Зверева тонули в бюрократических препонах.

Правда, увеличилось жалованье.

Генерал Малышкин утверждал на московском процессе, что до декабря 1944 года он 
получал 240 марок в месяц, а с декабря стал получать 900 марок и продпаек.

Но это вполне объяснимо… КОНР считался ведомством СС, а в СС платили больше, 
чем в вермахте.

«Немцы неспособны были одуматься, — пишет протоиерей Александр Киселев. — В 
смеси самых противоположных явлений, в большинстве своем, к сожалению, 
отрицательных, прошли эти драгоценнейшие последние месяцы. Сказав А, немцы 
никак не могли произнести Б. Казалось, что им легче умереть, чем сдвинуться с 
проторенной дорожки. Гибкости для внутренней перестройки, быстрой ориентировки 
в ситуации развивающихся событий у них не оказалось».

Еще более усилилась бюрократическая неразбериха, когда эсэсовцы под видом 
эвакуации КОНРа эвакуировали из Берлина в тихий курортный Карлсбад (Карловы 
Вары) некоторых своих сотрудников с семьями…

— Андрей Андреевич!-сказал Власову эсэсовец Эрхард Крэгер. — Вы должны 
немедленно покинуть Берлин. Вы можете взять с собою по вашему выбору около 30 
человек.

КОНР оказывается изолированным.

Части РОА, расположенные в районе Ульма, как и пропагандистские отделы в 
Берлине, оказались почти недосягаемыми.

Два месяца, от ноября 1944 года до января 1945 года, когда немцы удерживали 
фронт еще на Висле, были истрачены впустую. А в январе Красная Армия вышла на 
Одер, угрожая непосредственно Берлину.

«Обратное путешествие из Мюнзингена в Берлин затянулось, — вспоминая эти дни, 
рассказывал протоиерей Александр Киселев. — Железнодорожные пути неоднократно 
оказывались перебитыми бомбардировками, и поезд направлялся на другие пути, что 
занимало очень много времени.

За короткое время моего отсутствия Берлин очень изменился. Близость фронта 
особенно ощущалась, когда я приехал на вокзал, чтобы [251] ехать за семьей, 
оставшейся под Берлином, в северо-восточном направлении. На мое счастье, нужная 
мне железнодорожная ветка была единственной еще не закрытой для пользования 
гражданского населения.

Да, это действительно было мое счастье. Вернись я в Берлин несколькими днями 
позднее — и я потерял бы мою семью.

Несмотря на пододвинувшийся фронт (ночами они слышали гул артиллерийской 
стрельбы), жена не двигалась с места и ждала меня. Сдвинуться — значило 
потерять друг друга. Со сколькими семьями произошли такие трагедии!

Спустя несколько дней, влезая через окно в штурмуемый толпами беженцев поезд, 
мы покинули Берлин и направились на юг, в тот же Мюнзинген, в котором я так 
недавно был.

С нами были двое из моих сотрудников: ТамараX. и Кирилл К. с женой и грудным 
ребенком. На Берлинский железнодорожный вокзал нельзя было проехать (почти не 
работала подземка и не ходили трамваи), мы шли пешком. На детской коляске 
поместилось имущество всех нас».

Перебралась в Карлсбад и невеста Власова — эсэсовская вдова Хейди Биленберг.

Впрочем, об этом разговор еще впереди.

— Если тебе удастся вернуться домой, Надя, не забудь меня,-говорил Власов, 
прощаясь в Берлине с очередной своей возлюбленной — девушкой — «остовкой». — 
Расскажи своим друзьям, что намерения наши по отношению к нашему народу были 
честные.

— Расскажу…-отвечала молодая женщина. — Я знаю, что вы не хотели обмануть меня…




Глава третья


16 февраля 1945 года Власов и генерал Кёстринг, ставший преемником 
главнокомандующего Осттруппен{53}генерала Гельмиха, принимали парад 1-й дивизии