82-й стрелковый корпус правым флангом (92-й гвардейской дивизией) вышел к роще 
на северной окраине Линовки, а левым (10-й воздушнодссантной дивизией) 
продолжал удерживать западные скаты высоты с пятью курганами. 

* * * 

В тот же вечер меня вызвали к командарму. Командный пункт армии переместился на 
правый берег и располагался в крутых скатах глубокой балки. Отвесные скалы 
сжимали и без того узкий проход. 

У блиндажа командующего толпились офицеры и генералы. В ожидании очереди они 
курили и переговаривались. 

Я вошел в блиндаж. Шарохин сидел за столиком. Водя по карте карандашом, он 
ставил задачу плотному генералу. 

- Здравствуйте! Поздравляю! - сказал командарм, протягивая мне руку. 

- С чем, товарищ командующий? 

- Как с чем? - удивился он. - С успешным переходом в наступление. Кстати, 
познакомьтесь Это генерал Серюгин, я направляю его к вам в корпус. 

- Командир 89-й гардейской Белгородско-Харьковской стрелковой дивизии, - 
представился мне Серюгин. Командарм продолжал: 

- Дивизия Серюгина за ночь выдвинется на северную окраину Калужино и с утра 16 
октября начнет наступление из-за левого фланга воздушнодесантной дивизии 
Иванова, вдоль западных скатов высоты с пятью курганами. Задачу я ему уже 
поставил. 

- Разрешите идти? - спросил Серюгин. 

- Пожалуйста, - ответил командарм. 

- Задержитесь у блиндажа и подождите меня, - сказал я комдиву. 

- Извините, но я очень спешу, - ответил он и, обратившись снова к Шарохину, 
переспросил: - Можно? 

- Идите, идите, - кивнул тот. 

Поведение Серюгина мне не понравилось. Поступив в мое подчинение, он в то же 
время игнорировал меня как своего нового начальника. Его дивизия должна была 
выдвинуться ночью на незнакомый участок и с утра повести там наступление, а я 
за десять дней боев хорошо узнал на этом направлении и местность и противника. 
Мой совет, как лучше выполнить задачу, был бы Серюгину полезен. 

На другой день мне пришлось поругать себя за то, что я не настоял в присутствии 
командарма на том, чтобы комдив подождал меня. 

- Уточняю вашу задачу, - склонившись над картой, продолжал Шарохин. Армия своим 
центром устремляется вперед за подвижной группой фронта, нанося удар на 
Пятихатка, Кривой Рог. Ваш корпус прикрывает ударную группировку слева, 
обеспечивает, как и раньше, стык с соседней 7-й гвардейской армией и в то же 
время ведет наступление на Лиховка, Лозоватка и далее на юг. 

Задача была ясна. Меня только очень беспокоил вопрос: не попытается ли 
противник контрударами с флангов закрыть горловину прорыва? Не начнет ли он 
свои контратаки сегодня ночью или рано утром, не дав корпусу изготовиться к 
наступлению? 

С утра 16 октября в прорыв вошла 5-я танковая армия. В полосе соседнего с нами 
57-го стрелкового корпуса действовал танковый корпус. 

Из зарослей начали выкатываться на крутые скаты у Мишурина Рога и высоту 122,2 
наши танки. 

Десять, двадцать, пятьдесят... Незабываемый момент! Одна минута такого счастья 
стоила десятка дней ожесточенной борьбы. 

Как сжатая до предела боевая пружина, освободившись вдруг, с огромной силой 
посылает вперед ударный механизм, так волей фронтового командования ринулась 
вперед, сжатая до этого в плавнях плацдарма, танковая армия генерала 
Ротмистрова. Она устремилась в глубь обороны врага, сметая и сокрушая все, что 
стояло на ее пути. 

Противник вначале растерялся. Только минут через тридцать -сорок, когда первый 
эшелон танков был уже далеко и горловину прорыва заполнила мотопехота, над 
полем боя появилась авиация противника.