд мероприятий, направленных на повышение 
боевой готовности войск Туркестанского военного округа и части сил 
Среднеазиатского военного округа.
     Как сейчас стало известно, в середине марта 1979 года ситуация, которая к 
тому времени сложилась в Афганистане, и просьба руководства республики ввести 
советские войска, обсуждались на заседании Политбюро ЦК КПСС.
     Сегодня я могу сказать, что обсуждение этого крайне тяжелого вопроса 
проходило в обстановке резких заявлений о несогласии с вводом войск в 
Афганистан Ю. В. Андропова, председателя КГБ. Он сказал: «Я, товарищи, 
внимательно подумал над этим вопросом и пришел к выводу, что нам нужно очень и 
очень серьезно продумать вопрос о том, во имя чего мы будем вводить войска в 
Афганистан...
     Мы знаем учение Ленина о революционной ситуации. О какой ситуации может 
идти речь в Афганистане — там нет такой ситуации. Поэтому я считаю, что мы 
можем удержать революцию... только с помощью своих штыков, а это совершенно 
недопустимо для нас. Мы не можем пойти на такой риск».
     Его поддержали члены Политбюро А. П. Кириленко, К. У. Черненко и А. А. 
Громыко. С ними согласился и Л. И. Брежнев.
113
     Но обстановка в Афганистане, по сути, вышла из-под контроля. Вспыхнули 
вооруженные мятежи в Ферахе, Баглане и других городах. В армии начались 
репрессии против офицеров.
     В мае 1979 года в СССР был сформирован батальон специального назначения из 
лиц коренных национальностей Среднеазиатских республик. Его укомплектовывали 
боевой техникой и вооружением. Потом этот батальон совместно с подразделениями 
КГБ принимал участие в отстранении от власти X. Амина, с приходом которого 
обстановка в Афганистане резко ухудшилась. Народ уже не верил тем, кто управлял 
страной. Недовольство искусственно подогревалось враждебными режиму НДПА силами 
из США, Пакистана и других стран.
     Моджахеды контролировали и удерживали более 80 % территории республики. 
Правительство X. Амина смогло удержать власть только в центральных провинциях: 
Кабуле, Кундузе и Баглане.
     Руководство СССР искало пути разрешения тех проблем, которые возникли к 
октябрю 1979 года на территории Афганистана.
     Много было неясностей в докладах, поступавших от наших советников в Кабуле.

     В середине декабря 1979 года я получил приказ подготовить группу офицеров 
ВДВ, которые должны были вылететь в Кабул. Я поручил возглавить группу 
десантников своему заместителю по воздушно-десантной подготовке 
генерал-лейтенанту Н. Н. Гуськову
     Руководство СССР беспокоила та политика, которую проводил Амин и его 
правительство. Мы не могли согласиться с тем, что Амин, провозглашая 
социалистические лозунги, в то же время смотрел на Запад, начал кампанию 
репрессий против всех, кто не был согласен с его политикой, особенно в НДПА и 
армии.
     В ноябре 1979 года в Москву привезли одного из лидеров партии «Парчам» Б. 
Кармаля, который обещал, что в случае прихода его к власти в Афганистане будет 
покончено с войной внутри страны, установится мир и южные рубежи СССР будут 
надежно прикрываться дружественной страной.
114
     В декабре на совещании у Л. И. Брежнева, на котором присутствовали А. А. 
Громыко, М. А. Суслов, Д. Ф. Устинов и Ю. В. Андропов, было принято решение о 
вводе небольшого количества Советских войск в Афганистан.
     Генштаб, во главе с Н. В. Огарковым, его заместителем В. И. Варенниковым и 
Главкомом Сухопутных войск И. Т. Павловским до последнего были против ввода 
войск и только получив приказ, выполнили его.
     Меня учили: если принято решение, то его всегда надо доводить до конца. 
История всегда подтверждает правило: в войну не играют, уж если воюешь, то воюй 
всем, что у тебя есть.
     Соединения и части Вооруженных Сил приводились в готовность к вводу в 
Афганистан после устных указаний министра обороны и начальника генштаба.
     Утром 24 декабря меня вызвали на совещание к министру обороны Д. Ф. 
Устинову. На совещание прибыли заместители министра обороны, главнокомандующие 
видами Вооруженных Сил, начальники главных управлений. Министр обороны объявил 
о решении руководства страны ввести войска в Афганистан и отдал мне приказ 
ввести в Афганистан одну воздушно-десантную дивизию и отдельный 
парашютно-десантный полк.
     Вечером 24 декабря я был снова вызван к министру обороны.
     В кабинете министра по карте была поставлена задача 103-й 
воздушно-десантной дивизии — десантироваться на аэродромы Баграм, Кабул, взять 
под охрану в столице наиболее важные объекты: почту, радиостанцию, телевидение, 
Президентский дворец, Министерства обороны и внутренних дел, посольство СССР и 
ряд других объектов. Таков был первоначальный план.
     После получения задачи у министра я вместе с Огарковым зашел в его кабинет.
 Туда же через несколько минут вошел В. А. Крючков — первый заместитель 
Андропова, председателя КГБ.
     — Кто и когда даст команду на взлет? — спросил я у Огаркова.
115
     — Министр обороны или я, — был ответ.
     Спросив разрешения, я вышел.
     Все стало на свои места. Задача была понятна. Штаб срочно начал готовить 
карты и план города с нанесенной графически задачей и краткой пояснительной 
запиской. Я подписал эти документы. Срочно самолетами в ту же ночь офицеры 
повезли их на аэродромы взлета 103-й воздушно-десантной дивизии.
     В 15.00 25 декабря 1979 года сухопутная группировка войск 40-й армии 
перешла госграницу, в то же время самолеты военно-транспортной авиации с 
десантом на борту вошли в воздушное пространство Афганистана. На аэродромах 
Туркестанского округа в готовности номер один находились истребители в ожидании 
команды на взлет для прикрытия десанта в случае необходимости.
     25—26 декабря 1979 года в ходе воздушно-десантной операции был высажен 
посадочным способом на аэродромы Кабул (основные силы дивизии) и Баграм (часть 
сил дивизии и 345 отдельный парашютно-десантный полк) воздушный десант в 
составе 103-й воздушно-десантной дивизии и 345 отдельного парашютно-десантного 
полка.
     Для переброски десантников на аэродромы Кабул и Баграм было совершено 343 
самолето-вылета и затрачено 47 часов. Первый самолет приземлился на аэродром в 
Кабуле 25 декабря 1979 года в 16.15, последний самолет сел в 14.30 27 декабря с 
материальными запасами тыла.
     К несчастью, не обошлось без потерь среди десантников и летчиков. Кабул 
расположен на плато, которое со всех сторон окружено горами. Для взлета и 
посадки на аэродром летчики вынуждены были резко набирать высоту при взлете, а 
при заходе на посадку кружиться над Кабулом.
     25 декабря в 19.30 (а это в горах глубокая ночь) при заходе на посадку на 
аэродром Кабула врезался в гору и взорвался самолет Ил-76 с 37-ю десантниками 
на борту. Погибли все, в том числе и 7 человек экипажа.
     Около 22 часов позвонил Н. В. Огарков. Он уже знал, что разбился самолет.
116
     — Что будем делать? — спросил он меня.
     — Продолжать десантирование и выполнять поставленную задачу, — ответил я.
     — Хорошо, министру я уже доложил. На этом разговор был закончен.
     103-й воздушно-десантной дивизией командовал генерал-майор И. Ф. Рябченко, 
командиры полков подполковник Н. В. Батюков, подполковник Г. И. Шпак, 
подполковник К. Г. Литовчик, командир 345-го полка подполковник Н. И. Сердюков. 
В составе сухопутной группировки вошла своим ходом 56-я десантно-штурмовая 
бригада подполковника А. П. Плохих.
     Ко времени высадки десантников обстановка в Кабуле резко изменилась по 
сравнению с той, что была за несколько суток до этого. Активизировалась 
оппозиция, решив оказать вооруженное сопротивление советским войскам. В этих 
условиях было принято решение раньше установленного срока приступить к 
выполнению поставленных задач. В ночь с 26 на 27 декабря началось стремительное 
выдвижение батальонов к объектам захвата, очаги сопротивления подавлялись огнем 
из всех видов оружия. Совершив ночной рейд, один из полков дивизии вышел к 
военным гарнизонам вблизи Кабула и взял под контроль штабы пехотной дивизии и 
бригад, казармы, парки боевых машин и танков, тем самым воспрепятствовав их 
выступлению. Была блокирована тюрьма Пули-Чархи вблизи города. К утру 27 
декабря практически все необходимые объекты были захвачены, организована их 
оборона. Столица Афганистана была под контролем десантников. И опять десантники,
 в который раз, доказали, что для них нет задач невыполнимых.
     На аэродроме Баграма, парашютно-десантный батальон, находящийся там еще с 
лета, накануне высадки 345-го полка разоружил расчеты афганских средств ПВО, 
прикрывающих аэродром. Когда возникла перестрелка, десантники вынуждены были 
открыть ответный огонь.
     Для встречи Сухопутных войск к южной части туннеля на перевале Саланг из 
Баграма направили
117
один батальон. Ему была поставлена задача захватить южную часть перевала и 
обеспечить беспрепятственное продвижение наших войск.
     Предполагалось, что после ввода войск на территорию Афганистана части 
«ограниченного контингента советских войск» должны были стать отдельными 
гарнизонами и не ввязываться в боевые действия. На деле так не получилось, да и 
не могло получиться. Советские войска вынуждены были втянуться в боевые 
действия.
     В первые дни после ввода десантников в Кабул и Баграм большая часть 
населения внешне тепло встречала советских солдат. Проезжающие машины с 
солдатами встречались толпами людей с аплодисментами и криками «шурави!» 
(русские).
     Но в феврале 1980 года все резко изменилось, начали раздаваться призывы, в 
том числе и с минаретов мечетей, к борьбе с «неверными». Мне кажется, что наше 
руководство делало ставку на силу, не в полной мере представляя особенности 
этой нищей, полуфеодальной исламской страны. Подтвердилось, что «Восток — дело 
тонкое».
     С приходом 40-й армии 103-я воздушно-десантная дивизия и 345-й отдельный 
парашютно-десантный полк вошли в оперативное подчинение командующему армией.
     В Афганистан также прибыла с первого дня ввода оперативная группа 
Министерства обороны во главе с первым заместителем министра обороны Маршалом 
Советского Союза С. Л. Соколовым и генералом армии С. Ф. Ахромеевым. На них 
возлагались координация и согласование действий советских войск, а через 
советников, с афганской армией и с представителями других силовых структур.
     Все части воздушно-десантной дивизии располагались в Кабуле: управление 
дивизии, полк и другие части вблизи аэродрома, полк в крепости Бала-хисар. Один 
полк разместили в парке рядом с резиденцией президента, ему была поставлена 
задача по внешней охране дворца.
     Хочу заметить, в крепости Бала-хисар в бетонированных казематах были 
склады оружия: от крем-
118
невых ружей, пистолетов, старинных крепостных орудий до современного вооружения.

