выгоревшие базарные олеографии с лебедями и беседками и Иисус Христос - писаный 
красавец, шагающий по водам. Фотографии хозяев в черных рамах, рассыпанные по 
белейшим стенам. Все это как бы подчеркивало временность этого бивачного жилья, 
которое ничем не отражало характера и вкуса человека, в нем теперь обитающего. 

Своего у командующего было здесь разве что раскладной походный стол, будто 
скатертью, накрытый картой, исчерканной синими и красными овалами и стрелами. 
Два таких же походных стула. Телефоны - один в деревянном футляре, полевой, 
другой - белый, блещущий полировкой и никелем, высокочастотный, по которому 
командующий связывался с командармами и со Ставкой. Тут же, с правой стороны, 
остро отточенные карандаши, торчащие из стакана, лупа, большие роговые очки 
оглобельками вверх. На стене деревянная, тоже складная, полка, на которой я 
успел различить корешки военных и литературных журналов. Томик генерала 
Драгомирова о Суворове. Книга Карла Клаузевица "О войне". Я взял ее и стал 
листать, чтобы не мешать разговору командующего по телефону. Книга оказалась 
читаной. На полях пометки, некоторые фразы подчеркнуты. 

Дверь слева вела в личную комнату генерала. Собственно, это была не дверь, а 
проем. Жилье обставлено с солдатским аскетизмом. Узенькая койка, застланная 
шерстяным шершавым одеялом, обеденный столик, покрытый накрахмаленной скатертью,
 радиоприемник - единственная дорогая здесь вещь. 

Наконец командующий кончил разговор. Положил трубку, взял лупу, что-то 
пристально рассмотрел на карте, привычным движением карандаша с удовольствием 
удлинил одну из красных стрелок, вонзавшихся в линию вражеской обороны. Потом 
увидел, что я листаю Клаузевица, и усмехнулся: 

- Удивляетесь? Немца читаю, да? Не читаю, а перечитываю. И много, между прочим, 
полезного нахожу. Умнейший был немец. Сейчас у них такого нет. А Клаузевица 
даже Ленин считал одним из великих военных писателей... - Он помолчал. - Так, 
значит, явились? Вовремя явились. А мы тут, между прочим, повоевали... 

Коротко рассказал о наступлении на Белгород, о взятии этого города и отдельными,
 очень точными штрихами обрисовал ситуацию, сложившуюся в районе Харькова. 
Говорил он, по своему обычаю, короткими фразами, пересыпая их пословицами и 
военными афоризмами. Были, помню, среди них такие: "Неожиданность при 
наступлении - половина удачи..."; "Хитрый в бою сильного пересилит..."; 
"Обстрелянный боец десяти новобранцев стоит..."; "В лоб только дурак бьет, да и 
то с испугу..."; "Рубить, так с плеча, на полувзмахе не останавливаться". 

Говоря о решающей фазе Харьковской операции, которая уже развертывалась, 
образно представил ее так: 

- Сейчас мы взяли их за горло и душим. Они только хрипят... Но еще сильны, 
очень сильны. Нам рано драть шкуру с неубитого медведя. Это учитывайте, когда 
будете сегодня писать. 

И тут он показал на карте, как части взаимодействующих фронтов зажали Харьков в 
широкие клещи и как войска, наступающие с северо-запада и востока, сводят концы 
этих клещей. Потом взглянул на часы и прервал беседу. 

- Извините. - И крикнул адъютанту: - Соломахин! Пятнадцать ноль-ноль. Машины 
готовы? Едем. 

Под окном уже ревели моторы. Торопливо влезая в дорожный, защитного цвета 
комбинезон, он на ходу рассказывал: 

- Здесь еще будет много сложных ситуаций. Но главное сделано. Артиллерийское 
наступление оглушило их, подавило их оборону. Ну, а теперь, как ваш брат любит 
писать, сосредоточенными силами Манагарова, Шумилова, Крюченкина фронт 
неприятеля блистательно прорван. Танки вливаются в прорыв... Что будет дальше - 
увидим. Ну, желаю успеха! 

Когда я шел по улице, меня обогнали три вездехода: командующий спешил к 
Харькову, туда, где неприятель пытался разжать, развести охватывающие его клещи.
 

Начиная с этой беседы у Харькова и до конца войны я уже без перерыва находился 
на фронтах, которыми командовал Конев, и имел возможность наблюдать его 
полководческую деятельность. 

ПОЛКОВОДЧЕСКИЙ ПОЧЕРК 

У хороших полководцев, как и у хороших писателей, есть свой творческий почерк. 
Скажем, все мы, советские писатели, работаем методом социалистического реализма.
 Но каждый при этом пишет по-своему, имеет свою тему, своих героев, свой язык, 
свое творческое лицо. Все советские полководцы осуществляли в боевых делах 
принципы нашей советской военной стратегии, которая, как убедительно показал 
это опыт второй мировой войны, явилась самой передовой стратегией современности.