больше режешь, тем острее становится нож. Я остановился на двух ножах дамасской 
стали в ореховом футляре для американца и на тонкой работы кинжале для родного 
министра. 

Мужики, посовещавшись, объявили цену: 3500 рублей за все. Я им объяснил, что 
хотя я командир дивизии и генерал, но получаю 612 рублей в месяц. Это 
практически шесть моих получек за вычетом партвзносов. И вообще порекомендовал 
побаиваться Бога. 

Мы все дружно и смущенно замолчали. С одной стороны, забрать этот классный труд 
даром мне не позволяла совесть, а им, в свою очередь, даром не позволяли отдать 
затраченная работа и проявленное при этом вдохновение. 

С другой стороны, они относились ко мне с уважением и искренне хотели помочь. С 
третьей стороны, ими двигало здоровое самолюбие русского мастера, чей труд, с 
нанесенной на него фамилией, мог потенциально угодить за океан и 
продемонстрировать американцам, что умельцы на Руси не перевелись. Ситуация, в 
которой без пол-литры не разберешься. Мужики так и сделали. Самый молодой 
сгонял за бутылкой, все дружно сошлись во мнении, что думать надо, и... 
чокнулись. Решение оказалось верным. На краю стола лежала стопа красочно 
оформленных буклетов. В искусно оформленных и прекрасно изданных буклетах были 
изображены образцы выпускаемого Тулой охотничьего и спортивного оружия, 
украшенного замечательно тонкой резьбой и восхитительной инкрустацией. 

- Ваша работа? - спросил я. 

- Наша. 

- А что самое дорогое на свете? 

- А хрен его знает. 

- Я думаю, что реклама. Так вот, давайте я вам рекламу и сделаю. Вы мне 
вручаете ножи и наборы буклетов по количеству гостей. Я обязуюсь добросовестно 
каждому американцу вручить такой набор и настоятельно рекомендовать, нетеряя 
времени даром, приобрести ружье вашей замечательной работы. 

- А дело генерал говорит, пусть знают. Мы ударили по рукам. 

И вот наступил день, когда вертолеты с американцами должны были приземлиться в 
Тесницком. Все было готово, боевой дух был необычайно высок, беспокоило одно: 
погода, октябрь. Но и погода не подвела. День стоял сухой, прохладный, небо 
высокое, практически без облаков. 

Приземлились. Представились, познакомились. Начали. 

В этот день получалось все. Опытнейший специалист, мастер своего дела, 
заместитель командира дивизии по ВДС полковник Петр Семенович Неживой настолько 
точно произвел расчет, что машина с находящимися в ней старшим лейтенантом и 
рядовым приземлилась в 200 метрах точно против смотровой трибуны. Над площадкой 
приземления прошла армада самолетов, оставив за собой в воздухе четкие цепочки 
парашютистов. Разлетелись в щепы все мишени, чудеса творили на полосе 
разведчики. Командующий был на высоте. Я тоже. По всему было видно, что 
американца мы достали. Закончился показ, как водится, банкетом. Перед банкетом 
я "по-тихому" принял доклад, что все живы, есть две небольшие травмы - при 
десантировании один "словил каблучок", второй растянул ногу. Оружие было 
разряжено, боеприпасы изъяты, имитация сработала на 100 процентов. Смею 
настаивать, что во всяких учениях и показах вот этот доклад является главным. 

На банкете я нахально вручил каждому представителю американской делегации набор 
буклетов. Заинтересовались буквально все, включая маршала Язова. Тут выяснилось,
 что я дал маху, не поинтересовавшись: сколько же стоят такие ружья? А этот 
вопрос сыпался со всех сторон. Больше того, я не охотник, никогда в жизни не 
брал в руки охотничьего ружья и, соответственно, никогда не интересовался, 
сколько же оно, это ружье, стоит. Бухнул наудачу, взяв, на всякий случай, вилку 
пошире: от 15 до 100 тысяч долларов в зависимости от... От чего в зависимости, 
я, честно говоря, не знал. Что-нибудь, конечно, придумал бы, но договорить мне, 
к счастью, не дали. Американцы зачмокали, любуясь буклетами: "Да, да!" 

Выпили за советские воздушно-десантные войска, выпили за тульских умельцев, 
выпили за дружбу советского и американского народов. 

Пили часто, но очень помалу. Рюмочки на столе стояли микроскопические. 
Атмосфера в палатке царила дружественная, веселая, непринужденная. Чейни 
рассказывал разные смешные случаи, маршал Язов читал стихи: свои и чужие. Я 
первый раз столкнулся с министром в такой обстановке и честно говоря, был 
поражен литературной эрудицией маршала. Командующий выразительно посмотрел на 
меня. В лазах у него читалось: "Ты чего? Скоро и банкет кончится! 

Я достал футляр, который играл тонкой резьбой, как пасхальное яичко. Раскрыл