и он сам со своими генеральскими звездами не рожден на полях сражений, а тоже 
придуман в чиновничьих коридорах.

Ну, а талант таких стратегов и организаторов, как Жуков, в том и заключается, 
что они всегда размещают свои проекты в пределах возможного, в той реальности, 
с которой приходится иметь дело. [47]

Георгий Константинович Жуков жил в реальном, очень сложном времени, и 
умненького знания о том, кто и где окажется месяцы спустя, у него не было и не 
могло быть. А главное — это умненькое знание и не нужно было Жукову для того, 
чтобы исполнить дело, которое он обязан был исполнить.

Так что отнесемся к аттестации Жуковым Власова с пониманием, как с пониманием 
должны мы отнестись и к тому, что происходило с Власовым в декабре 1941 — 
начале 1942 годов.

Цену победам своей армии Власов, очевидно, знал сам. Но ведь понимал и то, что 
это все-таки были победы. Впервые наши войска брали города, а не сдавали немцам.
 Психологически это очень важно. Как и другие советские генералы{19}, Власов 
наконец-то обретал уверенность в своих силах.

Л.М. Сандалов, нарисовавший сцену появления А.А. Власова в 20-й армии, писал 
воспоминания{20}, уже зная, что Власов изменник, и это настраивало его на 
определенный лад. Отчуждение и плохо скрытая неприязнь, как нам кажется, не из 
декабря сорок первого года, а из более позднего времени…

Но сохранились рассказы о Власове и той поры. Они существенно отличаются от 
описания Леонида Михайловича Сандалова.




Глава седьмая


Перед штурмом Волоколамска у Власова побывал американский журналист Ларри 
Лесюер. Лесюера поразили популярность Власова среди бойцов, его оптимизм.

Французская журналистка Эв Кюри встречалась с Власовым уже после взятия 
Волоколамска. Молодой генерал произвел на нее впечатление крупного стратега. 
Власов беседовал с Эв Кюри о Наполеоне и ПетреI, о Х.В. Гудериане и Шарле де 
Голле. Эв Кюри написала о Власове, что это один из самых перспективных 
советских генералов, чья слава быстро растет… [48]

А вот записки о Власове редактора «Красной звезды» Д.И. Ортенберга.

«27.02.42 г. На командном пункте 20-й армии у Лудной горы под Волоколамском. 
Посидели с Власовым часа два. На истрепанной карте, с красными и синими 
кружками, овалами и стрелами, он показал путь, который прошла армия от той 
самой знаменитой Красной Поляны, откуда немец уже собирался обстреливать Москву 
из тяжелых орудий. Видели мы Власова в общении с бойцами на „передке“ и в тылу 
с прибывшим пополнением. Говорил он много, грубовато, острил, сыпал прибаутками.
 Литсотрудник „Красной звезды“ Александр Кривицкий записал: „При всем том часто 
поглядывал на нас, проверял, какое впечатление производит: артист!“. Власов то 
и дело упоминал имя Суворова, к месту и не к месту. От этого тоже веяло театром,
 позерством. Кстати,это заметили не только мы» (выделено нами. — Н.К.).

«Не только мы» — это, вероятно, еще и Илья Григорьевич Эренбург.

Верный своей концепции, что вся мировая история совершается возле него и он 
«должен присутствовать при поворотных моментах в судьбах известных людей, 
Эренбург смещает в своих воспоминаниях встречу с Власовым на тот мартовский 
день, когда генералу позвонил Сталин, вызывая его в Ставку за назначением на 
Волховский фронт.

Однако, если не обращать внимания на эту особенность творческой манеры 
Эренбурга, надо признать, что портрет Власова, созданный Ильей Григорьевичем, — 
едва ли не самый удачный и точный во всей литературе о Власове.

«Пятого марта 1942 года я поехал на фронт по Волоколамскому шоссе. Впервые я 
увидел развалины Истры, Новоиерусалимского монастыря… Я поехал через 
Волоколамск. Возле Лудиной горы в избе помещался КП генерала А.А. Власова.

Он меня изумил прежде всего ростом — метр девяносто, потом манерой 
разговаривать с бойцами — говорил он образно, порой нарочито грубо и вместе с 
тем сердечно. У меня было двойное чувство: я любовался и меня в то же время 
коробило — было что-то актерское в оборотах речи, интонациях, жестах. Вечером, 
когда Власов начал длинную беседу со мной, я понял истоки его поведения: часа 
два он говорил о Суворове, и в моей записной книжке среди другого я отметил: 
«Говорит о Суворове, как о человеке, с которым прожил годы…»