На перегоне Валуйки - Инютино показался длинный состав. Он мчался в сторону 
фронта. Дым, вырывавшийся из паровозной трубы, стлался над вагонами и, словно 
зацепившись за придорожные телеграфные провода, долго не расходился. Вдруг я 
заметил, что дорога проходит сквозь выемку. Лихорадочно заработала мысль - 
атаковать состав и непременно в момент выхода паровоза из этой выемки. 
Мгновенно прикинул точку встречи самолета с эшелоном. Ах, если бы свалить 
паровоз! Тогда... 

Поезд стремительно мчится вперед. Не спускаю взгляда с намеченной точки встречи 
паровоза с реактивными снарядами. 

"Еще рано, рано, - повторяю про себя, точно боюсь сорваться раньше времени. - 
Рано... Надо терпеть". 

Минута, другая, третья... Вот теперь пора... Энергично развернув самолет, 
крутым пикированием снижаюсь до бреющего полета. Лишь бы не ошибиться, не 
промахнуться. Под самолетом все слилось в один серый фон. Но паровоз впереди 
виден хорошо. С эшелона не стреляют. А может быть, я просто не вижу? Паровоз 
выскочил из выемки. Мой самолет в это время находился от него на дистанции не 
более чем четыреста метров. Бросаю сектор газа. Левая рука легла на кнопки 
сбрасывателя реактивных снарядов. Нажим ладонью - и впереди, совсем близко, под 
паровозом блеснули шесть молний. Самолет проносится над эшелоном. Увеличиваю 
левый крен. И - о радость! - черное тело паровоза лежит на насыпи. На него 
налетают вагоны. Их невозможно остановить. Выемка заполняется до краев... 

Дело сделано. Где же Кузьмин? Ах, вот он у меня на хвосте, мой верный, мой 
боевой друг. От радости хотелось кричать, петь... 

Избегая зенитного обстрела, берем курс на свою территорию. Сомнений не было - 
мы выполнили задачу, которую должны были решить штурмовики. Движение по 
обходной железной дороге на Сталинградский фронт остановлено. 

На аэродром мы сели, не сделав даже традиционного круга. Быстро подрулили к 
стоянке самолетов. 

Нас встретил генерал, с нетерпением ожидавший результатов разведки. 

- Ваше приказание выполнено, товарищ генерал... - и я начал подробный доклад о 
вылете. 

Генерал слушал внимательно. Глаза его теплели, добрели. Взволнованно, отступив 
от всякой официальности, он произнес: 

- Да знаете ли, что вы сделали, дорогие мои? 

- Знаем, товарищ генерал. Потому и делаем, что знаем, - восторженно и не по 
уставу ответил Кузьмин за нас обоих. 

- За отличное выполнение задания представить к правительственной награде, - 
приказал генерал командиру полка. 

И тут же отдал распоряжение произвести аэрофотографирование разбитого поезда. 

К обеду были получены подробные результаты. Мы с Кузьминым превратили в груду 
обломков эшелон из десятков вагонов, с танками и солдатами. 

- Хорошо получилось, - говорил Кузьмин. - И как это ты догадался атаковать его? 
Зенитка бьет, а ты на бреющий полет, да еще не меняя курса. 

- А разве била? - спросил я. 

- Точно не видел? Пожалуй, это единственный раз, когда я на таком близком 
расстоянии не видел вражеского огня... 

- А почему ты, Николай Георгиевич, отстал во время атаки? 

- Не хотел пропустить поезд. Я понял твой замысел сразу и для полной гарантии 
атаки паровоза решил отстать. Если бы ты промахнулся, атаковал бы я. А все же 
хорошо получилось! Удачно! 

ГОДОВЩИНА ШТУРМОВОГО ПОЛКА 

Сегодня знаменательный день - годовщина штурмового полка. Еще накануне вечером 
мы сговорились поздравить штурмовиков. 

С утра, после первых вылетов, на аэродроме появилось армейское начальство. 
Бригадный комиссар Рамазанов переходил от самолета к самолету, расспрашивая 
летчиков об их жизни, полетах, о доме. Иногда этот разговор выливался в 
задушевную беседу.