вечера черная энергия стала требовать выхода. Зорге подошел к телефону и вызвал 
резиденцию германского посла. «Эта война проиграна!» – рявкнул он в трубку 
оторопевшему Отту и принялся набирать следующий номер. Тем вечером мрачное 
пророчество первого аналитика немецкой колонии получили все «столпы» германской 
общины – некоторые из них тут же выразили свое возмущение Отту. Конечно, все 
понимали, что Зорге пьян, но надо же и меру знать!

Макс Клаузен вспоминал, как Рихард сказал ему: «Плохо мы с тобой любим свою 
родину – не уберегли ее от беды», – и на глазах у него появились слезы. Он был 
сильным аналитиком, хорошо знал Советский Союз и понимал, во что ввязалась 
Германия с этой войной. Или кто-то думает, что под «родиной» Зорге имел в виду 
СССР? Это в разговоре с немцем Максом Клаузеном, который пробыл в России 
считанные месяцы? Рихард всегда считал себя и хотел быть не просто агентом, но 
и агентом влияния. Ему запрещали, а он все равно компоновал отсылаемую в 
Германию информацию в соответствующем ключе, как стал бы делать, впрочем, 
любой…

Если до того положение Зорге было тяжелым, то теперь оно стало невыносимым. Две 
его родины, две страны, которые он любил, сцепились друг с другом в смертельной 
схватке. Кроме того, он очень много работал в предшествующие месяцы и сейчас, 
по правилам разведки, ему надо было на какое-то время «лечь на дно» – 
законсервировать часть группы, прекратить передачи. Но это было невозможно. 
Именно теперь настало время, когда Зорге не мог заменить никто. Центр требовал 
от него информацию, давал трудные задания и жесткие сроки. Как раз тогда Сталин 
сказал, что в Японии военная разведка имеет разведчика, цена которого равна 
корпусу и даже армии.

Внешне он мало изменился – разве что стал серьезнее. Его связник, В. Зайцев, 
вспоминал об одной из встреч того времени: «Я встретил Р. 3. в одном из 
захолустных ресторанчиков… Зорге пришел с опозданием в несколько минут и 
подошел к моему столику. Внешне ничто не говорило о его паническом состоянии. 
Он был спокоен и, как всегда, собран, однако первым разговора не начинал и 
внимательно смотрел на меня, как бы изучая мое состояние. А мое сообщение о том,
 что руководство в Москве высоко оценивает деятельность его и других членов его 
резидентуры в последние месяцы и ходатайствует перед ЦИК СССР о высокой награде,
 Зорге немного смутился и с улыбкой сказал: „Дорогой Серж, разве награда и 
благодарность для коммуниста и разведчика имеют какое-либо серьезное значение? 
Главное в том, что мы с вами не сумели предотвратить войну. Теперь за это люди 
будут платить большой кровью“».

А вот Ханако видела его другим. После 22 июня он потемнел, все время пропадал 
где-то, возвращался поздно и все больше тосковал. А однажды перепугал ее 
взрывом отчаяния. Он был уже не на пределе, а за пределом человеческих сил, 
понимал, что их не отзовут и, наверное, уже предчувствовал катастрофу. Тогда, 
плача, он говорил ей:

– Я умру раньше. Я хочу, чтобы ты жила. Пожалуйста, живи долго… Ты не волнуйся, 
Зорге сильный. Он никогда не скажет ничего о тебе. А ты живи, выходи замуж… – И 
тут же сам себя одернул: – Прости меня, пожалуйста. Мне просто очень одиноко и 
грустно… – и вдруг обнял ее: «Давай умрем вместе…»




Провал


И снова слово Борису Гудзю.

– В отношении Зорге была допущена очень крупная ошибка… Зорге держал связь с 
реэмигрантом, коммунистом Иотоку Мияги. Но как же можно работать с 
коммунистами? Они ведь везде были под наблюдением… Художник Мияги выехал из 
Японии в США, где разведка ИНО его завербовала. Потом передала разведке военной,
 и он там на них работал… Но начальнику разведки Берзину пришла мысль 
использовать Мияги в Японии. Он берет художника-коммуниста из нормального 
японского окружения в Штатах и посылает на связь в Японию. Вышло, что в Токио 
Зорге работал с коммунистом. Напомню, дело Рамзая было открыто в Японии не 
военной контрразведкой, а их политической охранкой… Такие люди – всегда под 
наблюдением охранки…

Можно сколько угодно спорить – и спорят – со старым чекистом. Но факт есть 
факт: именно коммунистическое прошлое Мияги послужило причиной раскрытия сети.

Многие исследователи просто-напросто отказываются верить в то, что все 
произошло так, как произошло. Слишком много было вещей, которые неотвратимо 
вели группу к провалу.

М. И. Сироткин отмечал в своей записке: «Установившееся в течение последних 
четырех лет предвзятое отношение к „Рамзаю“ как к „двойнику“ неизбежно привело 
к резкому понижению качества руководства резидентурой со стороны Центра. Раз