оквалифицированных  и  преданных  делу  людей,  при  настойчивости  и
упорстве может преодолеть все трудности и выполнить любую работу..."
   Таких высококвалифицированных и преданных делу людей  экипаж  "М-96"  в
своем составе имел. Собственно говоря, он только из таких людей и состоял.
Настойчивости и упорства у них тоже хватало.
   Перелистываю подшивку "Дозора",  нашей  бригадной  многотиражки.  Найти
заметки, относящиеся к "М-96", не так-то просто. В сорок  первом  году  не
только называть корабль, но на первых порах даже писать, что этот  корабль
- подводная лодка, нам не разрешалось. Вместо "лодка  срочно  погрузилась"
писали: "...и корабль искусным маневром уклонился от преследования". Потом
от этого отказались и даже газету переименовали в "Подводник Балтики",  но
корабли по-прежнему не назывались, и догадаться, о  какой  из  лодок  идет
речь, можно только по знакомым фамилиям.  Нахожу  заметку  А.В.Новакова  в
номере от 17 января 1942  года  -  "Механизмы  отремонтированы  досрочно".
Называются  фамилии  рационализаторов,  передовиков  ремонта,  выполнявших
нормы на 160-240 процентов.
   Но испытания,  которым  судьба  щедро  подвергала  отважную  "малютку",
прежде чем разрешить ей выйти в торпедную  атаку,  еще  не  кончились.  14
февраля 1942 года во время обстрела города в  полутора  метрах  от  левого
борта "М-96" разорвался тяжелый артиллерийский снаряд.
   "Снаряд пробил прочный  корпус,  и  вода  затопила  четвертый  и  пятый
отсеки.  У  лодки  оставалось  всего   восемь   кубометров   положительной
плавучести. Благодаря оперативности,  проявленной  мичманом  Петровским  и
дежурным по кораблю Фролаковым,  катастрофа  была  предотвращена.  Вовремя
объявлена боевая тревога, вовремя задраены  переборки,  по  всем  правилам
завели полужесткий пластырь, прекративший доступ воды".
   Это я цитирую запись беседы с бывшим инженером-механиком "М-96" Андреем
Васильевичем  Новаковым,  приехавшим  из  Пушкина   в   Ленинград,   чтобы
рассказать мне о покойном командире. Продолжаю:
   "Александр Иванович хотел выйти в море одним из первых и был  потрясен.
Авария была значительная,  особенно  для  блокадных  условий.  Стоял  даже
вопрос о консервации корабля  и  переводе  команды  на  другую  лодку.  Но
командир на это не пошел,  он  не  опустил  руки;  наоборот,  энергия  его
удвоилась. Команда переселилась на берег, жили в здании Института  русской
литературы  и  продолжали  ремонтировать  корабль.  Трудности  встретились
большие - предстояли корпусные работы, дизель был  тоже  поврежден.  Когда
лед сошел, подошла  "Коммуна"  (спасательное  судно),  лодку  подвесили  и
заварили стальные листы,  разошедшиеся  от  взрыва.  Конечно,  условия  не
заводские, в одном месте соединишь - в  другом  лопается.  Намучились,  но
заварили прочно.
   Закончили корпусные работы, а проверить качество негде - на Неве глубин
подходящих нет, - но это нас не остановило,  и  9  августа  мы  на  правах
корабля первой линии перешли в Кронштадт  и  стали  готовиться  к  боевому
походу.  Во  время  ремонта  личный  состав  был  истощен,  зима  выдалась
жестокая, у моряков пальцы прилипали к металлу, кожа отдиралась с  кровью,
но боевой дух не  иссякал,  перед  нами  был  живой  образец  -  командир.
Александр Иванович был внимателен к каждому человеку, все про всех знал  и
помнил, в большинстве случаев он мог помочь только добрым словом, но и это
ценилось. Изредка командир получал какие-то посылочки и полностью  отдавал
их в общий котел - это никого не удивляло,  наш  командир,  каким  мы  его
знали, просто не мог поступить иначе".
   Возвращаю слово Льву Петровичу Ефременкову:
   "Из-за этой зимней пробоины мы в первый эшелон не  попали  и  пошли  во
втором. Одновременно с нами вышла в свой первый боевой поход "С-13". Тогда
командовал  лодкой  Маланченко,  обеспечивающим  пошел   Юнаков.   Нам   с
Александром  Ивановичем  и  в  голову  не  приходило,  что  пройдет  всего
несколько месяцев - и он примет "С-13",  а  я  стану  его  помощником.  Из
Кронштадта мы перешли к острову Лавенсаари, а оттуда на позицию, в квадрат
Порккала-Каллоба. Задание: разведка и атака.
   Форсировали минные заграждения. Опыт у нас уже был. Пригодился  и  опыт
Александра Ивановича, приобретенный  в  плавании  на  торговых  судах.  Он
хорошо знал пути, какими предпочитают ходить транспорта, и не ждал,  когда
появится мишень, а настойчиво искал ее.
   Как  теперь  известно,  потопили   мы   немецкое   транспортное   судно
водоизмещением семь тысяч тонн. Транспорт шел с сильным охранением  -  три
сторожевых корабля. Атаковали днем из подводного  положения.  Обе  торпеды
попали в цель. Нас преследовали и бомбили.  В  какую  сторону  уходить  от
преследования и как уклоняться от глубинных бомб -  полностью  зависит  от
искусства и чутья командира. Маринеско решил уходить не  в  сторону  наших
баз, а в сторону уже занятого  противником  порта  Палдиски,  чтобы  сбить
преследователей с толку. В конце концов мы  вырвались  и  на  одиннадцатые
сутки явились на рандеву с ожидавшими нас  катерами.  На  рандеву  нас  по
ошибке обстреляли и побомбили свои,  но  командир  и  тут  проявил  редкую
выдержку".
   О причинах  происшедшего  недоразумения  А.В.Новаков  и  Л.П.Ефременков
рассказывают не совсем одинаково, это и понятно, прошло много  лет.  Но  в
оценке  действий  командира  они  едины:  командир  вел  себя   с   редким
хладнокровием. А вот что рассказывал мне  он  сам  с  улыбкой,  как  нечто
забавное:
   "Условие было такое: мы не радируем, а  прямо  приходим  в  условленное
мест