     При организации обороны столицы и охраны важных объектов город был 
разделен на зоны ответственности командиров полков, были разработаны 
соответствующие планы. Постепенно части дивизии втягивались в боевые действия с 
формированиями оппозиции, подпитываемыми из Пакистана американским вооружением, 
боеприпасами, медикаментами, снаряжением и даже автоматами китайского 
производства.
     Характер действий был различный, в зависимости от того, с какой 
группировкой моджахедов — так стали называть себя вооруженные стороны оппозиции 
— приходилось иметь дело. Части дивизии участвовали в плановых операциях 40-й 
армии, проводили рейдовые действия, устраивали засады, перехватывали караваны с 
оружием, высаживали тактические воздушные десанты и т. д.
     В период пребывания советских войск в Афганистане они почти не проводили 
крупномасштабных боевых операций, за небольшим исключением. В основном это были 
спланированные отдельные боевые действия частей и подразделений 40-й армии. И 
уже первые стычки с моджахедами показали, что быстро и без потерь решить все 
задачи войска 40-й армии не смогут. Им впервые пришлось вести бои в горах, 
пустынях, в условиях резких перепадов температур. Личный состав наших 
соединений и частей (в том числе и воздушно-десантных) был плохо подготовлен к 
войне в Афганистане. Пришлось переучиваться на ходу.
     Сейчас появилось большое количество литературы, в которой авторы описывают 
причины ввода советских войск в Афганистан и наши военные действия в 
Афганистане. Это книги генералов Б. В. Громова, М. А. Гареева, А. М. Майорова, 
А. И. Лебедя, а также ряд других публикаций. Поэтому мне нет необходимости 
повторять уже сказанное, остановлюсь коротко только на некоторых эпизодах, 
участником которых я был.
     В Фергане на фондах ушедшего в Афганистан 345-го полка был сформирован 
отдельный учебный
119
полк по подготовке молодых солдат, призванных в армию, к службе в Афганистане. 
Обучение шло по специальной программе в течение сначала трех, затем шести 
месяцев, и пополнение направлялось в 103-ю дивизию и 345-й полк на замену 
увольняемых в запас и на восполнение потерь. Такое решение было вполне 
оправданно.
     При неоднократных полетах в Афганистан я останавливался в Ташкенте для 
дозаправки самолета. С особой теплотой и искренней благодарностью вспоминаю 
свои встречи с командующим войсками Туркестанского военного округа 
генерал-полковником Юрием Павловичем Максимовым. У него было сложное положение. 
Он нес ответственность за боевые действия 40-й армии, за снабжение войск, за их 
боевую поддержку в ходе операций и за многое другое. Это практически был 
воюющий округ. За руководство боевыми действиями в Афганистане ему было 
присвоено звание Героя Советского Союза, а затем и воинское звание генерала 
армии. В последующем Юрий Павлович был назначен главнокомандующим Ракетными 
войсками стратегического назначения.
     В январе 1980 года я впервые полетел в Кабул. Прибыв в 103-ю 
воздушно-десантную дивизию, сразу же представился маршалу С. Л. Соколову. 
Сергей Леонидович, будучи первым заместителем министра обороны, курировал 
Воздушно-десантные войска. Теперь, возглавляя оперативную группу Министерства 
обороны, он очень много делал для успешного решения боевых задач войсками. 
Обладая большим трудолюбием и твердым характером, он вникал в детали 
организации операций, побывал лично в самых опасных точках.
     В присутствии Соколова и Ахромеева мне пришлось однажды выдержать 
серьезный «бой» с генерал-полковником В. А. Меримским, работающим в составе 
группы Соколова. При проведении операций против душманов («духи» — называли их 
в наших войсках), в случаях, когда не было достигнуто большой результативности, 
Меримский всегда винил десантников. Почему, он и сам не мог объяс-
120
нить. Опаздывали выйти на какой-то рубеж мотострелки или танкисты, все равно 
виноваты были десантники. На фактах я доказывал ему обратное. Маршал Соколов, 
присутствуя при одном таком споре, согласился со мной, и только после этого 
изменилось и отношение Меримского.
     Южнее населенного пункта Лашкаргах, с целью прикрытия пути возможного 
движения караванов с оружием для моджахедов, был переброшен парашютно-десантный 
батальон, командовал которым капитан Соколов. С командиром дивизии 
генерал-майором А. Е. Слюсарем (он прибыл на замену генерала Рябченко) летим в 
батальон. На самолете прилетаем на аэродром Кандагар. Неимоверная жара обжигает 
горло — спасает только то, что воздух сухой. Пересаживаемся в вертолеты. Они 
летают всегда парой. Летим над пустыней Регистан. Кругом один песок, никакой 
растительности. Идем на предельно малой высоте, и, во избежание обстрела, 
«ныряем» между барханами, так что нас заметить можно только непосредственно над 
собой. Пустыня кажется безжизненной. Неожиданно внизу среди песчаных барханов 
увидели несколько кибиток, вокруг ходят козы, стоят два-три верблюда, вот 
проходит женщина с каким-то грузом на голове. Летим дальше, опять только песок, 
а затем еще такое же стойбище. Оказывается, в безжизненной на первый взгляд 
пустыне живут люди — кочевники. Справа по борту мелькнула текущая среди песков 
речка, как маленький ручеек.
     Сделав круг над лагерем батальона, садимся. Стоят лагерные палатки, позади 
полевые кухни. Комбат построил личный состав, одна треть несет службу на постах.
 В штабной палатке висит карта, командир докладывает обстановку в зоне 
ответственности батальона. Капитан Соколов произвел на меня очень хорошее 
впечатление своей осведомленностью и четким докладом. Генерал Слюсарь сообщил, 
что это лучший командир батальона дивизии, и он хотел бы, чтобы ему разрешили 
поступить в этом году в Академию им. Фрунзе.
121
     Я обещаю сделать все, чтобы его приняли. К лагерю на поджарых верховых 
лошадях подъезжают четыре человека в халатах и чалмах. Знакомимся. Средних лет 
мужчина — вождь племени белуджей, второй, постарше его, переводчик, учился в 
Англии, говорит по-русски, но с трудом подбирает слова, двое других с 
автоматами Калашникова — охранники. Заходим в палатку. Охранники берут автоматы 
на изготовку — один снаружи, другой внутри. Сразу же — откуда они взялись — 
рядом с ними становятся десантники, тоже с автоматами. Предводитель что-то 
сказал, охрана исчезает, уходят и десантники.
     Садимся на кровать и на ящики из-под снарядов, через переводчика 
разговариваем.
     Вождь (так назовем его) рассказывает, что он учился во Франции, владеет 
французским и английским языками. Он со своим родовым племенем ушел из 
Пакистана, так как там притесняют белуджей.
     Комбат добавляет, что белуджи находятся рядом в двух-трех километрах от 
лагеря, в крепости, и что по обоюдной договоренности белуджи прикрывают их с 
юга. Вождь передал мне письмо на имя министра обороны СССР, в котором он просит 
дать им оружие и гарантирует, что белуджи будут совместно с советскими 
солдатами воевать против бандитов. По приезде в Москву я это письмо передал по 
назначению. Затем комбат пригласил всех на обед. Зашли в другую палатку, из 
снарядных ящиков составлен стол, накрытый простыней. Охранники-белуджины 
принесли только что запеченного ягненка, адъютант комдива поставил бутылку 
водки. Выпили и закусили ягненком за знакомство и успехи в делах.
     Прощаясь, этот приятный с виду человек пригласил меня к себе в гости и 
показал рукой на виднеющиеся вдали строения — крепость. Я пообещал в следующий 
приезд побывать у них. Но больше в тех местах мне, к сожалению, не пришлось 
быть.
     Прилетели в Кабул. Утром оперативный дежурный дивизии доложил о трагедии. 
На другой день
122
после нашего отлета комбат с двенадцатью десантниками на борту полетел на 
перехват каравана, идущего от пакистанской границы в сторону Лашкаргаха. 
Вертолет был сбит, погибли все, в том числе капитан Соколов. Для меня это была 
тяжелая утрата, ведь только вчера я обещал ему, что он поступит на учебу в 
академию.
     
     В один из прилетов в Афганистан я имел встречу с Бабраком Кармалем.
     С генералом Слюсарем подъехали на «Волге» к воротам дворца. Два солдата в 
афганской форме с автоматами наперевес отдают честь с характерным для афганцев 
пристуком ноги. Смотрю, что-то лица их расплываются в улыбке. Оказывается, это 
наши десантники, охраняющие дворец. У подъезда нас встретили и проводили на 
второй этаж. Заходим вместе с переводчиком в кабинет Генерального секретаря ЦК 
НДПА. Из-за стола встает и идет нам навстречу невысокого роста, полноватый, в 
черном костюме человек — это Бабрак Кармаль. Пожимает нам руки, приглашает 
сесть, приносят кофе.
     В ходе беседы он несколько раз высказывает свое восхищение действиями 
десантников.
     Обращается ко мне:
     — Товарищ генерал, вы можете оказать нам помощь в формировании такой же, 
как у вас, воздушно-десантной дивизии?
     Я пытаюсь объяснить, что для формирования такой дивизии кроме людей, 
парашютов, специальной техники и вооружения необходимы еще военно-транспортные 
самолеты. Видимо, он совершенно не представляет, о чем говорит.
     Комдив вступает в разговор и докладывает, что вчера освобожден от душманов 
курортный городок в восемнадцати километрах северо-западнее Кабула, бывшая 
летняя резиденция королей.
     Бабрак оживляется: вот теперь можно туда поехать отдохнуть! Нас это 
удивляет: выходит, для него главное — это то, что можно отдохнуть, а ведь мы 
вчера там потеряли несколько человек. На этом наш визит заканчивается.
123
     После встречи с Бабраком Кармалем нас приглашают на ужин. Едем на окраину 
Кабула в парк короля Надир-шаха. На всем протяжении дороги стоят бойцы царандоя 
(милиции). Спереди и сзади нашу «Волгу» и две машины афганцев прикрывают 
бронетранспортеры. Въезжаем в парк, показывают могилу основателя Афганистана. 
Приглашают в дом (ресторан). Десантники, прибывшие на бронетранспортерах, с 
автоматами наперевес окружают ресторан. Кругом ни одного афганца не видно. Ужин 
от имени Генерального секретаря НДПА дает его племянник — министр. 
Официанты-афганцы бесшумно обслуживают, подают традиционную афганскую еду: 
зелень, овощи, плов. Произносятся взаимные тосты за дружбу, пьем русскую водку, 
несмотря на запрет корана, заканчиваем застолье коньяком и кофе.
     Мне часто приходилось бывать в Афганистане, я восхищался своими офицерами 
и солдатами и гордился их героизмом и верностью своему воинскому долгу. 
Шестнадцать десантников удостоены звания Героя Советского Союза, более 30 тысяч 
награждены государственными наградами. Мы были первыми и ушли последними из 
Афганистана.
     Дивизией и полками командовали умные, решительные и твердые командиры. 
Назову только некоторых: генералы А. Е. Слюсарь, П. С. Грачев, ставшие Героями 
Советского Союза, генерал И. Ф. Рябченко, подполковник Г. И. Шпак, теперь 
командующий ВДВ, полковник Ю. В. Кузнецов, получивший звание Героя Советского 
Союза, полковники Ю. В. Ярыгин, Н. И. Сердюков, капитан А. И. Лебедь (известная 
политическая фигура сегодня) и многие другие.
     В Кабуле во дворце мне показали комнату, где подушкой ставленниками Амина 
был задушен Тараки. Амин же был убит в его дворце Дар-уль-Аман (там потом 
расположился штаб 40-й армии), затем Бабрака сменил Наджибулла. Когда же мы 
вывели свои войска из Афганистана, Наджибуллу казнили уже новые власти — талибы.
 Восток — дело не только тонкое, но и кровавое.
124
     Сейчас многие, в том числе и военачальники, по-разному отвечают на вопрос, 
надо ли было вводить войска в Афганистан?
     Я тогда, будучи командующим Воздушно-десантными войсками, был далек от той 
«кухни», где принимались решения. Я считал своим долгом как можно лучше и с 
меньшими людскими потерями выполнить поставленную задачу. Рассуждать о 
необходимости ввода войск надо, как мне кажется, с позиций того времени. Думаю, 
ввод войск был необходим, ибо этим мы преграждали путь исламскому экстремизму в 
Среднеазиатские Республики, мы отодвигали военную угрозу от наших южных границ, 
Советскому Союзу выгодно и необходимо было иметь на южных рубежах дружественную 
нам страну. Нельзя забывать и того, что Афганистан одним из первых признал СССР 
в 1922 году. К моменту ввода наших войск в Афганистане царили нищета, бесправие 
народа и безвластие. Мы должны были поддержать движение, пытающееся установить 
хоть какую-то государственность в стране. Другое дело, что надо было хорошо 
подготовиться к этому вторжению и в политическом, и в военном плане. Наше 
руководство рассчитывало, что это будет непродолжительная кампания. Время 
показало другое. К сожалению, такие же просчеты делаются и сейчас, что очевидно 
по результатам чеченской кампании.
     Я считаю, что мы поторопились и с выводом войск из Афганистана. Раз мы 
туда вошли и пробыли почти десять лет, надо было еще раз все взвесить, оценить 
и только потом принимать решение — выводить или нет. Положили там тысячи людей 
и, не завершив того, во имя чего входили, ушли. Мне кажется, что, если бы были 
предприняты дополнительные меры для укрепления власти Наджибуллы или другого 
авторитетного лидера, мы бы имели сейчас иной Афганистан, а не раздираемый на 
части внешними и внутренними религиозными, политическими и военными проблемами. 
Пустоты не будет, она уже заполняется враждебными России силами. Россия после 
распада Советского Союза бросила Афганистан.
125
     Мы фактически своим уходом, а затем и прекращением помощи Наджибулле 
предали афганский народ, там полыхает пламя войны.
    
