Когда самолеты улетели, немцы побежали к моему штурмовику. Не обнаружив летчика,
 они стали расходиться в разные стороны, полагая, что я спрятался где-нибудь 
поблизости. Я слышал их голоса. Темнота мешала им и помогала мне. А тут на 
счастье погода стала резко портиться - пошел дождь. Ну, думаю, погода как раз 
для тебя, товарищ Глебов... И осторожно стал пробираться на восток. 

Лишь бы успеть до рассвета к Дону. Я прикинул, что если ползти по километру в 
час, то можно успеть. 

Часы были при мне, и я частенько поглядывал на светящийся циферблат. Все 
казалось, опаздываю... 

Неожиданно мои пальцы коснулись лежащего впереди человека. Это секрет. 
Мгновение - и нож, который я держал наготове, вошел в фашиста. Очевидно, он 
ждал смены и поэтому, утомленный, не успел разобраться, кто к нему подполз. 

"Если это секрет, значит, скоро берег Дона", - соображал я. А через полчаса был 
уже у прибрежных зарослей. Время от времени то с одной, то с другой стороны 
взлетали ракеты, освещая волнистую поверхность разбушевавшейся реки. Ракеты 
взлетали из определенных мест. 

Я пополз вдоль берега. Хлопок ракетницы раздался совсем близко. Припал к земле 
и закрыл глаза, чтобы не быть ослепленным сильным светом ракеты. 

Через несколько минут открыл глаза и в пяти шагах от себя, за камнем, увидел 
согнутую фигуру фашиста. Короткий прыжок - и ракетчик, ткнувшись носом остался 
недвижим. Теперь этот сектор не будет освещаться. 

Раздевшись и закрепив на голове пистолет и комсомольский билет, я осторожно 
вошел в воду. Поплыл. 

Было очень холодно. Вот и середина реки. Еще немного, и ноги коснулись 
песчаного дна. Начиналась большая отмель.Вода была не выше колена, но 
подниматься во весь рост нельзя: могут обнаружить фашисты. Ползу к берегу. 
Вдруг из темноты сдержанный шепот: - Стой! Руки вверх! - И немного погодя: 
Хальт! Хэнде хох! Я встал на колени, поднял руки. В великой радости от того, 
что попал на свой берег, что слышу родную речь, был готов выполнить любые 
команды. 

Едва лишь приблизился к берегу, как в рот мне воткнули тряпку, а руки мои 
оказались скрученными за спиной. Через десять минут меня, совершенно раздетого, 
привели в блиндаж командира батальона. Я сообразил, что меня приняли за врага. 

- Откуда? - спросил майор. 

- Из штурмового авиационного полка. Вчера вечером штурмовали на той стороне. 
Меня зенитка подбила... 

- Это, значит, ты? - обрадовался майор. - А мы думали, капут тебе. Огонь-то у 
них сильный на этом участке! Мы видели, как они тебя подбили. Как же тебе 
удалось пробраться сюда? Я подробно рассказал. 

Вдруг спохватились, что я голый. Быстро нашлась пара белья, гимнастерка, брюки 
и даже сапоги. В это время на той стороне поднялась беспорядочная стрельба, 
ракеты озарили весь берег. 

- Это они нашли зарезанного солдата, - пояснил комбат,- вот и подняли стрельбу. 
Наверное, думают, что наши разведчики ушли к ним в тыл. Теперь до утра не 
успокоятся. 

Майор налил мне спирту: 

- Выпей, иначе можно простудиться. 

Выпил я одним духом и сразу почувствовал невероятную слабость. Уснул прямо в 
блиндаже... 

Радость возвращения Глебова омрачилась печальным событием. В этот день мы 
хоронили своего друга лейтенанта Кудинова. Он был тяжело ранен при защите 
Глебова, но сумел дотянуть до своего аэродрома, Кудинов посадил самолет и, не 
выходя из кабины, умер. 

Свою жизнь он отдал за жизнь товарища. 

ГИБЕЛЬ ПРОСТОВА 

Яркие лучи солнца отражаются на плексигласе кабин и металлических дисках 
воздушных винтов "илов".