Оборванные, зачастую избитые, как правило, без гроша за душой и без корки 
хлеба, истеричные, рыдающие, скрежещущие зубами - это были страшные, 
одновременно вдвойне несчастные люди. Страшные нетерпимостью, доведенные до 
крайней точки злобы, с горящей в глазах жаждой мести, неспособные уже слушать и 
воспринимать что-либо позитивное. Несчастные вдвойне потому, что вынужденные 
спасать свою жизнь, жизнь своих детей, бежавшие от средневекового насилия и 
жестокости, они в одночасье лишились всего, что составляет сущность жизни 
человеческой: крыши над головой, скота, мебели, одежды, денег. Позади было так 
много всего, что в обыденности своей не замечалось и не ценилось, а мгновенное 
лишение всего этого, осознание пустоты, безысходности и бесперспективности 
грядущего бытия провело в душах людских страшную борозду. Вторая половина 
несчастья состояла в том, что, как выяснилось, и "исторической Родине" они были 
даром не нужны. Жившие веками на территории Армении, во многом утратившие язык, 
обычаи, нравы, они сразу же были наделены презрительной кличкой "Ераз" - 
ереванский азербайджанец и превратились в касту неприкасаемых. К ним относились 
преимущественно презрительно, в лучшем случае с брезгливым состраданием. Власти 
ограничивались выдачей 50 рублей на душу беженца, на том участие и 
заканчивалось. 

Когда кошку загоняют в угол, она становится тигром. Если государство не 
принимает меры и ставит своих граждан на грань физического выживания или 
умирания, отчаяния и нищеты, граждане начинают принимать меры сами. Пошли 
самопроизвольные захваты армянских квартир и домов. Если семья и проживала на 
месте, ей ставился ультиматум с самыми жесткими сроками: "Убраться через час, 
два, в лучшем случае через сутки". Нас выгнали из наших домов, с нашей земли - 
мы выгоним вас! "Око за око, зуб за зуб! Убирайтесь!" К слову, аналогичное 
отношение существовало в Армении к армянам, бежавшим из Азербайджана. 

И опять насилие, насилие, насилие... При очередной вспышке самопроизвольного 
заселения я в поисках начальника милиции попал во дворик частного дома и стал 
невольным очевидцем следующей картины. Посредине дворика - еще не остывший труп 
мужчины лет тридцати. Голова развалена мощным ударом, здесь же валялся кусок 
витой арматуры длиной сантиметров 70 и толщиной 20-22 миллиметра, с остатками 
крови и волос. Во дворике начальник РОВД, полковник милиции, фамилию не помню, 
врач, майор, сержант. 

Я зашел в момент, когда стоящий ко мне спиной полковник диктовал сержанту: 
"Причина смерти - инфаркт миокарда". Я взбеленился: "Это вы про кого такое 
пишете? Про этого?" 

- Так точно! 

- Какой тут, к чертовой матери, инфаркт миокарда!.. Вотарматура, его убили, и 
он мяукнуть не успел! 

Невозмутимо глядя на меня черными без блеска глазами, полковник заявил: 
"Товарищ полковник, вы не понимаете. Его ударили, в результате удара 
образовался инфаркт, в результате инфаркта он умер. Вот и врач подтверждает". 

Врач закивал. 

Страстно захотелось взять автомат и одной доброй очередью положить и 
скотов-милиционеров, и "знающего" эскулапа. Я повернулся и вышел. 

Если отбросить всю эмоциональную шелуху, то причина потрясающего свинства была 
на поверхности. Не привыкшие утруждать себя чрезмерной работой 
ребята-милиционеры, твердо знающие, что любому правонарушению и даже 
преступлению существует в природе денежный эквивалент, попали в пиковую 
ситуацию. Концентрация правонарушений и преступлений на квадратный километр в 
единицу времени возросла тысячекратно, подходы же и мерки остались прежние: 
процент раскрываемости, злой дух соцсоревнования, лучший милиционер района и 
города, лучшее районное отделение, честь мундира или отсутствие таковой, 
квартальная премия и ее размеры... Вот и лепили, как говорится, и с моря, и с 
Дона... Констатируй полковник насильственную смерть - уголовное дело возбуждать 
надо, следствие вести, убийцу искать. На таком криминогенном фоне его черта 
лысого найдешь, значит, процент раскрываемости упадет, значит, соцсоревнование 
проиграешь, а тут спасительница-старушка, благодетельница - естественная 
смерть! Через три дня отпоют этого цветущего мужика, которому, по его 
кавказскому долголетию, еще лет 60-70 жить бы!.. А через четыре дня забудут. 
Никакая сила в мире уже не докажет, что погиб человек на пороге собственного 
дома, защищая свою семью от зверского удара куском арматуры. Благодетельный, 
спасительный инфаркт. Очень жаль, и земля пухом, и точка. 

Надо, пожалуй, остановиться на двух эпизодах того времени. Они, на мой взгляд, 
как нельзя лучше характеризуют атмосферу, царившую тогда в городе. Около 21 
часа, в самом конце ноября, в Армянском хуторе погас свет. Армянский хутор 
представлял собой район компактного проживания армян. Размеры его, если 
привести к условной прямоугольной форме, километр на полтора. Но это к условной,
 а так - это нагромождение домов, домиков и откровенных хибар, пересекаемое в 
самых произвольных направлениях узкими и кривыми улочками с множеством тупиков,