Нет необходимости в данной работе анализировать приведенную гитлеровскую 
радиограмму в чисто военном аспекте - это предмет более специального 
исследования. Однако нельзя не отметить несостоятельность приведенных выше 
рассуждений относительно "роковой" ошибки Гитлера и той части 
немецко-фашистского командования, которая разделяла его позицию в отношении 
освобождения окруженной сталинградской группировки. Прежде всего следует 
заметить, что Дёрр, Типпельскирх и подобные им историки воины в Ущерб 
действительным фактам непомерно преувеличивают значение и сам .характер 
разногласий среди германского генералитета относительно возможных действий 6-й 
армии после ее окружения. Паулюс в своих воспоминаниях пишет: "Срочное 
предложение командующего 6-й армией от 21.11.1942 года об отводе 6-й армии на р.
 Дон встретило одобрение командования группы армий "Б". В какой форме и с какой 
настойчивостью эта точка зрения была доложена им в ОКХ, мне, конечно, в такой 
же степени неизвестно, как и основание, на котором обе инстанции - ОКХ и группа 
армий - стали надеяться на возможность восстановить фронт и деблокировать 
Сталинград"{16}. Несмотря на свои троекратные предложения об оставлении 6-й 
армией волжского фронта, сам Паулюс в то же время признавал, что "при известных 
условиях имелись предпосылки для запланированной операции по деблокированию и 
восстановлению фронта"{17}. Главное же заключалось в том, что Паулюс, так же 
как и командование группы армий "Б", полностью разделял точку зрения ОКХ, 
оценивавшего волжский фронт как основу для оперативного плана дальнейшего 
ведения войны{18}. 

Таким образом, отнюдь не один Гитлер был сторонником отданного им приказа об 
удержании волжского фронта любой ценой{19}. Это решение германского верховного 
командования требует более объективного рассмотрения, чем то, которое 
предлагается западногерманской реакционной историографией. Прежде всего 
возникает естественный вопрос о том, достаточно ли было принятия решения об 
оставлении Сталинграда и прорыве 6-й армии изнутри, чтобы реально это 
осуществить? Враг был не только окружен, но и скован упорными боями на улицах 
Сталинграда и в его районе: прежде чем "прорваться", ему еще надо было 
"оторваться" от советских войск, что отнюдь не зависело от одного лишь решения 
это сделать. 

Советское Верховное Главнокомандование и командование сражавшихся под 
Сталинградом фронтов принимали действенные меры для пресечения такой попытки 
противника. Войска, окружившие сталинградскую группировку противника на 
небольшом пространстве между Доном и Волгой, за время с 24 по 30 ноября 
укрепили внутренний фронт окружения, а на внешний фронт - к рекам Чир и Аксай - 
выдвигались новые силы. Эти войска, силы которых продолжали нарастать, должны 
были отразить попытки врага вырваться из окружения. Сомнительность спасения 
окруженной группировки путем прорыва ею кольца окружения, была, оказывается, 
ясна и для самого Паулюса. Тот же Типпельскирх мимоходом упоминает, что во 
время наступления немецких войск с целью прорыва окружения извне Паулюс не 
отдал приказа 6-й армии на прорыв изнутри. И объяснялось это не только тем, что 
он не решился действовать вопреки директиве Гитлера, предписывающей этой армии 
"оставаться на месте". Оказывается, Паулюс "сомневался вообще в возможности 
разорвать кольцо окружения и спасти значительную часть армии, потому что 
расстояние, которое следовало преодолеть, было довольно большим"{20}. 
Несомненно и то, что оставление района Сталинграда должно было резко ухудшить 
положение группы армий "А". 

Каким бы ни было решение Гитлера - оставаться войскам Паулюса в Сталинграде и 
ждать, пока их выручат другие немецкие войска, или же совершать прорыв самим,- 
это еще не определяло судьбу окруженной группировки противника. В то время 
соотношение сил на советско-германском фронте уже изменилось в пользу Союза ССР 
и налицо были все реальные предпосылки для нанесения сокрушительного удара по 
зарвавшемуся врагу{21}. 

Обстановка на советско-германском фронте поздней осенью и в начале зимы 1942 г. 
не являлась такой благоприятной для противника, какой она была в ходе летних 
кампаний немецко-фашистской армии в 1941 и 1942 гг.. Поэтому принятое высшим 
гитлеровским командованием в ноябре 1942 г. решение упорствовать в достижении 
своих стратегических целей и удерживать Сталинград не могло принести даже 
временного успеха фашистской Германии. Вместо ожидаемой победы гитлеровцы 
оказались перед катастрофой, которая надвигалась с неотвратимой закономерностью.
 Такой же или приблизительно такой результат неизбежен был и при другом решении 
фашистского командования, что не следует, конечно, понимать фаталистически, и в 
этом смысле правомерно говорить об ошибках Гитлера и германского генерального 
штаба, которые способствовали тем или иным неудачам немецко-фашистской армии. 
Профессиональное военное искусство фашистского вермахта первоначально было выше 
советского. Однако разгром крупнейшей группировки вермахта под Москвой и финал 
Сталинградской битвы показали, что Красная Армия после тяжелых поражений и 
огромных жертв научилась бить агрессора. Порочность немецко-фашистской 
стратегии, ее авантюристическая сущность, проявившаяся в недооценке мощи СССР, 
были главной причиной и той катастрофы, которая постигла противника под 
Сталинградом. Если бывшие гитлеровские генералы и реакционные историки войны не 
поняли действительных причин этой катастрофы, то это говорит лишь о их 
неспособности правильно понимать уроки истории.