    Мирные будни ВДВ
    
     Армейская повседневная жизнь в соединениях воздушно-десантных войск, 
находящихся в Союзе, шла своим чередом. Совершались парашютные прыжки, 
проводились различного масштаба учения, на полигонах — стрельбы и вождение 
боевых машин, увольнялись старослужащие, принималось молодое пополнение, велась 
в Фергане подготовка солдат для службы в Афганистане, планомерно проводилась 
замена офицерского состава в 103-й воздушно-десантной дивизии и 345-м отдельном 
парашютно-десантном полку, Рязанское воздушно-десантное училище продолжало 
обучение курсантов, в гарнизонах принимались меры к дальнейшему благоустройству 
военных городков. Войска занимались тем, чем и положено заниматься армии, в то 
же время не снижалось внимание к действиям и положению наших войск в 
Афганистане.
     Офицеры управления командующего совместно с промышленностью решали также 
очень важную задачу — создание опытных образцов боевой машины десанта (БМД-3) 
«Бахча» нового поколения и их испытание. Одновременно на базе БМД-3 шли 
разработки других образцов техники и оружия для Воздушно-десантных войск.
     Под новый образец БМД-3 интенсивно велась разработка новых средств 
десантирования, в частности, бесплатформенных средств («Шельф»). Как прежде, 
так и сейчас, работа по перевооружению десантников на новые современные образцы 
оружия и техники проводилась под непосредственным руководством командующего. 
Различные службы и управления Министерства обороны, Генерального штаба и 
главных штабов видов Вооруженных Сил к нашим проблемам и просьбам относились с 
пониманием и оказывали практическую помощь.
126
     В управлении ВДВ начальники родов войск и служб постоянно следили за ходом 
работ в конструкторских бюро, на заводах, в институтах, принимали сами 
непосредственное участие в испытаниях.
     В войсках успешно прошли испытания совершенно нового способа 
десантирования боевой техники с использованием реактивного двигателя. Смысл его 
заключается в том, что реактивный двигатель, закрепленный специальным 
устройством над парашютной платформой или же над боевой машиной десанта (БМД), 
начинал работать за несколько метров от земли в результате срабатывания системы 
зажигания порохового заряда, размещенного в реактивном двигателе. Сопла 
двигателя направлены под определенным углом к земле. И мощная струя газов, 
вылетая из сопел двигателя, останавливает падение БМД в полутора—двух метрах от 
земли. Объект как бы зависает в воздухе и потом опускается на землю. Работа 
реактивного двигателя не превышает двух—трех секунд.
     Хотелось бы отметить продуктивную работу генералов Б. М. Островерхова, Н. 
М. Зимина, Н. Н. Гуськова, П. Г. Калинина, Г. М. Яценюк, А. В. Кукушкина, С. П. 
Харебина, В. А. Данильченко и многих других офицеров. Штаб во главе с генералом 
П. Ф. Павленко, а затем Е. Н. Подколзиным постоянно отслеживал ход работ. 
Каждый из них внес свою лепту в развитие воздушно-десантных войск. В эти годы, 
наряду с боевой подготовкой, в войсках шло развернутое строительство парков под 
новую технику, много строилось жилья для офицеров. Это были первоочередные 
объекты.
     Начальник политотдела войск генерал-лейтенант Сергей Михайлович Смирнов 
активно через центральные органы «пробивал» строительство клубов, солдатских и 
офицерских кафе и других объектов культурно-бытового назначения. У меня с ним 
сложились деловые и дружеские отношения. Для него, в отличие от некоторых 
политработников, командир есть командир, а он только его заместитель и обязан 
работать на авторитет командира. Вспоминая те годы, я вижу, что все тогда было 
в движении, ди-
127
визии и полки напряженно учились, мы как бы были на марше, делая все во имя 
повышения боевой готовности войск. Первая половина восьмидесятых годов была 
периодом проведения в Вооруженных Силах крупных войсковых учений, в которых 
всегда принимали участие Воздушно-десантные войска.
     В 1980 году на территории Германской Демократической Республики состоялись 
учения «Братство по оружию-80». Десантировался полк Псковской дивизии. 
Десантирование проходило в исключительно сложных метеорологических условиях, 
прыжки с парашютом десантникам пришлось совершать из-за облаков, низко нависших 
над самой землей. Присутствующие на учениях министры обороны стран Варшавского 
Договора слышали гул самолетов где-то за облаками. На земле в тумане были 
слышны взрывы — это начали приземляться боевые машины с реактивными системами 
десантирования. Купола парашютов стали просматриваться только в 50—100 метрах 
от земли. Полк в этих погодных условиях десантировался, не получив ни одной 
травмы.
     Присутствующие на смотровой площадке были восхищены выучкой десантников. 
Министр обороны СССР объявил всему личному составу благодарность и наградил 
полк за мужество и воинскую доблесть вымпелом министра обороны.
     В сентябре 1982 года на территории Народной Республики Болгарии состоялись 
очередные совместные учения «Щит-82», в которых принимали участие и 
воины-десантники Советской Армии. Десантировался полк 98-й гвардейской Свирской 
воздушно-десантной дивизии. С погодой, как часто бывало, опять не повезло. С 
утра пошел дождь, на маршруте пролета самолетов появились грозовые облака, их 
надо было обходить, что усложняло выход на заданную точку десантирования.
     На смотровой трибуне на площадке приземления находился министр обороны Д. 
Ф. Устинов, маршал В. Г. Куликов, первый секретарь ЦК Болгарской 
коммунистической партии Т. Живков и другие. Над
128
трибуной был сделан навес от дождя. Командующий военно-транспортной авиацией 
генерал-полковник А. Н. Волков тревожно всматривался в небо и через каждые 
полчаса заслушивал своего метеоролога о погоде по маршруту полета самолетов. 
Это было нелегкое решение, но мы его совместно приняли — десантировать!
     Я вышел перед смотровой площадкой, по схемам доложил о задаче десанта. 
Дождь продолжался, но видимость около километра была. Д. Ф. Устинов спросил, 
какое я принял решение, сказал, что если существует риск, следует завернуть 
самолеты на аэродромы.
     — Товарищ министр обороны, я уверен в своих подчиненных. По докладу 
командующего военно-транспортной авиацией сейчас колонны самолетов обходят 
грозовой фронт, десантирование может задержаться на семь—десять минут от 
установленного времени, — ответил я.
     — Хорошо.
     И тут, наконец, нам повезло. Нависающие над площадкой приземления дождевые 
тучи стало относить в сторону, а к моменту «Ч», то есть выброски десанта, небо 
над площадкой очистилось, все вздохнули с облегчением.
     Над районом учения на низкой высоте пронеслись истребители-бомбардировщики 
болгарских ВВС и нанесли удары по наземным целям «противника».
     И вот со стороны моря показались первые пары Ил-76. Началось 
десантирование подразделений разведки и захвата площадки приземления. 
Десантники, снижаясь на парашютах, открыли автоматный огонь. Вслед за ними 
пошла техника, и затем все небо над площадкой покрылось белыми куполами — 
двинулись основные силы полка. Это было красивое и внушительное зрелище. Со 
смотровой трибуны было видно, как солдаты, сбросив парашюты, устремляются к 
границам площадки, все плотнее становится автоматная стрельба. Заревели моторы, 
и боевые машины на большой скорости устремились догонять пехоту. Так начался 
бой десант-
129
ников по захвату объектов «противника». Промокший от дождя, поднимаюсь на 
трибуну и докладываю министру обороны Д. Ф. Устинову о результате 
десантирования: травм нет, полк выполняет поставленную задачу.
     Устинов и Живков поздравляют. Дмитрий Федорович, видя меня промокшего, 
берет со столика стакан чаю и предлагает мне. Я глотнул и остановился, 
недоумевая. В стакане — болгарский коньяк «Плиска». Устинов, улыбаясь, говорит: 
«Пей, пей! Ну как чай?» Я выпиваю полстакана. В палатку сзади трибуны идут 
министр, Живков и приглашают меня и командующего военно-транспортной авиацией. 
Предлагают перекусить. Садимся за стол. Живков поднимает тост за советских 
солдат, десантников и летчиков. Выпиваем по небольшой рюмке, они уходят, а мы 
остаемся и завтракаем.
     Впереди еще было много совместных учений с армиями стран Варшавского 
Договора, в которых принимали участие десантники.
     В начале сентября на территории Белоруссии и Прибалтики состоялись крупные 
войсковые учения— маневры «Запад-81» под руководством министра обороны. 
Разработкой и практическими действиями войск и штабов на маневрах руководил 
Генеральный штаб во главе с Маршалом Советского Союза Н. В. Огарковым. Это было 
самое масштабное учение Вооруженных сил за последние годы. От 
Воздушно-десантных войск участвовала 7-я гвардейская воздушно-десантная дивизия 
генерал-майора Владислава Алексеевича Ачалова, дислоцировавшаяся в Литве, штаб 
— в городе Каунасе.
     Учению предшествовала тщательная подготовка вооружения, техники и личного 
состава. Особую заботу проявляли к подготовке шести экипажей, предназначенных 
для десантирования внутри боевых машин (по два человека).
     Специалисты скрупулезно проверяли укладку многокупольных парашютных систем,
 чтобы исключить малейшую предпосылку ненормальному их раскрытию.
130
     Готовилась и военно-транспортная авиация. За сутки до взлета части 7-й 
дивизии, совершив марш, сосредоточились в районах ожидания. Марш совершался 
скрытно, ночью, запрещена была работа на марше средств радиосвязи. В районах 
ожидания была завершена подготовка к десантированию, поставлены задачи. В 
следующую ночь части вышли к аэродромам, произвели загрузку техники в самолеты, 
