не будет этому ни конца, ни края. В конечном итоге книги Зайцев никакой не 
написал и с роты его сняли. Куда он делся - одному Богу известно. Обычно 
запоминаются яркие, сильные личности, но это была выдающаяся серость, 
необыкновенная и бездарная посредственность. И я благодарен судьбе, 
предоставившей мне возможность на собственной шкуре испытать: каким не должен 
быть офицер. Особенно разителен был этот контраст после такого командира, каким 
был Плетнев. В принципе, отрицательный результат эксперимента - это тоже 
результат. 

Иногда нам приходилось экспериментировать и с преподавателями. Английский язык 
в нашем взводе преподавал капитан Г.И.Федоров - низкорослый кривоногий человек 
со скверным характером. Во время занятий он не произносил ни одного слова 
по-русски. У него легко в течение 45 минут можно было получить 5 - 7 двоек, а 
это было чревато оставлением без увольнения, лишением отпуска да еще и 
промыванием мозгов на комсомольском и партийном собраниях. 

С этой карой господней необходимо было как-то бороться. Стали искать слабости и 
обнаружили целых три: бокс, шахматы и значки с названием городов. 

В боксе у меня успехи были неплохие. На втором курсе помню один бой. Выступал я 
в тяжелом весе и где-то около 21 часа выбил во втором раунде соперника за канат 
и под рев публики вышел в полуфинал соревнования на первенство училища. В 
первом ряду зрителей сидел Геннадий Иванович Федоров и страстно болел. 

На другой день была суббота и первым часом - английский. В присущей ему манере 
Федоров вбежал вприпрыжку в класс, заслушал доклад дежурного и лаконично 
объявил: "Квиз", что в переводе на русский означало диктант. К нему я был, 
естественно, не готов. Я об этом честно сказал Геннадию Ивановичу. Он из 
уважения ко мне ответил по-русски: "Пиши!" 

- Я не буду писать, я не готов! 

- Пиши! 

- Есть! - ответил я. 

Взял лист бумаги и подписал: "Старший сержант Лебедь" и сдал чистый листок. 

Когда я получил его обратно, то обнаружил на нем следующие расчеты: "За 
сегодняшний диктант - кол. За вчерашний бой - отлично. Единица плюс пять 
равняется шесть. Делим на два - получаем три. Вводим коэффициент два. Три плюс 
два равняется пять. Браво!" 

С шахматами у меня тоже получалось неплохо. Геннадий Иванович заходил в класс, 
а на подоконнике, как бы случайно, лежали шахматы. Вид шахматной доски Федоров 
выдерживал не более пяти минут. Он ставил взводу задачу: от сих до сих читать, 
от сих до сих переводить и отдавал мне команду по-английски: "Расставляй!" 
Играл я сильнее его и при серьезном подходе мог легко обыграть, но тактика была 
иной. Первую партию я выигрывал. Вторую проигрывал. Естественно, нужно было 
играть контрольную. Обычно на этом месте урок кончался. Взвод задышал. 

Научились курсанты использовать и третью страсть Геннадия Ивановича значки. Все 
ярко выраженные остолопы, потеряв всякую надежду соответствовать предъявляемым 
Федоровым требованиям в познании английского языка, всю свою энергию, пыл и жар 
души направляли на поиски значков. Естественно, при официальной сдаче экзамена 
получали двойку и дальше шли на индивидуальную пересдачу, заложив в карман 
носимый запас если не знаний, то предметов, способствовавших их положительной 
оценке. Здесь тоже была своя тактика. Представившись, обладатель кармана 
ненавязчиво звякал значками. Услышав знакомый звук, Геннадий Иванович 
настораживался: "Что это у тебя?" 

- Да вот, значки! 

- Ну-ка, покажи! Так, так, так, - говорил он, - это ерунда, это - тоже, ага, 
вот - Псков! Это уже другое дело! Тебе тройки хватит? 

Большинство удовлетворялось вожделенным трояком, но отдельные, наиболее 
нахальные, обладатели карманных коллекций начинали канючить: 

- Товарищ капитан, я по всем предметам, кроме английского, отличник. Командир 
роты сказал, что если трояк получу - в отпуск не отпустит. 

И из второго кармана курсант при этом доставал увесистую жменю значков. Глаза у 
Геннадия Ивановича разбегались, и он, махнув рукой, говорил: "Ну, хорошо. Иди, 
пусть будет четыре. И скажи командиру роты, чтобы тебя отпустил". 

Зимой на втором курсе я женился. Собирался летом, но из-за материальных 
затруднений пришлось отложить на полгода. Моей женитьбе предшествовал один 
забавный эпизод. По существовавшим законам нужно было за месяц до росписи 
подать заявление. Командир роты Н.В.Плетнев отпустил меня для этой цели на три