первом акте вопросы несли на себе налет восторженности и сводились к одной 
мысли: как это здорово, генерал, что вы своевременно защитили нашу демократию. 
Я встал и объяснил, что я не демократ и мне до нее нет никакого дела. Не 
демократию я защищал, а здравый смысл. Я русский генерал, и никакая сила не 
может заставить меня расстрелять русский же народ. Корреспонденты быстро 
разочаровались, и начался второй акт. Смысл его: как это здорово, что эта душка,
 генерал Лебедь, стал на сторону еще большей душки, генерала Руцкого. Тут я их 
совсем уже бестактно огорчил, заявив, что все генералы Советской армии 
воспитывались примерно одинаково, и Руцкой точно такой же армейский лом, как и 
я. 

- Равняйсь! - вот и вся его демократия. 

Сущность третьего акта можно сформулировать довольно коротко: "Ну-у-у! А мы-то 
думали". 

Эпилога не потребовалось. На что уж там рассчитывали - не знаю, но ушли все от 
меня огорченные, рассерженные и разочарованные. 

Уже на митинге в первый раз прозвучало, что я получил значительно более высокое 
назначение и в ближайшее время приступлю к исполнению новых обязанностей. 
Дальше - больше! Меня поздравляли с назначением на должность командующего ВДВ, 
заместителя министра обороны, начальника главного управления кадров, ссылаясь 
на получение этой информации из "самых-самых" достоверных источников. Чем я 
больше доказывал, что все это чушь, тем меньше мне верили. Мне подмигивали, 
всем своим видом демонстрируя, что все знают, ценят мою скромность, не пора бы 
уже и выпить, и закусить. Я плюнул и перестал отказываться от любых должностей. 


- Вы назначены командующим ВДВ! Поздравляем! 

- Знаю. 

- А что ж вы не?.. 

- Приказа нет. 

- А - а - а!.. 

Все уходили успокоенные в предвкушении, что как только состоится приказ, я 
соберу всетульский пир. 

Дело дошло до того, что на эту удочку попался даже такой заслуженный и всеми 
уважаемый человек, как начальник штаба воздушно-десантных войск 
генерал-лейтенант Е. А. Подколзин.Он позвонил мне числа 27-28 августа и минут 
десять высказывал мне обиду. Суть ее - всякая зелень пузатая молча, сопом лезет 
в командующие в обход старых десантных волков, не имея на то ни морального, ни 
образовательного права. Мне этот бред к тому времени уже порядком поднадоел, и 
когда и Евгений Николаевич заговорил об этом же, я в ответ невежливо 
расхохотался, чем обидел его еще больше. Попытки смазать бестактность 
успокоительными речами успеха не имели. 

А тем временем... количество защитников Белого дома росло катастрофическими 
темпами. По моим подсчетам, в самые напряженные моменты было ну никак не более 
100 тысяч человек, а тут счет пошел на миллионы. Выяснилось, что одних врачей 
было более 10 тысяч человек. Оборона называлась героической, но героической она 
могла бы стать лишь в том случае, если бы было наступление, а его-то как раз и 
не было. Оборона была! Люди к ней готовились. Воздадим должное мужеству этих 
людей, но наступления не было. А значит, эпитет "героическая" неправомерен. 
Низвергались авторитеты, на всех уровнях шли разборки, в людях были разбужены 
низменные инстинкты. Майоры становились полковниками, полковники - генералами. 
Толпы авантюристов и проходимцев с "демократическим" имиджем штурмовали теплые 
хлебные места, толкались и визжали у корыта власти. На страну саранчой сыпались 
временщики. В общем, все это было, на мой взгляд, дико. Настолько дико, что 
когда однажды в сентябре я был приглашен участвовать в телевизионной передаче 
"Добрый вечер, Москва!", которая шла в прямой эфир, не преминул этим 
воспользоваться, чтобы высказать свое мнение на этот счет. Ведущий передачи 
Борис Ноткин проинформировал меня, какие вопросы он мне намеревается задать, 
определил и предположительную направленность ответов. Я кивал. Когда началась 
передача, Борис патетическим тоном, все более накаляясь, возвестил: "И когда я 
услышал... войска генерала Лебедя перешли на сторону восставшего народа, слезы 
радости закипели у меня на глазах..." И закончил деловым вопросом: "Как вы себя 
чувствуете в роли защитника Белого дома?" Я выплеснул всю накопившуюся во мне 
желчь: "Как известно из истории, Владимиру Ильичу Ленину на памятном субботнике 
помогали нести бревно около трех тысяч человек. Защитников Белого дома уже 
более трех миллионов, и, опасаясь затеряться в этой огромной героической толпе, 
я официально отказываюсь от статуса "защитника Белого дома". Оставшееся до 
конца прямого эфира время Борис пытался загладить мою вопиющую бестактность. 

Неожиданно оживился мой старый "приятель" Иван Яковлевич Бойко. Он был к тому