а десантники разошлись по своим самолетам согласно расчету на десантирование.
     На рассвете с четырех аэродромов Прибалтики взлетели полки 
военно-транспортной авиации с десантом на борту. Приняв в воздухе боевой 
порядок, ВТА тремя колоннами выходила к площадкам приземления. С других двух 
аэродромов взлетели истребители и начали прикрытие колонн транспортной авиации 
в полете.
     За 35 минут до «Ч» (начало десантирования) над районом десантирования 
появились четыре пары истребителей-бомбардировщиков, по объектам «противника» 
наносились бомбо-штурмовые удары. Их сменили другие пары самолетов, а десант 
уже приближался к району выброски, над ним выше кружились истребители, а ниже 
над землей проносились самолеты истребительно-бомбардировочной авиации.
     В точно установленное время дивизия в полном составе десантировалась на 
три площадки приземления в назначенном районе северо-восточнее Минска. Боевые 
машины с экипажами внутри, сбросив парашютные системы, на большой скорости 
подъехали к трибуне. Командир дивизии Ачалов в шлемофоне и десантном 
комбинезоне (он прыгал с передовым отрядом) доложил:
     — Части 7-й дивизии десантировались в указанный район, все нормально, 
приступили к выполнению боевых задач.
     Министр объявил благодарность экипажам и поздравил комдива с успешным 
десантированием. Учения «Запад-81» были серьезным испытанием соединений и 
частей, всех видов Вооруженных Сил, родов войск, в том числе и десантников. В 
ходе
131
учения на полигоне Дретунь были отработаны вопросы огневого поражения 
противника и наступления мотострелковых и танковых частей вслед за огневым 
валом, а также высадка тактических воздушных десантов. В заключение учений 
состоялся парад войск, принимавших участие в них. После чего части 7-й 
воздушно-десантной дивизии возвратились в пункты постоянной дислокации.
     Летом 1983 года в учебный центр 7-й воздушно-десантной дивизии Казлу-Руда 
из Риги прилетели Устинов, Огарков, Епишев, Савинкин, Кутахов, Куркоткин, 
Колдунов и другие генералы. Я давно обращался к министру обороны с просьбой 
посетить один из гарнизонов ВДВ. Работая в штабе Прибалтийского военного округа,
 он согласился прилететь в дивизию.
     Как только министр и генералы вышли из самолета, в небе над аэродромом 
появились самолеты Воздушно-десантных войск, девушки-военнослужащие совершили 
прыжок, подошли к прилетевшим и вручили им цветы. В учебном центре была 
показана техника и вооружение дивизии. Дивизия уже имела опыт десантирования 
экипажей (два человека) внутри БМД на учениях «Запад-81». Но министру теперь 
было показано размещение экипажа внутри, специальные кресла для него. Он через 
люк, согнувшись, внимательно все осмотрел, тут же расспросил офицеров и солдат 
об особенностях десантирования внутри боевой машины.
     Спустившись с БМД на землю, отозвал меня в сторону.
     — Гарантия есть, что машины не разобьются?
     — Гарантия 99,99, но мы делаем все, что только возможно, чтобы все было 
нормально.
     — А если во время десантирования какая-то машина с людьми разобьется, кто 
будет отвечать?
     — Я — командующий и я несу полную ответственность за все.
     Министр немного помолчал.
     — Хорошо. Если что неприятное случится, будем отвечать вместе, сперва я, а 
потом ты.
132
     На стрельбище учебного центра была проведена стрельба по макетам танков из 
гранатометов, только что поступивших на вооружение десантников. Затем на 
строевом плацу показали развернутый строй одного десантного полка, прошли 
торжественным маршем, и в составе полка спели Гимн Советского Союза. Это было 
впечатляющее зрелище.
     После обеда министр и сопровождающие его лица, удовлетворенные увиденным, 
улетели в Ригу. Дивизией в это время командовал Ю. В. Ярыгин, начальник штаба Г.
 И. Шпак, начподив П. В. Шеметило.
     Я остановился только на более значимых учениях, в которых принимали 
участие Воздушно-десантные войска.
     Каждый год проводились и самостоятельные учения с десантированием, с 
полками — зимой и летом, с дивизиями — раз в два года поочередно. Дивизионные 
учения с десантированием проводились, как правило, зимой, так как проще было 
выбрать несколько площадок приземления.
     Соединения Воздушно-десантных войск имели добротную учебную базу. Еще в 
семидесятых годах был создан учебный центр под Каунасом — Казлу-Руда. Это было 
детищем командира 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии генерал-майора В. 
С. Краева. Построен аэродром, казармы, учебные классы, стрельбище, 
взлетно-посадочная полоса для Ил-76 и площадка приземления парашютистов. Части 
7-й воздушно-десантной дивизии круглый год побатальонно выходили в учебный 
центр для занятий боевой подготовкой. В восьмидесятые годы создали учебный 
центр на полигоне Гожа-Поречье, на границе Белоруссии и Литвы. Туда 
десантировались полки всех дивизий, затем проводились батальонные и полковые 
учения с боевой стрельбой. Аналогичные учебные центры были под Ферганой, 
Кировабадом, Болградом, Рязанью, Тулой. Силами ВДВ построены аэродромы. Это 
обеспечивало рядом с местами дислокации войск проведение одиночных прыжков и 
сокраща-
133
ло время подготовки десантников к боевому десантированию.
     Были приняты меры к дальнейшему благоустройству 44-й учебной дивизии 
(Ионава, Литва).
     Особенно большая заслуга в этом командиров 44-й дивизии — С. Халилова, В. 
Лебедева, И. Оганяна, В. Богданчикова. Иосиф Багратович Оганян при мне был 
командиром этой дивизии. Его сменил Валентин Алексеевич Богданчиков, сейчас он 
генерал-полковник. Оба генерала, Оганян и Богданчиков, прекрасные организаторы, 
разумные в своих решениях, с уважением, относящиеся к подчиненным, но 
требовательные. Они успешно готовили младших командиров и специалистов для 
линейных дивизий. Под Ионавой в лесу, на берегу реки Нерис вырос современный 
военный городок. К сожалению, сейчас, после ухода дивизии, как мне рассказывали,
 там все растащено и разрушено.
     Вернувшись из Афганистана, генерал-майор
     A. Е. Слюсарь, Герой Советского Союза, был назначен начальником Рязанского 
высшего командного училища Воздушно-десантных войск. Имея богатый опыт 
организации и ведения боя в горных условиях Афганистана, Альберт Евдокимович 
внес много нового и необходимого в программы обучения будущих офицеров.
     Курсанты стали зимой выходить в учебный центр и жить не в казармах, а в 
шалашах, чумах и землянках, совершались длительные пешие переходы, а зимой на 
лыжах. По его инициативе я утвердил перелеты курсантов самолетами Ил-76 с 
аэродрома Дягилево (Рязань) с десантированием парашютным способом под Фергану 
или Кировабад. Там в песках и горах отрабатывались тактические приемы боевых 
действий применительно к Афганистану. Генерал-лейтенант А. Е. Слюсарь придал 
новый импульс работе училища, его авторитет среди офицеров и курсантов был 
очень высок. Для меня — он верный и надежный товарищ.
     Здесь я хочу сделать небольшое отступление.
     B. С. Черномырдин, будучи главой правительства, посетил Рязанское 
воздушно-десантное училище и
134
пообещал дать денег на строительство нового спортивного зала, вместо старого, 
находящегося в опасном аварийном состоянии. Но денег так и не дал!
     Получилось, конечно, как всегда. Кому же верить, ведь это обещал глава 
правительства России!
     При встрече с личным составом в частях солдаты всегда просили увеличить 
количество парашютных прыжков. Они любили свою работу, но время для прыжков 
было ограничено.
     Сам по себе прыжок не сложен. Просто надо набраться мужества и, сжавшись в 
комок, шагнуть в дверь или люк самолета, в бездну, и ждать, когда почувствуешь 
динамический удар — значит, парашют раскрылся, дальше смотри, чтобы не войти в 
стропы летящего рядом. И наконец, сомкнув ноги, — приземление, удар о землю. 
Все! Для командиров прыжок их подчиненных — это нервное напряжение: все ли 
парашюты раскрылись, нет ли схождения в воздухе.
     Я, к примеру, сам много раз совершал прыжки с различных типов самолетов, 
но со временем не мог смотреть с земли, как отделяются десантники от самолета. 
Рядом со мной всегда стоял офицер и после пролета самолета докладывал — все 
нормально, значит, парашюты все раскрылись.
     Нервное напряжение спадало, только когда оканчивались прыжки. Так что 
служба в Воздушно-десантных войсках, в том числе и для начальников, не из 
легких.
     В 1986 году генсек М. С. Горбачев, отдыхая в Крыму, выразил желание 
побывать у военных. Я получил срочное указание генштаба подготовить один полк 
для десантирования на Широколамский полигон севернее Одессы. С кургана на 
полигоне Горбачев и сопровождающие его лица наблюдали за десантированием 
техники и людей. Я был на этой смотровой точке и видел, что десантирование его, 
судя по всему, не особенно интересовало. И еще меня несколько удивило, как 
некоторые военачальники, очень далекие от понимания особенностей десантирования,
 наперебой давали ему пояснения происходящего. Видя такую ситуацию, я отошел в
135
сторону и не стал даже представляться. Вскоре зрелище закончилось, и все 
разъехались.
     Я пришел на должность командующего Воздушно-десантными войсками, пройдя 
серьезную школу командования армейским корпусом, общевойсковой армией и Группой 
войск. В ВДВ вернулся уже с новым опытом и другими взглядами, другим человеком. 
Опыт помогал мне найти взаимопонимание с командирами всех степеней, не без 
моего участия к десантникам стали более лояльно относиться и в Министерстве 
обороны, и в генштабе, и в округах.
