Вскоре после прибытия в Японию он снял для себя маленький домик с крохотным 
садиком в «японском» квартале, в районе Адзабуку. Эта Харих-Шнайдер, профессор 
консерватории, так описывала этот дом: «В квартире было жарко, как в духовке. 
Очертания пыльных улиц расплывались в нестерпимом блеске солнечных лучей; на 
террасе, расположенной на крыше его дома, даже по ночам царила невыносимая 
духота… Воздух был наполнен ароматом горячего дерева, из соседних домов 
доносились звуки радио и детский смех…

Дом Зорге затерялся среди жилищ бедных японцев. Построенный в небрежном, 
европейско-японском стиле, он выглядел неряшливо. Две комнаты внизу, вся их 
убогая обстановка ограничивалась несколькими шаткими столиками, на одном из 
которых лежал клочок потертого красного бархата… За стенкой находилась кухня. 
Наверху – его рабочая комната с большим диваном, письменным столом и 
граммофоном, во всю стену, от пола до потолка – книжные полки. За дверью – 
спальня, которую почти целиком занимала широкая двуспальная кровать. К спальне 
вел узкий коридорчик. Двери обеих комнат верхнего этажа выходили на террасу».

Сам Рихард писал жене со своим обычным юмором: «Здесь зима выражается в дожде и 
влажном холоде, против чего плохо защищают и квартиры, ведь здесь живут почти 
что под открытым небом: если я печатаю на своей машинке, то это слышат почти 
все соседи. Если это происходит ночью, то собаки начинают лаять и детишки 
плакать. Поэтому я купил себе бесшумную машинку…»

Вскоре в домике появилась и хозяйка. 4 октября 1935 года Рихард отмечал день 
рождения в ресторанчике «Золото Рейна», где любили собираться скучающие по 
родине токийские немцы. В заведении старательно поддерживался немецкий дух, 
даже японских официанток звали европейскими именами. Впрочем, воспитаны они 
были в лучших японских традициях, были умны и умели развлекать гостей 
утонченной беседой. В тот день хозяин подозвал одну из официанток, по имени 
Агнес, и велел: «Этому господину сегодня исполнилось сорок лет. Постарайся, 
чтобы ему запомнился этот вечер».

Однако, несмотря на все старания девушки, «господин» чем больше пил, тем больше 
мрачнел.

– Люди веселятся в день рождения. А, вам, наверное, у нас скучно… – сказала она,
 подливая гостю вина.

– Если тебе доведется отмечать сорокалетие так же далеко от родных мест, 
поймешь, насколько это весело, – мрачно усмехнулся тот.

Через несколько дней они случайно встретились в магазине грампластинок.

– Ты так старалась развеселить меня, что заслуживаешь награды, – улыбнулся 
гость. Сегодня он был весел и обаятелен, подарил Агнес несколько пластинок. В 
следующий раз они увиделись весной 1936 года, когда немец вновь появился в 
ресторане, затем – в июне… «Агнес», на которую он произвел неизгладимое 
впечатление, помнила каждый его визит. А вскоре они познакомились ближе. Исии 
Ханако – так было ее настоящее имя – стала третьей женой Рихарда Зорге.

Позднее, на допросе в полиции, она кратко очень четко определила стиль его 
жизни: «По утрам он ходил в германское посольство, часто бывал пьян и иногда 
писал статьи». Если вечером Рихард был свободен, он непременно проводил время в 
каком-нибудь из любимых дипломатами, военными и журналистами ресторанов. 
Постепенно постоянное напряжение, да и разочарование в идеалах молодости 
накладывали свой отпечаток на его характер. Свойственный Зорге искрометный юмор 
все чаще уступал место сарказму, он становился циничным, все больше и больше 
пил.

Доктор Лили Абегг, корреспондент «Франкфуртер Цайтунг» на Дальнем Востоке 
вспоминает: «Собственно говоря, как человек Зорге был очень приятен и даже мил 
– если хотел этого… Он не терпел глупцов или людей, казавшихся ему 
неинтересными. В таких случаях он не скрывал своего презрительного отношения, а 
его сарказм мог переходить все границы». И чем дальше по жизни, тем больше 
сарказма.

Генерал Уиллоуби, по отзывам людей, знавших Зорге, дает такой его портрет: «В 
физическом отношении Зорге был крупный человек, высокий и коренастый, с 
каштановыми волосами. Как заметил один из его знакомых японцев, с первого 
взгляда на его лицо можно было сказать, что он прожил бурную и трудную жизнь. В 
выражении глаз и линии рта сквозили надменность и жестокость. Он был горд и 
властен, сильно любил и горячо восхищался теми, чьей дружбы он искал, но был 
безжалостен к остальным и откровенно ненавидим ими. Многие его японские коллеги 
по печати видели в нем типичного головореза, высокомерного нациста и избегали 
его. Он был горячий человек, любивший сильно выпить и привыкший часто менять 
своих любовниц. Известно, что за годы службы в Токио он находился в интимных 
отношениях примерно с 30-ю женщинами. И все же, несмотря на увлечение женщинами,
 запойное пьянство и тяжелый характер, он ни разу не выдал себя…»

Тот факт, что Рихард Зорге пил, западными исследователями не оспаривается как