- Воздушная тревога, - как бы поясняя мне, бросил на ходу вмиг преобразившийся 
лейтенант. - Идут, гады! В сторону Прохоровки шли две девятки бомбардировщиков. 


- Сейчас мы их накроем. Точно через наш полк идут, - говорил лейтенант, не 
спуская глаз с бомбардировщиков. 

Боевой расчет батареи разместился по своим местам. 

- Огонь! - скомандовал лейтенант, и, заливаясь неугомонным лаем, заработали 
автоматические пушки. 

По фашистам вели огонь несколько батарей. Снаряды сначала рвались позади цели, 
потом впереди и, наконец, накрыли ее. У одного из "юнкерсов" снарядом оторвало 
хвостовое оперение, он начал падать и рассыпаться в воздухе. Почти одновременно 
загорелся и второй "юнкерс". 

Бомбардировщики вышли за пределы зоны обстрела, и огонь смолк. 

- Вот так и воюем. Двух сбили, и все. Стой, жди, когда опять через нашу зону 
полетят, а истребители бьют не дожидаясь, - начал опять лейтенант... 

Фашистские летчики со сбитых бомбардировщиков опустились на парашютах в двух - 
трех километрах от батареи. К месту их приземления немедленно отправилась 
группа бойцов. 

Подкрепившись у зенитчиков и распрощавшись с ними, я пошел в сторону Прохоровки 
в расчете добраться на попутной машине до аэродрома соседнего полка. К вечеру я 
был уже на своем аэродроме. 

- Хорошо, что пришел, - встретил меня Семыкин. - А я, признаться, загрустил, 
боялся, как бы Лукавин не подвел. 

- А он все-таки подвел. - И я рассказал все, как было. 

- Значит, трусом и погиб. А сколько я с ним натерпелся. Многое еще вам не 
говорил, думал, переменится человек. 

- А где комиссар? - спросил я. 

- Борис Александрович сегодня такое придумал. 

Видел, в лесу пожар не унимается? - И, не дожидаясь моего ответа, Семыкин начал 
рассказывать. 

Гаврилов нашел старый стог соломы, вместе с двумя солдатами перевез его в никем 
не занятый лес и поджег. Фашисты, решив, что там горит техника, начали бомбить 
лес. Отбомбятся, а Гаврилов в новом месте создает новую ложную цель. И опять 
бомбежка. 

- Наверное, скоро приедет, если бомбы не накрыли, - закончил рассказ Семыкин. 

- Выходит, некоторые истребители напрасно гоняли фашистов от этого леса. 

- В том-то и дело, что нет. Бомбардировщики предполагали, что горит что-то 
важное, и старались прорваться к цели. А когда встречали сопротивление наших 
истребителей, догадки их вырастали в твердое убеждение. 

Гаврилов приехал с наступлением темноты. Он навозил соломы на целую ночь, чтобы 
хватило работы и ночникам-бомбардировщикам. 

- Пусть лупят сколько влезет, - сказал он. И, засмеявшись, добавил: Только 
успеем поджечь солому, а немцы тут как тут, сыплют бомбы, словно ошалелые. 

Пять девяток разгрузились за день. Да еще, надеюсь, и ночь не пройдет даром... 

А ночь постепенно спускалась на землю. В воздухе слышался нарастающий гул наших 
ночных бомбардировщиков. Со стороны противника шли "дорнье" и "хейнкели". Над 
передним краем, мерцая в пыли и дыму, повисли на парашютах "фонари". 
Кратковременное затишье, установившееся после заката и до наступления темноты, 
окончилось. Действовала ночная авиация... 

Наземные войска остановились на занятых рубежах. 

Ночью артиллерия и бомбардировщики обеих сторон непрестанно гвоздили по боевым 
порядкам войск, противники не давали друг другу передышки. 

Мы собрались для разбора воздушных боев. Нужно было проанализировать действия 
истребителей противника, чтобы вскрыть изменения в их тактике и