     Командиры дивизий и полков Воздушно-десантных войск были компетентные, 
знающие и преданные воинской службе люди. Многие из них со временем стали 
крупными военачальниками, получили высокие воинские звания. Дивизиями 
последовательно командовали генерал-полковник В. А. Ачалов, генерал армии 
заместитель министра обороны В. М. Топоров, генерал-полковник Г. В. Филатов, 
генерал-полковник О. М. Пикаускас, генерал-полковник А. А. Чиндаров, 
генерал-полковник Н. В. Калинин, генерал-полковник В. А. Богданчиков, 
генерал-полковник Г. И. Шпак, генерал-лейтенант В. С. Краев, генерал-лейтенант 
А. Е. Слюсарь, генерал-лейтенант И. Б. Оганян, генерал-майоры И. Ф. Рябченко, А.
 А. Спирин, Хоменко, Ярыгин, Семенов, Добровольский, генерал-лейтенант А И. 
Лебедь, Л. Г. Кузьменко и другие, о которых уже было сказано.
     Каждый из них внес свой личный вклад в дальнейшее развитие, повышение 
боеспособности и поднятие авторитета Воздушно-десантных войск. Многие из них 
после командования воздушно-десантными дивизиями окончили Академию Генерального 
штаба и затем прошли службу в Сухопутных войсках на должностях командующих 
армиями, начальников штабов округов, командующих войсками округов, в 
центральном аппарате Министерства обороны, получили высокие воинские звания.
     О каждом из них можно написать книгу, они достойно и верно служили и 
служат своему народу, своей стране.
136
     К примеру, генерал Геннадий Васильевич Филатов, будучи командиром 106-й 
воздушно-десантной дивизии, вплотную занимался испытанием новых образцов оружия 
для войск, ибо в Туле находились основные КБ и заводы, разрабатывающие это 
оружие для Воздушно-десантных войск. Затем он был заместителем командующего 
Московским военным округом, потом советником заместителя министра обороны 
Демократической Республики Афганистан и закончил службу в должности заместителя 
министра по чрезвычайным ситуациям — начальника штаба войск Гражданской обороны 
страны в звании генерал-полковника.
     Генерал-полковник Георгий Иванович Шпак командовал при мне Псковской 
воздушно-десантной дивизией.
     Впоследствии он окончил Академию Генерального штаба, командовал 
общевойсковой армией, прошел службу в двух военных округах на должности 
начальника штаба округа. Война в Чечне унесла его сына-офицера, погибшего в бою 
в первую чеченскую кампанию.
     Сейчас Георгий Иванович — командующий Воздушно-десантными войсками.
     Много доброго можно сказать почти о каждом командире дивизии и полка — 
десантнике.
     Командовал дивизией в Афганистане и будущий министр обороны России генерал 
армии П. С. Грачев, там он получил звание генерал-майора и стал Героем 
Советского Союза. Перед назначением его комдивом 103-й дивизии я позвонил ему в 
Каунас.
     — Павел Сергеевич, я знаю, вы свою порцию Афгана уже отработали. Но есть 
предложение — вам снова туда поехать командиром дивизии.
     — Товарищ командующий, разрешите дать ответ чуть позже.
     — Хорошо, подумайте, я жду вашего звонка. Через час-два раздался звонок:
     — Можно высказать просьбу?
     — Конечно, я слушаю.
     — У меня остается здесь семья, жена с двумя детьми. Я просил бы вас 
предоставить семье квар-
137
тиру в Рязани, там родственники. Больше вопросов нет.
     — Квартиру семье предоставим, получите два-три дня для перевозки семьи. 
Ждите вызова.
     Я тут же позвонил начальнику училища и приказал в новом доме, который уже 
заселялся, из резерва выделить двухкомнатную квартиру семье Грачева. Вопрос был 
решен.
     Пройдя необходимые формальности, Павел Сергеевич улетел в Афганистан. Уже 
работая в Главном управлении кадров, я позвонил командующему 40-й армии в Кабул 
Б. В. Громову и спросил, не возражает ли он против присвоения звания Героя 
Грачеву.
     Громов дал согласие, вскоре было оформлено представление на присвоение 
Грачеву высокого звания Героя Советского Союза.
     Грачев дивизией командовал уверенно, при организации и ведении боевых 
действий частями принимал необходимые меры, чтобы свести людские потери к 
минимальным. Так было в то время.
     Неоценимую помощь в моей работе оказывал мне начальник штаба 
Воздушно-десантных войск генерал-лейтенант Павел Федосеевич Павленко. Это был 
прирождённый штабист, пунктуальный и точный, обладающий большой 
работоспособностью. Его сменил генерал Евгений Николаевич Подколзин, ставший 
позднее командующим.
     Я прокомандовал войсками восемь с лишним лет. После моего ухода из 
Воздушно-десантных войск командующие стали меняться с неудержимой быстротой. Я 
не думаю, что это приносило пользу войскам, терялась преемственность управления.
 С лета 1987 года до настоящего времени сменилось пять командующих. Правда, 
надо признать, что на это были причины, связанные с политической обстановкой в 
стране.
     Особый удар был нанесен Воздушно-десантным войскам, когда распался СССР. 
Дивизии ВДВ, дислоцированные в бывших союзных республиках, или остались там, 
или были переведены в другие области. За пределами России оказалось пять 
дивизий ВДВ.
138
     При этом потери были неизбежны: оставлены благоустроенные военные городки, 
жилье для офицеров, учебная база. Войска пришли на новые места и все опять 
пришлось начинать с нуля, при этом еще учитывать недостаточность военного 
бюджета, когда денежное содержание офицерам не выплачивалось по несколько 
месяцев и не хватало средств даже на продовольствие личному составу.
     Это было трудное время для всей армии, в том числе и для 
Воздушно-десантных войск. И в этих условиях войска все же сохранили 
боеспособность, о чем свидетельствует активное участие частей 
Воздушно-десантных войск в обеих Чеченких кампаниях.
     Летом 1984 года мы с женой отдыхали в санатории им. Фабрициуса. В 
санатории знали, что министр Устинов отдыхает на одной из дач Сочи «Бочаров 
ручей». В один из вечеров в санаторий приехал от министра его помощник и 
передал приглашение мне и жене приехать к нему на ужин. За нами прислали машину.
 Дмитрий Федорович встретил нас у подъезда коттеджа. Рядом с ним — его дочь, 
зять-адмирал. Приехал друг Устинова по военным годам, директор одного из 
оборонных заводов в Ленинграде, генерал-полковник В. М. Шабанов и адмирал А.И. 
Сорокин с женами.
     Нас пригласили в зал, где был накрыт стол. Министр пожелал всем приятного 
аппетита, подняли бокалы, выпили. Обслуживала одна женщина, ей помогала дочь 
Дмитрия Федоровича. За ужином была очень теплая и непринужденная обстановка. 
Много смеялись и шутили, особенно старался поддерживать такую обстановку сам 
хозяин. После ужина вышли в парк, уже темнело. Подошел один из охранников и 
сказал, что министра, если он может, просит подойти к телефону С. Л. Соколов.
     Вернувшись из дома, Устинов был оживлен:
     — Вот видите, уже поздно, а Соколов и Ахромеев работают.
     За несколько дней до этого начальником Генерального штаба вместо Огаркова 
был назначен С. Ф. Ахромеев.
139
     Спустились к морю. На берегу был крытый бассейн, два мальчика, внуки, 
купались в нем.
     На открытой веранде сели играть в карты, «в подкидного», моя жена и Вера, 
дочь министра, против Дмитрия Федоровича и Виталия Михайловича Шабанова.
     Играли долго. Все выигрывали женщины. Я стоял на улице, ко мне подошел 
охранник и попросил тихонько шепнуть жене, чтобы они проиграли, иначе игра 
будет идти до утра, пока мужчины не выиграют.
     Я так и сделал. Женщины стали проигрывать. Довольный результатом Дмитрий 
Федорович встал и все пошли к дому — пить чай. Поднялись наверх в небольшую 
комнату — кинозал, посмотрели какой-то старый фильм, и в час ночи на машине нас 
отвезли в санаторий.
     Как мне рассказали, на другой день Устинов поехал на катере на рыбалку, 
простыл, вернулся в Москву, его положили в ЦКБ. Он прибыл на совещание по 
подведению итогов учебного года, доклад сделал минут за 20—30, затем объявил 
перерыв, и его снова увезли в «Кремлевку». Вскоре его не стало.
     За последние годы появилась критическая оценка его деятельности на посту 
министра обороны. Стало нынче модным видеть в прошлом только негатив. В книгах 
некоторых военных также проскальзывает, что Устинов не военный и не понимал 
сути военного дела. Да, он не армейский человек, но всю свою жизнь занимался 
вооружением армии, флота, ракетных войск, космосом. Наверное, Сталин не стал бы 
его держать министром вооружения, если бы он был не на своем месте. Я думаю, 
что для планирования операций есть Генеральный штаб, а научить войска тактике 
действий — это обязанность главкомов видов Вооруженных Сил и других командующих 
и командиров.
     Овладевать всеми вопросами военной тактики от него, я думаю, и не 
требовалось. Но в оперативных и стратегических операциях благодаря своим 
знаниям, природному уму и поразительной памяти он разбирался довольно хорошо. 
Министр решал крупные военно-политические проблемы. 
140
     Армия и флот получали самое современное вооружение, и этой личной заслуги 
Д. Ф. Устинова умалять нельзя. Он был крупным государственным деятелем.
     После Устинова министром обороны был назначен Маршал Советского Союза 
Сергей Леонидович Соколов. На мой взгляд, это было также удачное назначение. 
Его принципиальность и твердость в отстаивании интересов обороноспособности 
страны не понравились М. С. Горбачеву, он искал повод его убрать. Соколов мешал 
ему вести линию на дискредитацию Вооруженных Сил и в конечном счете на развал 
Советского Союза. Такой повод нашелся — перелет Руста и посадка его самолета 
«Сесна» на Красной площади. С. Л. Соколов был отстранен от должности министра 
обороны СССР.
   
