Вечером 24 ноября мы уже были в Пешках. Около одной избы стоял танк Т-34. В 
комнате нашли группу офицеров, среди которых я увидел генералов И.П. Камеру, А.
В. Куркина. Стоял шум. Все обсуждали создавшееся положение, и трудно было 
разобраться, что тут происходит.

Оказалось, что товарищи посланы сюда штабом фронта для уточнения обстановки. 
Пожимая мне руку, генерал Камера, сказал:

– Хватит рассуждать, прибыл тот, кто отвечает за участок обороны, не будем ему 
мешать.

Я был ему за это благодарен. Штабная группа уехала. С нами остался командир 
какой-то танковой части, фамилию которого не помню. Танкисты по заданию фронта 
прибыли прикрыть солнечногорское направление.

Стали разбираться. Из доклада офицера нашего штаба выяснилось, что севернее 
деревни Пешки имеются незначительные силы из группы генерала Ревякина да 
несколько танков, стоявших непосредственно у шоссе. Соединения и части 16-й 
армии еще не вышли в назначенные моим приказом районы, штаб поддерживал с ними 
связь по радио.

Не успел я отдать распоряжение командиру танкистов уточнить, кто же прикрывает 
шоссе, как начался артиллерийский обстрел деревни. Один из снарядов угодил в 
наш дом, пробил стену, но не разорвался внутри.

Я спросил командира-танкиста, где его танки и что они делают, и получил 
удививший меня ответ: на позиции севернее деревни он оставил у пехотинцев два 
танка, а остальные ушли заправляться в Дурыкино.

– Вы уверены, что и эти два танка не отправились на заправку?

Офицер смутился. Пришлось ему сказать, что на войне обычно горючее подвозят к 
танкам из тыла, а не наоборот. Он получил распоряжение подтянуть все танки в 
Пешки и вышел его исполнять.

Вбежал наш офицер связи. Он доложил, что немецкие танки вошли в деревню по 
шоссе, автоматчики двигаются по сторонам, обстреливая дома.

В такую переделку мы еще не попадали. Первая мысль: «Где же войска, 
перекрывавшие шоссе?..» Вторая: «Где наши машины, целы ли?..» (Мы их оставили 
на южной окраине.)

Вышли из избы. Стали осматриваться. В деревне то впереди нас, то в стороне 
рвались снаряды. Некоторые проносились со свистом и мягко шлепались о землю или 
ударяли в постройки, в заборы, но не разрывались. По-видимому, это были 
болванки, которыми стреляли немецкие танки.

Ночь озарялась вспышками разрывов мин и массой светящихся разноцветными огнями 
трассирующих пуль. Подумалось: «Какая эффектная картина!..» Но тут же сознание 
опасности поглотило все.

У дома все еще стоял танк. Командир предложил мне сесть в него. Я приказал ему 
немедленно отправиться в танке на розыски своей части, прикрыть шоссе и не 
пропустить врага дальше железной дороги, пересекавшей Ленинградское шоссе в 6–8 
километрах южнее Пешек.

Сами же мы – а собралось нас человек двенадцать, – разомкнувшись настолько, 
чтобы видеть друг друга, стали пробираться к оврагу в конце деревушки. 
Невдалеке промчался на большой скорости Т-34. Под сильным обстрелом неприятеля 
он скрылся из глаз.

Осторожно приблизились к шоссе и вскоре нашли свои машины. Наши товарищи – 
водители не бросили нас в беде.

Убедившись, что, блуждая под носом у противника, мы пользы никакой не принесем, 
я решил сразу отправиться в штаб армии и оттуда управлять войсками, 
сосредоточивавшимися на солнечногорском направлении.

В Льялово Малинин доложил, что уже несколько раз Жуков и Соколовский 
запрашивали, перешли ли в наступление войска армии под Солнечногорском. Дело в 
том, что командование фронта изменило задачу, поставленную мною снятым с 
истринских позиций войскам: им надлежало не обороняться у Солнечногорска, а 
наступать и выбить противника из города. Задача эта стала известна, когда 
соединения уже двигались форсированным маршем и, конечно, на организацию 
наступления времени не оставалось.

К сожалению, бывало и так, что вышестоящие инстанции отдавали распоряжения и 
приказы без учета времени и состояния частей, которым надлежало исполнять 
приказ. В динамике боев такие распоряжения не поспевали за событиями и, когда