И все же, наконец, книга написана. Насколько она удалась, судить не автору. Но 
пусть не упрекнут меня читатели в том, что я при изложении событий в чем-либо 
покривил душой. Они изложены так, как протекали на наших глазах. 

Приношу маю глубокую признательность старым боевым товарищам: М. Н Шарохину, В. 
Л, Шабанову, К. Г. Черепанову, Р. Ф. Варкалну и Г. Н. Шинкаренко, которые 
помогли мне восстановить в памяти отдельные этапы боевого пути и некоторые 
эпизоды из нашей совместной фронтовой жизни. 

Часть 1. 

На Северо-Западном 

Дыхание фронта 

Наш воинский эшелон походил к станции Бологое. Несколько часов назад станцию 
бомбили немецкие самолеты, и теперь над железнодорожным узлом висело облако 
черного дыма. 

В нашем составе - управление дивизии и батальон связи. Мы едем с Дальнего 
Востока на фронт. Тридцать эшелонов растянулись на многие сотни километров. 
Голову от хвоста отделяют четверо суток езды; голова дивизии в Европе, а хвост 
где-то в Азии. 

Наша 26-я стрелковая дивизия являлась одной из старейших в Советской Армии. Ее 
стрелковые полки имели, кроме нумерации, почетные наименования 87-й Карельский, 
349-й Казанский, 312-й Новгородский. Артиллерийские полки носили условные 
номера войсковых частей и назывались но фамилиям их командиров. 

В голове дивизии - Карельский полк. Его первый эшелеон отправился из Приморья, 
с берегов озера Ханка 1 сентября 1941 года. 

Остановившись в Бологое, мы вплотную приблизились к фронту. Куда повезут нас 
дальше, никто не знает. К сожалению, не знаю и я, командир дивизии. Остается 
только ждать и строить предположения. От Бологое лучами расходятся пять путей. 
По одному нз них мы приехали с востока. На Москву нас едва ли повезут, мы могли 
бы попасть туда из Ярославля. Остаются еше три направления: на Ленинград, на 
северо-запад и на запад. Многие почему-то уверены, что дивизия двинется к 
Ленинграду. 

Целый день томимся в ожидании. 

Наконец в десятом часу вечера трогаемся, и сразу все становится ясно. Нас везут 
на северо-запад, под Старую Руссу. 

- Теперь уже недолго ждать, - расхаживая по вагону, рассуждает смуглый 
круглолицый майор Алешин, начальник связи дивизии, - часа через два начнем 
разгружаться. 

- Конечно, не в Руссе: она занята противником,- говорит высокий и стройный 
майор Носков - начальник штаба артиллерии, задумчиво глядя в темное окно. 

- Поживем - увидим, - откликается из соседнею купе полковник Иноходов - начарт 
нашей дивизии - и тут же запевает могучим басом: 

Вот мчится тройка почтовая, 

По Волге-матушке зимой... 

Дородной фигуре начарта соответствует его внушительный голос, которым он 
гордится. 

В пути Иноходов частенько будил нас своими любимыми ариями. "Ни сна, ни отдыха 
измученной душе", - начинал он с утра, - и вагон оживал. 

Песню, начатую Иноходовым, дружно подхватывают. За этой песней, широкой, 
раздольной, следуют новые. Каждый поет и думает о скорой высадке и предстоящих 
боях. Поют и в других вагонах. 

Не поет только наше купе. Вместе со мной едут комиссар дивизии полковой 
комиссар Василии Дмитриевич Шабанов и начальник штаба - майор Григории Иванович 
Секарев. 

Мы озабочены, кажется, больше, чем другие. 

- Где-то сейчас наши эшелоны? - говорит Секарев, глубоко вздыхая. 

- Не скоро, видно, соберутся они вместе, - откликается Шабанов и, обратившись 
ко мне, спрашивает: - Павел Григорьевич, как считаешь, где нас высадят?