   XII
   Главное управление кадров
   Министерства обороны СССР
     (1987-1990)
     
     После С. Л. Соколова министром обороны был назначен Д. Т. Язов с должности 
заместителя министра по кадрам, начальника Главного управления кадров. Он 
пришел в ГУК с должности командующего войсками Дальневосточного военного округа.
 Наши военные судьбы соприкасались в Закавказском военном округе, Центральной 
группе войск и вот теперь в Москве.
     Дмитрий Тимофеевич прошел тернистую дорогу в своей службе и жизни. 
Участник Великой Отечественной войны, ранение на фронте, служба в Ленинградском 
военном округе, на Кубе, учеба в Академии Генерального штаба, служба в 
Забайкальских степях, в Чехословакии, Казахстане, на Дальнем Востоке и вот 
теперь — Москва, министр обороны, через некоторое время — Маршал Советского 
Союза. О себе он подробно рассказывает в своей книге «Удары судьбы».
     Он — прирожденный военный, большой патриот Вооруженных Сил и своей страны. 
Обладая большой работоспособностью, он отдавал себя всего воинской службе, был 
требователен, иногда даже жёсток и груб, но отходчив и незлопамятен. Деловые 
качества в подчиненных ценил выше всего, сам лично показывал пример 
исполнительности и четкости. Начальником Генерального штаба при нем был маршал 
С. Ф. Ахромеев, ушедший вскоре советником к Горбачеву, а вместо него был 
назначен генерал-полковник (впоследствии генерал армии) Михаил Алексеевич 
Моисеев, тоже дальневосточник, командующий войсками округа после Язова.
     Начальником Главного политического управления армии и флота после А. А. 
Епишева был назна-
142
чен генерал-полковник А. Д. Лизичев, первым заместителем министра обороны 
вместо маршала В. И. Петрова пришел генерал армии П. Г. Лушев, заместителем 
министра — начальником тыла генерал-полковник (впоследствии генерал армии) В. М.
 Архипов, сменив маршала Куркоткина.
     После Гречко, Устинова, Соколова, Огаркова, Ахромеева, Епишева, Петрова к 
руководству Вооруженными силами в 1987 году пришли новые люди, имеющие богатый 
войсковой опыт службы, но малоискушенные в тонкостях закулисных дел Москвы.
     Надо прямо заметить, что прежние руководители армии и флота — это были 
«глыбы», личности, умудренные жизненным опытом и пользующиеся громадным 
авторитетом не только в армии, но и в своей стране и за рубежом. За их спинами 
армия и флот чувствовали себя уверенно, надежно.
     Новому руководству Министерства обороны, Генерального штаба необходимо 
было время, чтобы освоить круг своих должностных обязанностей и практическими 
делами завоевать авторитет в войсках и центральном аппарате. К счастью, этот 
период был непродолжителен. Но общая обстановка в стране постепенно, пока еще 
скрытно, начала складываться не в пользу Вооруженных Сил. Повод для этого давал 
все чаще и чаще сам генсек и некоторые члены Политбюро. Офицерский корпус стал 
задумываться, куда мы идем, куда все это приведет? Но ответа не было, не давал 
ответа на эти вопросы и министр обороны.
     В конце июня поздно вечером меня вызвал к себе Язов. Беседа длилась долго. 
Он предложил мне должность заместителя министра обороны по кадрам. Для меня это 
было полной неожиданностью. Я пытался ему объяснить, что прошу, если я 
соответствую должности командующего Воздушно-десантными войсками, разрешить мне 
еще год-два поработать, затем я уйду в отставку, и что я совершенно не знаком с 
работой Главного управления кадров, да и возраст уже немолодой. Дмитрий 
Тимофеевич отбросил все мои доводы.
143
     — Дмитрий Семенович, я тебя знаю, мне на кадрах нужен человек, которому бы 
я доверял.
     — Спасибо, Дмитрий Тимофеевич, за лестное предложение, но...
     — Пойми, что мне нужна опора, будем работать вместе. С моей стороны всегда 
будет поддержка. Я вот при тебе подписываю представление в ЦК.
     Этим и закончился наш разговор. На другой день меня снова вызвали к 
министру. В кабинете сидели все его заместители. Язов спросил: есть ли у кого 
возражения против моего назначения? Возражений не было.
     Через несколько дней Н. И. Савинкин повез меня в Кремль на беседу с 
Горбачевым. В 10.00 утра пригласили в кабинет генсека. Представлял Савинкин.
     Встав из-за стола, Горбачев поздоровался и пригласил садиться. Спросил, 
что я думаю о развитии Воздушно-десантных войск. Только я начал излагать свое 
мнение, как Михаил Сергеевич, не дав мне договорить, стал рассказывать о том, 
что в стране начата перестройка, рисовать ее радужные перспективы, говорить о 
необходимости перестройки в армии. Закончив, он сказал: «Ждите вызова на 
Политбюро».
     Позже я пытался в памяти воспроизвести, о чем он говорил, но четкости не 
было, я не смог уловить существа, то ли я был на приеме у генсека взволнован и 
в силу этого не все понял и запомнил, а может быть, это произошло и не по моей 
вине... Вскоре состоялся вызов опять в Кремль, на Политбюро. В приемной нас 
было четверо: я, генерал М. И. Сорокин, назначаемый на должность заместителя 
министра, начальника Главной инспекции, генерал В. М. Михайлов — на должность 
начальника Главного разведывательного управления генштаба и один гражданский с 
назначением на должность секретаря обкома КПСС.
     Пригласили в кабинет. Мы сели на стулья, стоящие вдоль стены. За длинным 
столом в кабинете сидели Громыко, Шеварднадзе, Яковлев, Медведев, Пуго и другие 
члены и кандидаты в Политбюро.
144
     М. С. Горбачев первым назвал меня, я подошел к столу и вполоборота стал к 
нему и членам Политбюро.
     Горбачев:
     — Есть предложение утвердить назначение Сухорукова Дмитрия Семеновича 
заместителем министра обороны по кадрам. Я с ним беседовал и предлагаю 
утвердить.
     Шеварднадзе:
     — Я его знаю по Тбилиси, возражений у меня нет.
     Громыко:
     — Согласиться. Горбачев:
     —Принято. Желаю успеха в работе. До свидания. Я:
     — Благодарю за доверие, постараюсь его оправдать.
     Поворачиваюсь кругом и выхожу из кабинета.
     9 июля 1987 года был издан приказ министра обороны. Так состоялось мое 
назначение заместителем министра обороны по кадрам — начальником Главного 
управления кадров Министерства обороны СССР.
     Сдав свои обязанности командующего Воздушно-десантными войсками временно 
первому заместителю генералу В. Н. Костылеву и попрощавшись с офицерами, убыл в 
ГУК.
     Как всегда, собрал офицеров и служащих Главного управления кадров. 
Рассказал о себе и попросил всех оставаться на своих местах и продолжать 
работать, никаких кадровых изменений в ближайшее время не будет. Главное в 
нашей работе стараться не делать ошибок, искать талантливых перспективных 
командиров и начальников, отслеживать выдвижения на старшие должности. Строго 
предупредил, что мириться с назначениями по знакомству и с теми, кто увлекается 
собиранием «сувениров» в войсках, не буду.
     Так я начал свою работу в ГУКе.
     Мне в своей новой должности работать было с одной стороны легко, а с 
другой — трудно.
145
     Легко, как мне казалось, потому что я прошел все ступени командирской 
службы в Воздушно-десантных и Сухопутных войсках, я знал практически всех 
командующих войсками округов, многих командармов, начальников родов войск и 
служб в центральном аппарате, многих офицеров в ГУКе, да и они знали меня, мне 
была обещана поддержка министра. Все это облегчало мое вхождение в должность.
     Трудно, потому что эту должность занимал теперешний министр обороны, 
который, конечно, лучше меня знал руководящие кадры Вооруженных Сил, знал 
изнутри работу Главного управления кадров, и любая моя ошибка им была бы 
замечена сразу. Все это на меня накладывало особую ответственность и создавало 
определенную напряженность в работе. Это была для меня новая работа, я знал ее 
в масштабе объединения, но не в масштабе всех Вооруженных сил, а это сотни 
тысяч офицеров, прапорщиков, сотня военных училищ и академий, многие тысячи 
офицеров запаса на военное время.
     Главное управление кадров определяло количество офицеров, подлежащих 
увольнению по выслуге лет, занималось распределением выпускников академий и 
училищ, оформлением представлений на присвоение воинских званий полковника и 
генерала, документов для награждения государственными наградами, содержанием 
архива ГУКа. Все это выполнялось относительно небольшим по численности 
коллективом офицеров и служащих. Большую работу проводили все начальники 
управлений и отделов. Особо хочу подчеркнуть компетентность генерал-лейтенанта 
Алексея Кирилловича Миронова, который нес основную нагрузку и был настоящим 
моим помощником в этих многообразных делах.
     Я с благодарностью вспоминаю совместную работу с такими начальниками 
управлений и отделов, как генерал-лейтенанты А. Д. Сидоров, А. Г. Шиенков, О. А.
 Комаров, В. А. Яковлев, с моими заместителями В. Ф. Араповым, К. Я. Курочкиным.

