аккумулируемого напряжения, своеобразный, несколько затянувшийся вздох 
облегчения. Да и по сравнению с громадьем вложенных в парад средств утаенный 
солдатом в качестве сувенира знак - мелочь, о которой не стоит говорить. В 24 
часа московского времени полк высадился на вокзале города Костромы и в 
сопровождении оркестра проследовал стройной колонной в военный городок. 

Праздник кончился. Опять наступили трудовые будни. Энергично менялось бытие, не 
менее энергично вместе с ним менялось сознание. Все больше и больше людей 
охватывало очень нормальное человеческое желание - сделать так, чтобы вокруг 
тебя было красиво, уютно. Превратить расположение роты, каждое ее помещение в 
место, куда было бы приятно войти, где бы все радовало и успокаивало глаз. Уйти 
от слова "казарма" в худшем понимании этого слова. 

В марте полку предстояло участвовать в дивизионных учениях с десантированием. Я,
 по молодости и по неопытности, решил, что времени у меня предостаточно, да и, 
честно говоря, методологию этой подготовки представлял достаточно поверхностно 
и продолжал увлеченно заниматься решением бытовых вопросов. Но тут командир 
дивизии объяснил мне практически, что я не прав, продемонстрировал, что щука 
существует в реке, чтобы карась не дремал и не увлекался. 21 января полк был 
поднят по учебной тревоге с выходом сначала в плановые, а потом во вновь 
назначенные районы, что называется, со всеми потрохами. Эта тревога была 
фрагментом плана командира дивизии по подготовке дивизии к учению. Если с 
первой частью задачи (выводом техники, вооружения, запасов материальных средств 
из парка, со складов и построением колонны вне военного городка) я справился, 
как мне кажется, сносно, то, когда начался марш, я горько пожалел, что не 
упредил командира дивизии, самостоятельно проведя цикл тренировок. Колонны 
рвались и непомерно вытягивались, машины буксовали, парили, дымили, глохли. 
Систематически пропадала связь, а с ней и управление. Вспоминать все 
душераздирающие подробности из жизни кроликов что-то не хочется. Достаточно 
двух эпизодов. 

Родная полковая инженерная техника на марше вся поголовно вымерла на первых же 
километрах. Посему колонные пути во вновь назначенных районах, в глубоком - до 
шестидесяти сантиметров - снегу, чистил мне мужик на "Кировце" с лопатой, 
наспех поднятый и героически продержавшийся с нами без сна и отдыха более суток,
 исключительно благодаря спирту, который подносил ему с темпом 50 граммов в час 
начпрод. Комдив ехидно рекомендовал поставить ему поясной памятник перед штабом 
полка, так, как есть в натуре: шапка, в которой по странному обычаю российских 
мужиков из глубинки одно ухо торчит вверх, другое - вниз, телогрейка, под ней 
рубаха с разорванным воротом, на голой груди нательный крест, в правой руке 
стакан, а левая делает отрицательный жест против закуски. Ехидничать-то комдив 
ехидничал, но если говорить по большому счету, то усилиями таких вот мужиков, 
совестливых, расхристанных и безымянных, Россия и выиграла все свои войны. 
Хороший был мужик. 

И второй эпизод, когда ценой неимоверных усилий я наконец собрал полк в район и 
за много часов впервые присел буквально на три минуты - выпить кружку чая, - на 
меня свалился комдив. Застань он меня в любом другом месте, возможно, удар был 
бы помягче, но он застал меня именно так: с кружкой в руке, в КУНГе "142-й" 
радиостанции, только что переведшего дух и на несколько минут расслабившегося. 

Разнос был жесточайший. Как мне казалось, к несправедливостям, сопровождающим 
армейскую службу, я уже привык, но здесь, когда, с одной стороны, я никогда и 
нигде, включая Афганистан, не проделывал за относительно короткий промежуток 
времени такую колоссальную по напряжению и нервотрепке работу, а с другой 
стороны, никогда и нигде не получал за подобную работу столь уничижительной и 
презрительной оценки, от дикого перепада того, что сделано, и как оно оценено - 
меня в первый и последний раз в жизни прошибла слеза. К чести полковника 
Сердечного, он мгновенно сдал назад. 

Дальше все пошло значительно спокойнее, наверное, поэтому - более толково. Урок 
был жестокий, но справедливый. Как это ни смешно сейчас вспоминать, больше 
всего меня злила и бесила именно уроненная слеза. "Что ты видел в армии?" - 
"Грудь четвертого человека, считая себя первым". - "Что ты делал в армии?" - 
"Устранял недостатки". С учетом полученного урока, я принялся их устранять. 
Какой это был труд, сколько каких тренировок было проведено - знаю я, знают мои 
подчиненные. 

Важен итог. А в итоге к началу учений я руководил полком играючи. Эта 
отлаженная и прекрасно настроенная махина резвилась от сознания своей мощи и 
непобедимости. Стройные колонны, дистанции, как нарисованные, образцовое 
управление со стороны всех категорий командиров. Потом был марш на аэродром в 
Иваново, загрузка техники для десантирования, десантирование всем полком без 
потерь и учения, где полк единственным из всех был оценен "хорошо". Оценку эту 
поставил сам командующий ВДВ генерал армии Д. С. Сухоруков. Это очень высокая 
оценка, я никогда в жизни не видел отличных оценок полку на дивизионных учениях.
 Какое же это непередаваемое ощущение, когда проделанная тобою работа, твой 
труд выливается в одну какую-то неподражаемую, непередаваемую симфонию, когда 
многосотенный воинский коллектив действует, как единое целое, когда каждый 
солдат знает свой маневр. Когда каждый офицер ощущает себя офицером и именно