разведку, где тогда первым заместителем Урицкого был начальник ИНО Артузов.

«Берзина в тот момент уже не было, – рассказывал Гудзь в интервью газете 
„Дальний Восток“. – Руководили Урицкий и Артузов. Артур Христианович Артузов и 
пригласил меня в январе 1923 года в разведку. И я пригодился ему на сей раз уже 
в 1936-м, потому что два года протрудился в Японии. Он же там не бывал. Чтобы 
руководить Зорге, требовались конкретные знания. Как японская контрразведка 
ведет наблюдение? Каким образом можно оторваться, не раздражая „наружки“? Да и 
стоит ли отрываться? Я понимал, как и где встречаться с источниками. Вести их в 
ресторан или еще куда-то… Ситуация для меня совершенно ясная. Для моих 
начальников – не особенно. Поэтому специально пригласили мня на это дело, чтоб 
учитывал все нюансы…»

Надо думать, Борис Игнатьевич все-таки не Зорге давал указания, как ему 
отрываться от «наружки» – Рихард к тому времени работал в Токио уже не два, а 
три года, – а посылаемым к нему курьерам. Но и проинструктировать курьера – 
тоже забота куратора. Дело вроде бы небольшое – донесения да указания возить – 
но и здесь один неправильный шаг может завалить всю сеть.

«У нас было впечатление, что люди, с которыми мы неоднократно встречались в 
течение длительного периода времени, были „профессиональными“ курьерами, – 
пишет Зорге. – Мы не знали ни их имен, ни положения, которое они занимали в 
Москве или за границей. Связь с ними осуществлялась по предварительной 
договоренности с Москвой. Место, время и условия встречи согласовывались по 
радио. Например, встреча в одном из ресторанов Гонконга была устроена следующим 
образом. Курьер, прибывший из Москвы, должен был войти в ресторан в три часа с 
минутами, достать из своего кармана толстую длинную сигару и держать ее в руках,
 не зажигая. Наш курьер (в данном случае я), увидев этот условный знак, должен 
был подойти к стойке ресторана, достать из кармана по форме сильно бросающуюся 
в глаза курительную трубку и безуспешно попытаться ее раскурить. После этого 
курьер из Москвы должен был зажечь свою сигару, а я в ответ – свою трубку. 
Затем московский курьер должен был покинуть ресторан, а я, также выйдя из 
ресторана, медленно идти за ним в один из парков, где находилось место нашей 
встречи. Он должен был начать со слов: „Привет! Я – Катчер“, – а я произнести в 
ответ: „Привет! Я – Густав“. После этого все должно было развиваться по плану».

Естественно, ни тот, ни другой никоим образом не должны привлекать к себе 
внимание, а все подробности встречи должны быть выверены до мелочей. Вот какой 
казус произошел во Франции с резидентом Разведупра Гуревичем («Кент»). «По 
приезде в Париж я остановился в гостинице „Сейтан“, и на другой день должен был 
зайти в кафе „Дюспо“, находящееся на Криши, для встречи со связником Разведупра.
 При этом было обусловлено, что при входе в кафе я займу место за заранее 
определенным столиком, закажу чай, немедленно расплачусь за него и буду читать 
французскую газету. Связник должен был точно так же находиться в кафе, сидеть 
за столом, имея на столе французский журнал. Здесь мы должны были друг друга 
только видеть, сами же встречи должны были произойти немедленно по выходу из 
кафе, около дома № 120 или 140 по Криши.

Прибыв по указанному адресу, я не нашел кафе с названием „Дюспо“. В этом доме 
находилась закусочная, рассчитанная на обслуживание шоферов конечной автобусной 
остановки, под названием „Терминюс“. При входе в закусочную я увидел, что там 
имеется всего 1–2 стола, за которыми посетители обычно играли в карты. 
Посетители же в основном заказывали вино и горячее кофе, как это принято в 
закусочных во Франции. То, что я занял место за столом и заказал чай, вызвало 
смех у официанта, и мне было предложено кофе, говоря, что чаем они вообще не 
торгуют. Я пробыл в кафе более получаса, однако связника Разведупра по данным 
мне приметам не встретил». И неудивительно. Хорошо что дело было во Франции. В 
Японии, например, привлекать к себе излишнее внимание было просто опасно.

За редкими исключениями, которые заранее предусматривались Центром, курьеры не 
говорили между собой о работе. Обменялись почтой, бросили пару общих фраз и 
разошлись, даже имени друг друга не спросив. Меньше знаешь, крепче спишь.

В разведке, как на минном поле, мелочей не бывает. Даже добраться из Москвы до 
Токио – дело непростое. Вот как ехал в Токио в 1935 году Макс Клаузен. Из 
Ленинграда он отправился в Хельсинки, оттуда – самолетом в Амстердам и, через 
Бельгию, в Париж. Там он поселился в гостинице, где прожил четыре дня. Уже 
расплатившись, но еще находясь в номере, он уничтожил свой паспорт и достал из 
тайника в чемодане другой, на фамилию Дительмана, с которым отправился в Вену, 
где встретился в курьером, вручившим ему документы на имя Клаузена, с которыми 
он отправился в Нью-Йорк. Там Макс получил еще один комплект документов, 
которые и понес в немецкое консульство, объяснив консулу, что он живет в 
Бостоне, прибыл туда из Гамбурга, а теперь собирается в Китай, и ему нужен 
новый паспорт. И, лишь получив подлинные немецкие документы, в которых не было 
и следа его истинного маршрута, Макс отправился в Токио.

Кстати, когда произносится слово «паспорт», на самом деле речь идет не только о 
паспорте. До 1933 года потребности советской разведки в документах обеспечивали 
нелегальные мастерские компартии Германии, так называемый «Пасс-аппарат», где 
работали лучшие в Европе мастера по изготовлению фальшивых документов. О том,