     Конечно, не мы одни решали все эти вопросы. Не меньшую нагрузку испытывали 
управления кад-
146
ров видов Вооруженных Сил. Работа шла в тесном контакте и полном 
взаимопонимании.
     За период моей работы практически не было серьезных моментов, когда 
министр обороны Язов не согласился бы с нашими предложениями и не подписал 
документы, которые мы ему представляли. Это придавало уверенности в 
правильности наших предложений. Правильность оформления документов, особенно 
приказов, внимательно рассматривалась канцелярией генерала Л. Г. Ивашова, 
(теперь — генерал-полковник). Это умный, образованный генерал, обладающий, 
кроме прочего, поэтическим даром.
     Не все было безоблачно в нашей работе. Выступая на одном из больших 
совещаний по подведению итогов года, министр обороны в довольно грубой форме 
бросил нам упрек в том, что в Главном управлении кадров якобы берут взятки. На 
таком солидном форуме, где присутствовали командующие армиями, флотилиями, 
округами и флотами, я не стал вступать в полемику. Закончив совещание, видимо, 
несколько остыв, Язов пригласил меня в свою машину, и мы поехали к главному 
зданию министерства. Вошли в кабинет, в спокойном и доброжелательном тоне 
обсудили текущие вопросы. По поводу упрека во взяточничестве, я просил сообщить 
мне факты, которые ему известны. Ответа не последовало. Полностью, пожалуй, я 
этого отрицать бы не стал, видимо, отдельные факты имели место при поездках 
некоторых офицеров ГУКа в войска. Борьба с этим была жесткой, и об этом ему 
хорошо было известно.
     Окончательное решение по кадровым вопросам оставалось за министром, мы 
только занимались изучением, подбором кандидатур и вносили предложения, при 
необходимости отстаивали свою точку зрения. Особенно сложно было принимать 
решения по увольнению генералов и офицеров в центральном аппарате. Дело здесь 
было связано с обеспечением квартирами в Москве, где и так было много 
бесквартирных офицеров, а приход новых усугублял это положение.
147
     Болезненно решались вопросы и с некоторыми генералами высшего состава.
     Министром было принято решение заменить главнокомандующих направлений в 
связи с их возрастом.
     Маршал Н. В. Огарков — главком западного направления отнесся к этому с 
пониманием, вместо него был назначен генерал С. И. Постников.
     Генералы армий: И. А. Герасимов — главком юго-западного направления, М. М. 
Зайцев — главком южного направления и И. М. Волошин— главком восточного 
направления были приглашены на беседу в Москву к министру, где им было 
объявлено о необходимости ухода со своих постов. Наиболее болезненно это было 
воспринято Зайцевым. Вместо названных соответственно были назначены более 
молодые командующие — Осипов, Попов, Ковтунов.
     Здесь необходимо пояснить процедуру назначения на высшие командные 
должности. Начиная с командира дивизии и выше все согласовывалось с 
административным отделом ЦК КПСС.
     Первоначальные предложения шли от командующих округов, флотов, эти 
кандидатуры рассматривались на военных советах видов Вооруженных сил, затем 
представления направлялись в Главное управление кадров. Шло изучение кандидатов 
на должности, они вызывались на беседу в ГУК, к заместителю министра по кадрам; 
генералов, предназначенных на должности командующих армиями, флотилиями и выше 
принимал лично министр обороны, а кандидаты на должности командующих округами, 
флотами вызывались на заседание военной коллегии. После прохождения всех этих 
собеседований, оформлялась записка в ЦК КПСС за подписью министра обороны. 
Затем кандидаты вызывались в адмотдел ЦК, а на должности командующих войсками 
округов и флотов — на Политбюро.
     Материал с соответствующими решениями ЦК за подписью генсека или одного из 
секретарей ЦК возвращался в Министерство обороны. По отдельным категориям шло 
оформление еще по линии Председателя Совета Министров, а постановления
148
о награждении государственными наградами и присвоении генеральских званий 
издавались за подписью только Председателя Совмина.
     Готовился приказ министра обороны и представлялся ему на подпись.
     Такая система отбора и изучения кандидатов позволяла тщательно просеивать 
их через различные инстанции, не допускать ошибок. К слову сказать, это 
повышало ответственность кадровых органов и военачальников за подбор лиц, 
предназначенных на должности номенклатуры министра обороны и ЦК. За период 
своей работы в ГУКе я не помню случая, чтобы представления Министерства обороны 
по тому или иному кандидату были отклонены. Поэтому нельзя согласиться с 
высказываниями бывшего кратковременного министра обороны СССР Е. И. Шапошникова 
о том, что эта система была порочной и что непосредственный начальник лучше 
знает, кого он выдвигает на старшую должность, чем в ЦК. Но ведь первоначальные 
предложения шли именно от непосредственных начальников, а не от ЦК. Ошибки, к 
сожалению, случались. Это относится и к Евгению Ивановичу, который поставил 
себе в заслугу проведение военной «реформы» в армии — упразднение «райской 
группы», по его определению. Поясню, что такое, по словам Шапошникова, «райская 
группа». Это группа генеральных инспекторов, в которой были собраны 
военачальники, прошедшие войну, имеющие звания генерала армии и маршала и 
реально работающие над обобщением опыта войны и истории Вооруженных сил, 
практически выезжавшие в войска и на местах помогавшие молодым командирам 
округов и флотов.
     Этим заявлением Шапошников высказал личное неуважение к военной истории 
своей страны, к тем людям, которые дали ему возможность вырасти в армии до 
столь высокого воинского звания, не говоря уже о том, что он поставил этих 
заслуженных людей в унизительное моральное и материальное положение.
     В бытность Шапошникова министром обороны еще СССР было проведено 
Всеармейское офицер-
149
ское собрание. В президиуме находились министр, его заместители. Выступали 
офицеры — представители войск. С трибуны шла нелицеприятная критика в адрес 
Министерства обороны и лично Евгения Ивановича. Говорили о том, что министр 
обороны мирится с неправдивой критикой в средствах массовой информации об армии 
и флоте, что дело идет к разложению армии, а он ведет себя как посторонний 
наблюдатель и многое другое. Шапошников, не выдержав этой критики, ушел из 
президиума, тем самым показав свое неуважение к офицерам и генералам и то, что 
он бросает офицерский состав на произвол судьбы. Объявили перерыв. Его 
заместители пошли за кулисы уговаривать министра вернуться. Поломавшись, 
Шапошников вернулся. Так драматически развертывались события на Всеармейском 
собрании офицеров. Ни о каком авторитете его как министра обороны в войсках уже 
речи не могло быть.
     Павел Сергеевич Грачев, назначенный министром обороны России, в своей 
деятельности на этом посту в силу различных причин не избежал также серьезных 
ошибок, но, к его чести, он всегда подчеркивал свое уважительное отношение к 
старшим, к людям, отдавшим все служению Родине и ее Вооруженным Силам. Имея 
доверительные отношения с президентом, он всячески защищал интересы армии, 
добивался повышения денежного содержания офицерам, не позволял разваливать 
организационную структуру Вооруженных Сил. Этого отрицать нельзя.
     Работая в Главном управлении кадров, я считал необходимым бывать в округах,
 на месте разбираться с кадрами, присматривался к перспективным генералам и 
офицерам. Вскоре после назначения полетел на Дальний Восток. Там я посетил те 
места, где раньше служил, в том числе и Сахалин, поближе познакомился с 
командующим войсками Дальневосточного округа генералом М. А. Моисеевым, 
впоследствии назначенным начальником Генерального штаба Вооруженных Сил.
     В 1988 году министр Д. Т. Язов провел крупное учение с участием 
Прикарпатского и Белорусского
150
военных округов. На этих и других учениях, проводимых под руководством министра 
и генштаба присутствовали офицеры ГУКа во главе со мной. В ходе учений 
выявлялись деловые качества генералов и офицеров, их оперативное мышление и 
умение организовывать и руководить операцией армейского или фронтового масштаба.
 Это давало богатый материал для решения в последующем вопросов о дальнейшей 
службе этих начальников.
     После моего ухода командующим Воздушно-десантными войсками был назначен 
генерал-полковник Николай Васильевич Калинин, до этого командующий войсками 
Сибирского военного округа. Он в свое время служил в воздушно-десантных войсках 
и командовал 7-й воздушно-десантной дивизией. Скромный, уважительно относящийся 
к подчиненным, с высокими организаторскими способностями генерал.
     В восьмидесятых годах мы все уже ощущали, что надвигается политический 
кризис. События в Литве, Карабахе, Тбилиси, Баку явно угрожали целостности 
страны. Десантников полками и дивизиями бросали то в одну, то в другую и даже 
одновременно в несколько горячих точек. Офицеры шутили: «Воздушно-десантные 
войска плюс Военно-транспортная авиация равняется Советская власть в Закавказье 
(Прибалтике)». Горькая шутка! Свои впечатления об этих событиях красочно 
описывает бывший командир 106-й воздушно-десантной дивизии генерал А. И. Лебедь 
в книге «За державу обидно...» На мой взгляд, руководство партии и страны в 
лице Горбачева занимало во всех этих конфликтах странную позицию. Как только 
где-то назревала конфликтная ситуация, Горбачеву надо было срочно лететь за 
границу, а по возвращении делать вид, что он этого не знал и отношения к этим 
инцидентам не имеет. «Стрелочниками» оказывались военные, что позволяло 
целенаправленно продолжать лить потоки лжи и грязи на армию.
     Командующие Воздушно-десантными войсками в это время меняются, как в 
калейдоскопе. Н. В. Калинин назначается командующим войсками Московско-
151
го военного округа, а генерал-лейтенант В. А. Ачалов — командующим 
Воздушно-десантными войсками. П. С. Грачев заканчивал учебу в Академии 
Генерального штаба. ГУК занимался распределением выпускников, назначением их на 
должности.
     Ко мне попросился на прием В. А. Ачалов, тогда еще командующий ВДВ.
     — Товарищ генерал армии, заканчивает учебу генерал Грачев. Я прошу Вас 
назначить его ко мне первым заместителем.
     — Владислав Алексеевич, почему вы об этом просите?
     — Я служил вместе с ним, он был начальником штаба дивизии, знаю его как 
требовательного и разумного командира. Мы с ним хорошо сработаемся.
     — Я Грачева тоже хорошо знаю, особенно как командира полка, а затем и 
командира 103-й воздушно-десантной дивизии в Афганистане. Я не возражаю, но я 
переговорю с ним.
     Я вызвал к себе Грачева.
     — Павел Сергеевич, вы заканчиваете учебу. Есть два предложения: назначить 
вас в Воздушно-десантные войска первым заместителем командующего (вас просит к 
себе Ачалов) и второе — назначить вас в Сухопутные войска на должность первого 
заместителя или начальника штаба общевойсковой армии. Куда вы хотели бы?
     — Товарищ генерал армии, как вы решите, так и будет. Я свою дальнейшую 
службу буду продолжать там, где вы скажете.
     На этом мы и порешили.
     Он был назначен первым заместителем к В. А. Ачалову. Я хотел бы особо 
подчеркнуть, что это назначение состоялось по просьбе Ачалова.
     После бакинских событий В. А. Ачалов был назначен заместителем министра 
обороны, а П. С. Грачев — командующим Воздушно-десантными войсками.
     В дальнейшем произошел парадокс: в 1993 году Ачалов сидел в Белом доме, а 
Грачев, будучи уже министром обороны, вел огонь из танков по Белому дому.
152
     Владислав Алексеевич Ачалов прошел хорошую школу воинской службы: командир 
полка, дивизии в Воздушно-десантных войсках, учеба в Академии Генштаба, 
заместитель, затем командующий 8-й общевойсковой армией в Группе советских 
войск в Германии, начальник штаба Ленинградского военного округа, командующий 
ВДВ. Это волевой, решительный генерал, смело берущий на себя ответственность за 
свои решения и за действия подчиненных.
     Павел Сергеевич Грачев, будучи командующим ВДВ, принимает на учебном 
центре в Туле Председателя Верховного Совета РСФСР Б. Н. Ельцина. Когда 
развалили СССР, Грачев назначается министром обороны Российской Федерации. Это 
было бурное и непредсказуемое время. На политическую и государственную арену 
выходили совершенно незнакомые лица, к сожалению, не подготовленные для столь 
высоких постов в государстве. Но так всегда бывает при крутых поворотах истории.

     Беда Грачева в том, что он занял пост министра обороны практически с 
должности командира воздушно-десантной дивизии, если не считать два года учебы 
в академии и меньше года службы в должности командующего ВДВ.
     Но и это еще не такая беда! Сам по себе умный, энергичный, прошедший войну 
в Афгане, он мог быстро сориентироваться в обстановке и набраться необходимого 
опыта.
     По-моему, главная его беда была в том, что такой быстрый рост военной 
карьеры вскружил ему голову и, что еще важнее, в силу всех этих «прыжков» по 
службе он стал зависим от окружения президента, у него не было свободы действий 
для принятия собственных решений. Испытание властью — это большое, серьезное 
испытание, и не все его выдерживают.
     Это и проявилось в двух трагических событиях.
     Первый — расстрел парламента в Белом доме. Единственное для него 
оправдание, что он потребовал от Ельцина письменного распоряжения на эти 
действия.
     Второй — война в Чечне. Как сейчас стало известно, он был против 
развязывания там широко-
153
масштабной войны. Но подчинился решению Верховного Главнокомандующего. А кто бы 
сделал иначе? Кто бы посмел не выполнить приказ? Другое дело, что у него, 
по-видимому, не было достаточно аргументов, чтобы убедить президента.
     Не говорит в пользу Грачева и его легкомысленное заявление, что он одним 
полком десантников возьмет Грозный. Такие заявления министру, в распоряжении 
которого вся система политической и военной разведки, делать нельзя. Жизнь 
показала нереальность этих бравурных заявлений. Нельзя согласиться и с тем, что 
в ходе кампании часто менялись командующие группировкой войск в Чечне, то 
передавали управление войсками генералам из внутренних войск МВД, то возвращали 
его армии, не было объединенного командования, кому-кому, а Грачеву об этом 
надо было знать хорошо на опыте войны в Афганистане. Отсутствие единого 
командования и одного командующего приводило к безответственности и неразберихе.

