учить людей водить технику и применять оружие в тех условиях, в которых им 
придется действовать. Как всегда у нас, вопрос этот изучался, протягивался... 

Когда я прилетел в Фергану, выяснилось, что у меня нет заграничного паспорта, и,
 следовательно, я не могу пересечь границу. До его оформления я должен был 
сидеть в Фергане. Но на другой день прилетел начальник политотдела нашего 
отдельного полка майор Кудинов и, послав пограничников подальше, без всякого 
таможенного контроля посадил меня в самолет, и я впервые в жизни пересек 
государственную границу Советского Союза. 

Стоял ноябрь 1981 года. Душманы уже тогда имели на вооружении ограниченное 
количество "Стингеров", и поэтому наш АН-12 шел высоко. Земля казалась далекой, 
горы - игрушечными, а в долинах и ущельях земля была покрыта паутиной 
неправильной формы. Я вначале не понял, что это такое. Потом мне разъяснил 
Кудинов, что это дувалы. Он же в ходе полета давал характеристики попадающимся 
селениям, объяснял, где душманские гнезда и какая территория кем контролируется.
 

Для меня это все было внове. И вообще с момента пересечения границы и примерно 
еще в течение недели меня не оставляло странное двойственное ощущение: с одной 
стороны, я попал в какую-то восточную сказку (правда, с явными следами войны с 
использованием современных средств), а с другой стороны, вроде как нахожусь на 
съемках кинофильма и в роли далеко не статиста. Ощущение довольно опасное, 
потому что надо твердо стоять ногами на нашей грешной земле, чтобы прямым ходом 
не попасть на небеса. 

Интересно, что ощущение это было не у меня одного. И часто бывало, что тот, кто 
не успевал выйти из сказочного восприятия окружающей действительности, 
отправлялся домой в цинковом обрамлении в "черном тюльпане". Как в песне: 

В Афганистане 

В "Черном тюльпане" 

С водкой в стакане 

Мы молча плывем над землей... 

Боевое сколачивание 

Как я уже отмечал, полк наш базировался на аэродроме Баграм, что было 
чрезвычайно удобно. Самолет приземлился, свернул на рулежку - и вот он, полк. 

Самолет встретил сам командир полка подполковник Юрий Викторович Кузнецов. Это 
был человек среднего роста, коренастый, плотно сбитый, холерик по характеру. 
Как про него говорили, даже если он с места на место перекладывал ложку, то 
делал при этом не менее 12 тысяч лишних движений. Вдали от Родины я ожидал 
любой встречи, но такого предвидеть не мог. Кузнецов с прямотой римлянина 
выложил, что мое появление для него неожиданно и совсем не в радость, ибо он 
планировал назначить на эту должность начальника разведки полка Володю 
Никифорова, а тут я возник!.. 

Командир полка пошел дальше и превентивно меня обидел, заявив, что все офицеры 
из училища и учебных подразделений тоже учебные, с дырочкой (по аналогии с 
учебным автоматом). 

После всех этих неприятных откровений Кузнецов вызвал моего предшественника, 
готовящегося к замене по состоянию здоровья майора Рембеза и дал трое суток на 
прием и сдачу дел и должности. И я пошел принимать батальон, полный решимости 
доказать, кто я есть на самом деле. Но ... опять все мои планы рухнули, как 
карточный домик. Во-первых, выяснилось, что 1-й батальон 345-го полка, которым 
мне предстояло командовать, вошел в Афганистан еще в июне 1979 года по просьбе 
Амина для охраны аэродрома "Баграм" и с тех пор поотделенно и повзводно занимал 
оборону вокруг аэродрома по периметру протяженностью около 18 километров. 
Увольнялись в запас солдаты, формально сведенные во взводы и роты, а фактически 
не знающие друг друга. Не связанные никакими совместными боевыми задачами, 
солдатским братством, люди, как правило, находившиеся на позициях охранения по 
б - 8 человек, не знали друг друга и не были единым боевым подразделением. 

Находились люди в тяжелых условиях, в примитивно оборудованных блиндажах и 
окопах. Леса в Баграме не было вообще, и приходилось строить блиндажи из чего 
попало, присыпая слегка землей, чтобы потом не завалило. Ни о каком 
классическом приеме батальона, организации в нем боевой подготовки не могло 
идти и речи. Во-вторых, даже приемку такого хозяйства пришлось разнести на пять 
дней. Выяснилось, что теоретические и практические понятия акклиматизации не 
совпадали. На второй день меня "завалило", и в рабочее состояние я пришел 
только на пятый. Но все кончается, и хорошее, и плохое. К исходу пятого дня я 
оклемался и, как всякая порядочная новая метла, взялся мести по-новому - 
наводить в батальоне порядки соответственно моим взглядам.