высоту, перевертывался через крыло, падал камнем вниз и снова с сердитым ревом 
устремлялся вверх. 

- Молодец Гучек. Настоящий истребитель! - сказал командир отряда капитан 
Кузьмин. - Скромный, энергичный. Любит небо и не боится опасностей. 

Выполнив задание, Гучек шел на посадку. Самолет приземлился на три точки у 
посадочного "Т". 

- Всегда точно у "Т", - заметил кто-то из курсантов, стоявших поблизости. 

Гучек, зарулив самолет на заправочную полосу, выключил двигатель и снял парашют.
 Затем быстро направился к нам. Когда он подошел, на его лице можно было 
прочесть радость за окончание школьной программы и вместе с тем печаль 
расставания с товарищами, которое неизбежно. 

Вот и еще один летчик. Научил его летать, работать в воздухе, привык к нему, а 
он наденет форму лейтенанта и уйдет в строевую часть. У него начнется новая 
жизнь, а мне по-прежнему учить и выпускать новых летчиков... Впрочем, что это я 
словно завидую Гучеку? Разве же не интересно учить и выпускать? Это же мое 
любимое дело. Сколько еще в детстве мечтал об авиации, о полетах в небо! В ту 
пору самолеты были не редкостью и в нашем Красноярском крае, где я родился и 
вырос. 

Они часто пролетали над тайгой, над Енисеем: в годы первых пятилеток шло 
большое освоение воздушных путей на Дальний Восток и на Север. Самолеты манили 
за собой деревенского парнишку, а потом колхозного землеустроителя. Я поступил 
в аэроклуб, а по окончании его - в летную школу. И, когда смог самостоятельно 
владеть машиной, был до того рад, что написал: 

Теперь уже могу летать, 

Моя мечта - парить в лазури, 

Защитником границы стать, 

Соперником грозы и бури... 

Гучек, доложив о выполнении задания, садится в самолет, на котором только что 
летал, а я - на двухместный УТИ-4, и мы в паре отруливаем к ночной стоянке. 

Когда мы подрулили к красной линейке, к нам подошел инженер эскадрильи. 
Почему-то он с противогазом. 

- Тревога, что ли, товарищ инженер? 

- Нет, - сказал он взволнованно. - Война. Фашистская Германия напала на нашу 
страну. Только что передали по радио. 

Война... Множество мыслей, сменяя одна другую, пронеслось в голове. Казалось бы,
 для людей военных в этом известии не должно было быть непомерно ошеломляющего, 
сногсшибательного - ведь мы кадровые военные... Но как ошеломило! 

- Ну вот, брат Гучек, как начинается твоя самостоятельная летная жизнь. С 
учебного самолета прямо на боевой, - говорю я курсанту. 

Он молчит, должно быть погруженный в свои думы. 

Фашистская Германия представилась мне многомиллионной толпой людей в черных 
мундирах, затянутых ремнями, в рогатых касках, с винтовками, увенчанными 
длинными ножевыми штыками. А над всем этим распростерлась огромная черная 
свастика. 

Никак не укладывалось в голове, что вот сейчас, когда мы стоим на аэродроме, на 
наши границы лезут вражеские танки, а на города самолеты сбрасывают бомбы. 

- Поторапливайтесь, - вывел меня из задумчивости инженер. - Скоро митинг. 

Вечером мы с Колей Нестеренко, лучшим моим товарищем, подали рапорты с просьбой 
немедленно направить нас в действующую армию: хотелось скорее быть там. 

Теперь начали летать с рассвета дотемна, сколько позволяли силы. Надо было 
ускорить выпуск курсантов, дать фронту больше и лучше подготовленных летчиков. 

Были дни, когда мы производили по семидесяти - восьмидесяти посадок в день. 
Работали в две смены, самолеты подготавливали ночью. 

Мы ждали ответа на свои рапорты. 

НА ФРОНТ!