— Что случилось?-спросил Буняченко.

— 567-й эскадрон прибыл в ваше распоряжение!-вытянувшись в струнку, 
отрапортовал Чавчавадзе.

— Как фамилия?

— Ротмистр Чавчавадзе!

— С огоньком, как посмотрю… Грузин?

— Грузин-то грузин, но эскадрон выстроен-стоит!

— Ну, ничего!-успокаивая готового взорваться ротмистра, сказал Буняченко. — У 
нас все по-домашнему. Вот вы побудете здесь — увидите.

Вот так по-домашнему и повел себя Буняченко, когда через две недели после 
парада из Генерального штаба поступил приказ о переброске дивизии на север, в 
Померанию.

Буняченко заявил тогда, что этот приказ нарушает обещание, что они будут 
действовать как единая воинская часть под командованием генерала Власова. Он 
немедленно снесся с генералом, который находился в 60 километрах к юго-западу в 
Хойберге. Там шло формирование 2-й дивизии.

Одновременно Буняченко вел переговоры с полковником Герре, убеждая его, что все 
приказы должны поступать через Власова.

Сам же он придумал план, по которому намеревался игнорировать немецкие приказы 
и двигаться со своей дивизией как можно скорее к горной местности у границы 
Швейцарии и попытаться войти в связь с союзниками…

Когда Власов наконец прибыл, выяснилось, что он вообще ничего не знал о 
немецком приказе.

Тем не менее Власов не поддержал плана Буняченко. Подобное самоуправство 
трагически отразилось бы на еще недоукомплектованной дивизии РОА.

Объяснив это Буняченко, Власов отправился к немцам и через день вернулся с 
исправленным приказом, согласно которому дивизия должна направиться в район 
Котбуса, к югу от Берлина. Поскольку железная дорога подвергается 
бомбардировкам, дивизия отправится маршем до Нюрнберга и там погрузится в 
поезда…

Во время марша до Нюрнберга{55}к дивизии присоединились бежавшие русские 
военнопленные, беглые остарбайтеры и даже русские добровольцы из частей 
вермахта, расположенных вблизи от пути, которым следовала дивизия. Из них 
сформировали резервный отряд в пять тысяч бойцов. [254]

Майор Швеннингер, обеспечивавший связь дивизии с немецким командованием, 
пытался воспротивиться этому несанкционированному формированию, но только 
привел Буняченко в ярость.

Тяжело дыша, он рассказал Швеннингеру историю вывезенной с Украины девушки, 
которая работала честно и прилежно, но, так как не была знакома со всеми 
правилами, нарушила их…

За нарушительницей приехал на велосипеде немецкий полицейский… Чтобы по дороге 
в участок не потерять девушку-украинку, полицейский надел ей на шею петлю из 
веревки, а другой конец взял в руку, сел на велосипед и…

Грузное тело Буняченко напряглось. Его голос зазвучал угрожающе:

— Итак, мчался ваш немецкий полицейский на своем велосипеде, а за ним с 
веревкой на шее бежала наша дивчина, украинка… И это не сказка, и не выдумка. 
Этот случай произошел сегодня!

— Но'.' «это же невозможно!-растерявшись, проговорил Швеннингер.

— Я сам это видел!-заорал Буняченко. — Как же вы считаете, майор, если эта 
дивчина прибежит к нам? Прогнать? Н-нет, голубчик, я ее не прогоню!

Дрожащей рукой он налил стакан водки и выпил.

26 марта дивизия достигла места назначения и 27-го получила приказ войти 
составной частью в соединение генерала Буссе.

6 апреля 1945 года части дивизии прибыли на фронт в район станции Либерозы. 
Перед Буняченко была поставлена задача ликвидировать советское предмостное 
укрепление на Одере, чего не смогли осуществить немецкие войска.