молчание» шесть тысяч долларов и вышла из организации.

Что касается Ходзуми Одзаки, то его карьерный рост не остановился на должности 
сотрудника газеты. Вскоре Одзаки стал членом так называемой «группы завтраков», 
или «группы среды» – так называли себя молодые аналитики, группировавшиеся 
вокруг князя Коноэ, высокопоставленного сановника, трижды занимавшего пост 
премьер-министра. «Группа завтраков» была «мозговым центром» кабинета князя. В 
1938 году он был назначен советником кабинета – это уже была официальная 
должность, дававшая большие права на получение информации и на доступ к 
государственным документам, в том числе и секретным.

В основном, из кабинета князя Одзаки черпал информацию, касающуюся внутренней и 
внешней политики Японии, несколько реже экономическую и еще реже – военную 
информацию, все ценное из которой становилось достоянием разведгруппы «Рамзай». 
Кроме того, эти знакомства много давали для понимания общей обстановки в стране 
– хотя трудно сказать, оставался ли ЦК по-прежнему заказчиком Зорге, или уже 
нет. Менялось время, менялись приоритеты, Радек был арестован и расстрелян, а 
Рамзай по-прежнему сидел в Японии, у него было свое представление о том, чем 
именно он должен заниматься.

Затем Одзаки начал работать в научно-исследовательском бюро акционерного 
общества Южно-Маньчжурской железной дороги. ЮМЖД была не просто дорогой, путем 
сообщения, а колоссальной экономической империей, державшей в руках экономику 
значительной части провинций Северного Китая и тесно связанной с планами 
японского генштаба и Квантунской армией. Территория, которую контролировали 
ЮМЖД и Квантунская армия, в три раза превышала территорию собственно Японии. А 
учитывая, что Южная Маньчжурия, согласно планам Танаки, была плацдармом для 
нападения на СССР, нетрудно догадаться, что подробности жизни этого 
«государства в государстве» крайне интересовали Москву. С августа 1939 года 
Одзаки редактировал «Ежемесячный отчет» этого общества, где содержалась вся 
информация о перевозках – а по ней можно было составить представление о 
действиях Японии в этом регионе, непосредственно примыкавшем к советским 
территориям. А, кроме того, обаятельный Одзаки легко заводил знакомства, и в 
число его друзей и приятелей входили достаточно высокопоставленные люди.

«Я по натуре человек общительный, – говорил он на суде, – у меня не только 
широкий круг друзей, но я поддерживал довольно близкие отношения с большинством 
из них. Эти друзья и были для меня источниками информации».

«Никогда не производи впечатление человека, страстно желающего получить 
какую-либо информацию, – делился он опытом. – Тот, кто занят важными делами, 
откажется беседовать с тобой, если заподозрит, что твой мотив – сбор информации.
 А если ты производишь впечатление человека, знающего больше, чем твой 
предполагаемый информатор, он даст тебе ее с улыбкой. Неформальные вечеринки – 
превосходное место для сбора новостей. И очень удобно быть специалистом в 
какой-либо области. Что касается меня, я был специалистом по китайским вопросам,
 и ко мне часто обращались люди из разных кругов… Жизненно необходимы связи с 
влиятельными организациями… Ты не сможешь быть хорошим разведчиком, если сам не 
являешься хорошим источником информации. А этого можно достичь лишь в ходе 
непрерывного образования и приобретения богатого опыта».

Мияги тоже поставлял информацию. Правда, его источники были далеко не такими 
ценными, как у Одзаки – высокопоставленный врач, унтер-офицер, фабрикант, 
биржевой маклер, дамская портниха – но они тоже передавали сведения, 
почерпнутые в разговорах с офицерами, чиновниками и их женами и пр. Был и один 
ценный контакт – личный секретарь японского генерала Угаки. Этот генерал четыре 
раза был японским военным министром, а в 1938 году стал министром иностранных 
дел. Мияги и его секретарь были старыми друзьями и, что особенно ценно, по 
этому каналу шла военная информация. Не брезговал художник и прогуляться по 
низкопробным барам, выпить и поболтать с военными – способ, совершенно 
невозможный для элитарного Одзаки. Рихард в Китае добывал немало таким способом,
 получалось это и у Мияги в Токио. Правда, как говорил Зорге про этого своего 
помощника: «Он часто жаловался на то количество спиртного, которое ему 
приходится выпивать, чтобы узнать самые тривиальные факты».

Через Одзаки и Мияги Рихард поддерживал контакт с остальными японскими 
информаторами своей огромной организации – их, агентов и источников, было 
тридцать человек.

…Рихард Зорге был не только разведчиком и известным журналистом, но и ученым. 
Он говорил, что глубокое знание страны пребывания необходимо в разведывательной 
работе. Однако это лишь одно, первое объяснение его интереса к Японии. Он 
изучал страну не как разведчик, а как ученый, вживался в ее жизнь. Так, в 1941 
году, когда Михаил Иванов попал на представление старинной японской оперы, 
которое МИД Японии устраивал для дипломатов и журналистов, то, наблюдая за 
выражениями лиц присутствующих, пришел к выводу, что из всех гостей один лишь 
Зорге понял и оценил спектакль. Японское искусство весьма специфично, просто 
так его не поймешь.

В отличие от большинства европейцев, Рихард не стремился жить в своей среде.