качестве приманки.

Когда полиция постучала в дверь к Бранко Вукелича, тот пил кофе. Попросил жену: 
«Иосико, посмотри, кого там принесло так рано?» Когда вошли полицейские, он как 
ни в чем не бывало продолжал завтракать, предложил кофе и непрошеным визитерам. 
Спокойно простился с женой, поцеловал сына. Иосико ничего не знала о его работе 
на разведку, она была только женой…

Центр не готовил Рихарда к возможному аресту, и он не знал, как себя вести.

Зорге не знал, как себя вести. Сначала он решительно отрицал все обвинения, 
требовал встречи с послом и добился обещания устроить ее 25 октября. Потом ему 
были предъявлены вещественные доказательства – и он вдруг, внезапно, сломался. 
По крайней мере, так утверждает следивший за делом японский прокурор Ёсикава.

«Арестованный 18 октября Зорге решительно отрицал предъявленные ему обвинения. 
Полиция обязалась устроить 25 октября встречу Зорге с послом Германии и поэтому 
стремилась добиться от него признания… 24 октября Охаси[20 - Помощник 
полицейского инспектора, непосредственно допрашивавший Зорге.] доложил 
начальству, что появилась возможность получения признания, а следующий день это 
подтвердилось, и в большой инспекторской комнате собралось 12–13 человек…

Для получения признания насилия к Зорге не применяли. Ему были предъявлены 
вещественные доказательства и потребовали их объяснения. Таким образом, в конце 
первой недели он признался…

Примерно в четыре часа дня, в субботу я, вместе с моим коллегой Тамасавой и 
полицейским пошли к нему выяснить, позволяет ли его здоровье продолжать допрос. 
В это время он и признался. Перед признанием он попросил бумагу и карандаш. 
Затем, взяв бумагу, он написал на немецком языке следующее: „Я с 1925 года 
коммунист и продолжаю им оставаться и в настоящее время“. Эту записку он 
передал мне. После этого он снял пиджак и, поднявшись, громко сказал: „С того 
времени, как я стал коммунистом, я никогда не терпел поражений, теперь я 
впервые проиграл“. Сказав это, Зорге заплакал. Затем… дал согласие приступить к 
допросам в понедельник».

Прокурор пишет, что «насилия к Зорге не применяли». Но в это верится слабо – а 
по правде говоря, не верится совсем. Зачем тогда Ёсикава интересовался 
состоянием его здоровья? Это можно понять, если бы речь шла о тяжело больном 
Клаузене – но у Рихарда было достаточно хорошее здоровье, чтобы не следить за 
его состоянием… если, конечно, не применять пыток. Но, как бы то ни было, 
спустя неделю после ареста разведчик заговорил. В своих показаниях он старался 
взять всю вину на себя, выгораживая остальных. И еще – особо попросил не 
трогать «девушку из кафе», которая не имела ни малейшего отношения к его работе.
 Узнав, что его выдал Одзаки, Рихард сказал лишь: «Японец остается японцем».

Самым стойким из всех оказался мягкий, интеллигентный Бранко Вукелич. 
Сохранилась пометка японского следователя: «У Вукелича совершенно отсутствует 
желание раскаяться». Даже генерал Уиллоуби, ярый антикоммунист, отметил: «Он 
обладал большим мужеством, потому что даже в самых подробных обвинительных 
материалах, которые сохранились, невозможно найти никаких детальных сведений о 
его работе. Его ранняя смерть в тюрьме также доказывает, что он оставался 
тверд…»




Брошены и забыты


Эйген Отт был возмущен до глубины души. Едва узнав об аресте своего друга и 
помощника, он 23 октября отправляет в Берлин сообщение: «Здешний многолетний 
представитель „Франктуртер цайтунг“ Рихард Зорге и другой подданный германского 
рейха Макс Клаузен арестованы японской полицией по подозрению в поддержании 
будто бы враждебных государству связей. Одновременно арестовано некоторое число 
японцев, один из которых якобы близко стоял к кругу сторонников бывшего 
премьер-министра князя Коноэ… Можно предположить, что речь идет об акте мести 
или об интриге, в которую оказался запутан Зорге. Как здесь известно, 
относящаяся к нам враждебно группа все еще обладает большим влиянием в полиции 
и в среде чиновничьего аппарата министерства внутренних дел и министерства 
юстиции, в связи с чем в обстоятельствах дела Зорге нельзя исключать враждебных 
Германии намерений».

Он подозревал провокацию и требовал свидания с Рихардом, а также чтобы его 
ознакомили с материалами предварительного следствия. Свидание было получено – 
правда, всего на пять минут. Арестованному категорически запретили касаться в 
разговоре обстоятельств его дела – впрочем, едва ли он сам стал бы об этом 
говорить с немецким послом. Вопросы посетителей сначала переводились на 
японский, а уж потом, с разрешения следователя, Зорге мог отвечать. «Он был 
плохо выбрит, – вспоминал впоследствии Отт, – одет в куртку заключенного и