     Когда в начале первой чеченской кампании бывший заместитель главкома 
Сухопутных войск генерал-полковник Э. А. Воробьев, теперь депутат 
Государственной думы, отказался вступить в командование группировкой российских 
войск в Чечне, все средства массовой информации произвели его чуть ли не в 
герои. Вина министра Грачева в том, что он не отдал Воробьева под суд военного 
трибунала, видимо, испугался реакции «демократов», а надо было бы его судить за 
отказ выполнить приказ.
     С моим мнением по этим вопросам можно не соглашаться, но я так думаю. Я не 
могу и не хочу вдаваться в подробности ведения первой чеченской кампании, 
говорить о имевших место просчетах и ошибках. Придет время, и об этом напишут 
те, кто знает детали подготовки и ведения этой войны, причины двукратной 
остановки боевых действий и отвода войск и многое другое. Я же высказал свое 
мнение на основе общедоступной информации.
     Как заместитель министра, я по должности был членом Совета обороны. На 
одном заседании Совета, проходившего на Старой площади, в здании ЦК,
154
были собраны все заместители министра обороны, командующие округами и флотами. 
Вел заседание М. С. Горбачев, присутствовали Л. Н. Зайков и А. И. Лукьянов. 
Никаких докладов не было, начали с выступлений, как говорится, с мест. 
Командующие с болью и тревогой говорили о все усиливающейся кампании 
дискредитации армии, о проникновении в армейскую среду призывов не выполнять 
«преступные» приказы командиров и т. д. Мы все ждали, что же на это скажет 
Верховный Главнокомандующий. Увы! Выслушав довольно резкие и откровенные 
выступления, верховный ограничился общими словами и закончил на этом заседание 
Совета обороны. Нам показалось, что он боится выступлений, они его раздражают.
     Мне приходилось бывать и на пленумах ЦК КПСС. Последние пленумы 
характеризовались какой-то напряженной атмосферой. Опять раздавались хвалебные 
речи в адрес Политбюро и Генерального секретаря. Попытка выступить «вне списка» 
пресекалась председательствующим. Мы, рядовые участники пленумов, многого не 
понимали.
     Когда Михаила Сергеевича избрали Генеральным секретарем ЦК, по-моему, все 
радовались: наконец к власти пришел молодой руководитель, умеющий без бумажки 
говорить, часто ездивший по стране. Потом постепенно наступило отрезвление от 
эйфории, которая была вначале. Чем это все закончилось — известно.
     В составе военной делегации во главе с Д. Т. Язовым я имел возможность 
побывать в Англии, Болгарии.
     В Англии мы посетили некоторые воинские части, базы авиации и флота. 
Запомнился прием у командующего округом в Шотландии в Эдинбургском королевском 
замке.
     Замок стоит на отвесной скале, въезд через подъемный мост. На въезде у 
ворот стоят два солдата в национальной шотландской форме, внутри двора замка 
небольшая площадь, на крепостных стенах расположены средневековые орудия и ядра 
к ним. Пахнет стариной, средневековьем.
155
     Во дворике нас встречает командующий Шотландским военным округом 
генерал-лейтенант, он же одновременно является смотрителем королевского замка, 
содержит и охраняет его. Моложавый стройный генерал, в традиционной шотландской 
юбке, приветствует нас, коротко рассказывает историю замка, а затем приглашает 
пройти внутрь помещений. Низкие сводчатые потолки, небольшие окна, заделанные 
решетками. Разносят и угощают виски — традиционным шотландским напитком. 
Общаемся, разговариваем. Открываются двери в соседнее помещение, нас приглашают 
войти, и мы рассаживаемся за столом согласно карточкам с фамилиями. Английский 
генерал и Язов садятся рядом. У стен по обе стороны узкой длинной комнаты стоят 
официанты. Командующий-англичанин желает всем приятного аппетита. Никаких 
тостов. Официанты подливают в рюмки и бокалы виски, коньяк, вино, меняют блюда 
из дичи. Под конец обеда генерал встает и произносит тост: «За здоровье Ее 
Величества королевы». Все! Других слов нет. Все встаем и выпиваем. Затем наш 
министр обороны благодарит за прием, официанты разносят кофе. Выходим во двор, 
прощаемся и уезжаем.
     В Болгарии нашу военную делегацию принял Т. Живков, сопровождал нас везде 
министр обороны генерал армии Д. Джуров. Мы себя чувствовали как в родной семье,
 это были наши друзья.
     Мы побывали в ряде воинских частей, везде были радушно приняты, находили 
быстро взаимопонимание, тем более что на вооружении Болгарской армии были 
советское оружие и техника, многие командиры учились в наших военных училищах и 
академиях.
     Одну ночь мы провели в небольшом городке, расположенном у подножья 
Родопских гор. В этих местах Джуров партизанил. Собрались его товарищи по 
партизанскому отряду, все вместе пели советские и болгарские песни времен войны.
 Это была трогательная встреча, и никто тогда даже не мог помыслить, что 
наступит другое время и все изменится.
     Русско-болгарская дружба имеет вековые традиции. В войне 1877—1878 годов 
русская Дунайская
156
армия совместно с болгарским ополчением одержала победу над превосходящей по 
численности турецкой армией на Балканах. Неувядаемыми страницами подвигов 
русских солдат являются взятие Плевны, оборона Шипки, сражение у Пловдива. 
Победа русского оружия на Балканах способствовала национально-освободительному 
движению против турецкого владычества, обеспечила Болгарии возможность создать 
независимое национальное государство.
     В Великую Отечественную войну в начале сентября 1944 года войска 3-го 
Украинского фронта вступили в Болгарию. Болгарский народ знает об этом и помнит 
своих «братушек», которые принесли ему свободу.
     С распадом Советского Союза и Варшавского Договора мы потеряли своих 
друзей и союзников, фактически предали их.
     В марте 1989 года я был избран народным депутатом СССР от города Лубны 
Полтавской области. Народных депутатов было более двух тысяч человек. Только 
Дворец съездов в Кремле мог вместить такое большое количество депутатов и 
приглашенных. С первых же заседаний стало ясно, что на подобном форуме 
серьезных решений принято быть не может, что все выльется в пустую говорильню. 
Заседания съезда были утомительными. Тогда разворачивались тревожные события в 
Румынии. М. С. Горбачев информировал съезд об этих событиях. Несмотря на 
требование депутатов дать оценку тому, что происходит в Румынии и определить 
позицию, которую займет руководство нашей партии и страны, он уходил от ответа.
     Делегации Прибалтийских республик не раз покидали зал в знак протеста, их 
уговаривали, на другой день они возвращались, а затем снова уходили. Наметился 
явный раскол. Внес свою лепту в это член Политбюро А. Н. Яковлев, выступивший с 
докладом об аннексии Прибалтийских Республик Советским Союзом. (Секретный 
договор Молотова и Риббентропа.) Литовская делегация обратилась с просьбой о 
встрече с министром Язовым. Такая встреча состоялась в здании Литовского 
представи-
157
тельства в Москве. На этой встрече, участником которой был и я, они буквально 
потребовали вывода войск с территории Литвы.
     Особенно настойчиво и даже ультимативно ставил этот вопрос В. Ландсбергис, 
более мягко — К. Прунскене.
     Мы отвергли эти требования, переговоры закончились безрезультатно, но ясно 
было, что только увещеваниями дело не закончится. На съезде народных депутатов 
постепенно становилось понятно, куда может повернуть страна, хотя вначале это 
еще было не столь определенно.
     В июле 1990 года я подал заявление о сложении своих депутатских полномочий.

     Три года я работал в Главном управлении кадров. Для меня это была 
интересная и очень ответственная работа. Я понимал, что от моих решений 
зависела военная и жизненная судьба многих тысяч офицеров. Через отбор ГУКа 
прошли практически все сегодняшние генералы и адмиралы, занимающие крупные 
посты в Вооруженных силах России. И я горжусь тем, что внес свой посильный 
вклад в укрепление Вооруженных Сил Советского Союза, а теперь России.
     В повседневной работе от всяких мелочей меня спасали офицеры-порученцы и 
адъютанты: Виктор Николаевич Пименов, Александр Владимирович Галашкин, 
Сладислав Васильевич Матвиенко, Виктор Владимирович Лутков, Александр 
Константинович Дергачев, Александр Владимирович Родионов. Я им благодарен за 
совместную службу, за порядочность и высокую работоспособность. Особенно я хочу 
сказать спасибо В. Пименову, С. Матвиенко, В. Луткову, они остались друзьями и 
сейчас, на склоне моих лет.
     В июле 1990 года министр обороны Маршал Советского Союза Д. Т. Язов 
удовлетворил мою просьбу об освобождении от должности.
     Я вышел в отставку в 1992 году.
     Итак, закончилась моя активная служба в Вооруженных Силах, продолжавшаяся 
более 50 лет. Пройден основной жизненный путь от курсанта во-
158
енного училища до заместителя министра обороны в воинском звании генерала армии.

     Мой прадед, дед и отец имели многодетные семьи, были истинные русские 
пахари, ведущие свое хозяйство в центрально-черноземной области России, и, как 
многие миллионы других крестьян, испытали удары судьбы в годы коллективизации.
     Я благодарен своей стране и своей судьбе, которая из крестьянского 
мальчишки вырастила военачальника, болеющего за свой народ, свою Родину. Это 
мой дом, моя Россия, и другой мне не надо, — что бы в ней ни происходило.
     Я хочу еще раз сказать спасибо всем, кто помог мне в жизни и службе, кто 
поддерживал меня, когда мне было трудно, и радовался за меня, когда были 
какие-то успехи, — своим сослуживцам, своим друзьям и товарищам.
     Особая моя благодарность моим родным: жене и детям. Они помогли мне 
устоять в этой жизни, особенно в последнее десятилетие.
     Сейчас, с позиции своего возраста и времени, вижу, что были ошибки и 
просчеты, которых не удалось избежать. Но несмотря ни на что, если бы было 
возможно вернуться назад и начать все снова, я бы повторил путь, который прожил,
 другой дороги мне не надо. У моего поколения на первом месте была служба, и мы 
гордимся этим, мы счастливы, что хоть какую-то принесли пользу своей армии, 
своей стране.
     Вот почему мое поколение офицеров завещает своим наследникам в Вооруженных 
Силах: любите свою Родину, Россию, она ваша мать, ваше будущее. Мое поколение 
солдат отстояло державу от порабощения немецко-фашистскими захватчиками, но мы 
не сумели удержать от распада эту великую страну — Советский Союз! Мы, старшее 
поколение, виноваты в этом перед вами и обращаемся к молодым: сберегите Россию!

Содержание

От автора.......................................................................
.............3
I. Начало войны. Училище........................................................
..4
II. Начало службы в Воздушно-десантных войсках................ 11
III. Последние месяцы войны.....................................................
. 17
IV. Возвращение на Родину. Учеба в Военной академии
им. М. В. Фрунзе................................................................
......34
V. Командир полка (1958—1961)................................................43
VI. Дальний Восток (1962-1969)................................................
47
VII. Остров Сахалин (1966-1969)................................................
57
VIII. Снова Воздушно-десантные войска (1969—1971)...............64
IX. Прибалтийский военный округ. Командарм одиннадцатой.
Служба в Закавказском военном округе (1971—1976).......69
Закавказский военный округ.............................................79
X. Центральная группа войск (ЦГВ). Чехословакия
(1976-1979).....................................................................
.........83
XI. Командующий Воздушно-десантными войсками.
(1979-1987).....................................................................
........104
Афганистан......................................................................
....104
Мирные будни ВДВ...........................................................126
XII. Главное управление кадров Министерства обороны
СССР (1987-1990)................................................................
.141

СУХОРУКОВ Дмитрий Семенович
ЗАПИСКИ КОМАНДУЮЩЕГО-ДЕСАНТНИКА
Редактор Е. Кожедуб 
Технический редактор Л. Бирюкова 
Компьютерная верстка И. Слепцовой
 Художественный редактор Н. Комиссарова
 Корректоры Л. Логунова, Л. Шандарина
Налоговая льгота — Общероссийский классификатор продукции ОК-005-93, том 2: 
953000 книги, брошюры.
Лицензия ЛР № 070099 от 03.09.96.
Сдано в набор 11.07.00. Подписано в печать 17.07.00. Формат 84 х 1081/32. 
Гарнитура «Ньютон». Печать офсетная. Усл. печ. л. 8,4. Тираж 5000 экз. Изд. № 
00-1362. Зак. 1910.
Издательство «ОЛМА-ПРЕСС» 129075, Москва, Звездный бульвар, 23
Отпечатано с готовых диапозитивов
в полиграфической фирме «КРАСНЫЙ ПРОЛЕТАРИЙ»
103473, Москва, ул. Краснопролетарская, 16


 Сухоруков Дмитрий Семенович
родился в ноябре 1922 г. в Курской области, в семье крестьянина. 
В армии с 1939 г. Участник Великой Отечественной войны, был ранен. Завершил 
войну в должности командира пехотного батальона в звании капитана. В 1958 г. 
окончил с золотой медалью Военную академию им. М. В. Фрунзе. 
1971 — 1974 гг. — командующий общевойсковой гвардейской армией. Прибалтийский 
военный округ.
 1974—1976 гг. — первый заместитель командующего войсками Закавказского 
военного округа.
1976—1979 гг. — командующий Центральной группой войск. 
1979—1987 гг. — командующий Воздушно-десантными войсками.
1987—1990 гг. — заместитель министра обороны по кадрам. 
1992 г. — уволен в отставку.

«...Выпрыгнув из корзины аэростата, я почувствовал за спиной резкий рывок: 
раскрылся парашют. Мне вдруг показалось, что я лечу не к земле, а поднимаюсь 
выше и непроизвольно крикнул: «Мама!» 
По-видимому, не я один в минуту тревоги вспомнил это слово. И вот наконец 
приземление. Снег был глубокий, приземлился я мягко и упал в сугроб, зарывшись 
лицом в снег.
Так я стал настоящим парашютистом-десантником.
За время службы в Воздушно-десантных войсках совершил более 250 прыжков с 
парашютом
с различных типов самолетов».