на северо-восток, обеспечивая себе продвижение к Киеву, пришло распоряжение 
Ставки. Меня назначали командующим армией на Западный фронт. Было приказано 
немедленно прибыть в Москву.

Сдав командование генералу А.Г. Маслову, 14 июля на машине отправился в Киев. 
Приехал туда поздним вечером. Крещатик, обычно в эти часы заполненный народом, 
был пуст, молчалив и погружен в темноту.

На восточном берегу Днепра, в Броварах, разыскал КП фронта. Остаток ночи провел 
в штабе, договорившись утром вылететь самолетом в Москву.

Утром представился командующему Юго-Западным фронтом генерал-полковнику М.П. 
Кирпоносу. Он был заметно подавлен, хотя и старался сохранить внешнее 
спокойствие. Я считал своим долгом информировать командующего о том, какова 
обстановка в полосе 5-й армии. Он слушал рассеянно. Мне пришлось несколько раз 
прерывать доклад, когда генерал по телефону отдавал штабу распоряжения. Речь 
шла о «решительных контрударах» силами то одной, то двух дивизий. Я заметил, 
что он не спрашивал при этом, могут ли эти дивизии контратаковать. Создавалось 
впечатление, что командующий не хочет взглянуть в лицо фактам.

А немцы раскалывали войска Юго-Западного фронта в центре, стремительно 
продвигаясь к Киеву. Появилась угроза окружения 6,26 и 12-й армий.

15 июля я покинул Киев, получив предварительно сведения, что на Западном фронте 
тоже неблагополучно – немцы подходят к Смоленску.

По дороге в Москву невольно снова и снова перебирал в памяти все, что пришлось 
увидеть и пережить накануне и в первые недели войны. Мне уже тогда стали 
известны многочисленные примеры невиданной стойкости наших солдат. Подлинный 
героизм проявили гарнизоны Бреста, Либавы. С беззаветной храбростью дрались 
многие наши части и соединения. И все же было ясно, что приграничное сражение 
нами проиграно. Остановить врага теперь можно будет не подбрасыванием 
разрозненных частей и соединений к расшатанному фронту, а созданием где-то в 
глубине нашей территории сильной группировки, способной не только противостоять 
мощной военной машине противника, но и нанести ему сокрушительный удар.

На первый план выдвигалась задача задержать, остановить врага. Это был вопрос 
жизни или смерти для всей страны.

В разгаре было Смоленское оборонительное сражение, и мне выпала честь стать его 
участником на завершающем этапе.




Восстановленная часть главы



26 июня я выехал с группой офицеров штаба на одну из высот в расположение 
ведущих бой частей 20-й танковой дивизии. Отсюда наблюдали движение из Дубна в 
сторону Ровно огромной колонны машин, танков и артиллерии противника. 
Одновременно с ней с юга в направлении действий наших 20 и 35 тд подходили 
танковые, моторизованные и пехотные части с артиллерией. Не менее тревожное 
сообщение поступило от командира 131 мд. Он доносил, что противник (пехота с 
танками) отбросил части дивизии, оборонявшиеся на рубеже реки Стырь, и на 
широком фронте форсировал реку. Следовательно, на направлении, где действовал 
наш корпус, можно было ожидать удара болев крупными силами.

Нужно заметить, что к этому времени, о котором упоминаю, с информацией войск о 
положении на фронте дело обстояло из рук вон плохо. Информацию приходилось 
добывать самим. И если о событиях на нашем направлении удавалось более-менее 
узнавать и догадываться, то о происшедшем или происходящем на участке других 
армий Юго-Западного фронта мы ничего не знали. По-видимому, и штаб 5-й армии 
тоже ничего не знал, ибо он нас не информировал. Связь корпуса со штабом 5-й 
армии чаще всего отсутствовала, а с соседями периодически прекращалась.

Нам стало известно, что 22 мк атакован противником, понес большие потери и 
отброшен на северо-восток от Луцка. Сосед слева, 19 мк, при попытке перейти в 
наступление тоже атакован противником и, понеся большие потери, отброшен к 
Ровно, где продолжает вести бой.

К вечеру 25 июня на КП нашего корпуса в районе Клевани прибыл пешком командир 
танковой дивизии 22 мк, насколько мне память не изменяет, генерал-майор 
Семенченко в весьма расстроенном состоянии, с забинтованной кистью правой руки. 
Он сообщил, что его дивизия полностью разбита. Ему же удалось вырваться, но, 
отстреливаясь из револьвера, он был настигнут немецким танком. Сумел увернутъся,
 упал, при этом его рука попала под гусеницу танка.

Вскоре здесь оказался и один из комиссаров полка этого же корпуса, сообщивший о