Полы, овладел Кошелево и вошел в соприкосновение с пехотой и лыжниками 1-го 
гвардейского стрелкового корпуса, занявшими к этому времени Черный Ручей и 
Чапово. В этот же день (20 февраля) произошло соединение южной ударной 
группировки 34-й армии с частями того же гвардейского корпуса в районе Залучье. 


Так, после многодневных напряженных боев сомкнулись клещи вокруг демянской 
группировки врага. 

На огромном пространстве, достигавшем 2300 квадратных километров, были окружены 
основные силы 16-й немецкий армии общей численностью в 60-70 тысяч человек с 
разнообразной военной техникой и крупной базой снабжения в Демянске{4}. 

Было приятно и радостно сознавать, что в решении столь важной задачи есть доля 
и нашей дивизии, что напряженный ратный труд и пролитая кровь не пропали даром. 


* * * 

Вечером Шабанов позвонил мне в Казанский полк, где я в то время находился, и 
попросил приехать в штаб. Оказалось, что Шабанов получил новое назначение - 
начальником политотдела армии генерала Морозова. 

Расставаться с Шабановым было очень грустно. Нас сдружила с ним совместная 
служба на Дальнем Востоке и особенно боевая жизнь с ее неисчислимыми 
трудностями и мимолетными радостями. 

Мы проговорили почти всю ночь. Потолковали обо всем: о положении в стране и на 
фронтах, о наших делах и о наших людях. 

Радовало то, что начинал нарастать перелом и в стране и у нас на фронте. 
Советская Армия, измотав врага в оборонительных сражениях, получила возможность 
перейти в наступление на главных участках громадного фронта. Она нанесла удары 
под Ростовом-на-Дону, пол Тихвином, в Крыму и под Москвой. Советские войска 
освободили Московскую и Тульскую области, десятки городов и сотни сел других 
областей. Успешно развивалось наступление и на нашем фронте. 

Вспомнили мы в эту ночь и о своих семьях. 

...Шабанов достает из кармана гимнастерки листок. На нем цветными карандашами 
нарисованы два танка и два самолета с большими красными звездами. Под танками 
надпись кривыми буквами: "Папы и дяди". 

- Ада прислала, - говорит Шабанов. 

Передо мной сразу возникает милый образ белокурой четырехлетней девочки, дочери 
Шабанова. 

- Что пишут? - спрашиваю я у комиссара. - Все ли благополучно дома? 

- Как видишь: живут, весточки шлют с самолетами и танками. Совсем неплохо. 

- Все там же? 

- Да, на старом месте, в Ленинск-Кузнецком. А как твои? Им, наверное, труднее. 
У твоей на руках трое маленьких, а у моей - одна Ада. 

Шабанов знает, что моя семья из Воронежа была эвакуирована за Волгу, в Питерку. 
Всю осень она жила там, а потом связь вдруг прервалась. Долго беспокоился я, не 
имея сведений, но недавно стал получать письма уже из Пензы. 

День на командном пункте начался, как всегда: были подведены итоги за ночь, 
послано донесение в штаб армии, подтверждены частям боевые задачи и установлен 
контроль за их исполнением. 

Пока адъютант готовил завтрак, мы с Шабановым, выскочив на мороз, проделали 
зарядку и начали умываться ледяной водой. 

- Даниил Оскарович! Ждем завтракать - окликнул я начальника штаба, выглянувшего 
из своего блиндажа. 

С новым начальником штаба нам, как говорится, повезло. Майор Вольфенгаген, 
назначенный на место комбрига Корчица, оказался не только хорошим начальником, 
но и прекрасным товарищем, интересным, остроумным собеседником. 

Как ни старались мы растянуть завтрак, во время которого Даниил Оскарович 
развлекал нас шутками, наступила пора прощания. 

Крепко пожав друг другу руки и расцеловавшись, расстались мы с Шабановым.