в соответствии с ними, принимая обличив нравящегося его собеседнику (или 
собеседнице) политического и общественного ландшафта.

Протоиерей Александр Киселев приводит любопытную сценку. Власов спросил у 
белогвардейского генерала А.А. Лампе о его отношении к РОА.

— Видите ли, Андрей Андреевич,-сказал Лампе, не симпатизировавший планам 
немецкого национал-социализма относительно России. — Мы с генералом Красновым — 
монархисты…

Ответ, способный обескуражить кого угодно, но только не Власова.

— Поезжайте в наше село, господа генералы,-дружелюбно загудел он. — Там вы 
найдете еще одного монархиста — моего отца. Он — кирасир, и его идеал — 
император Александр Третий.

И дело тут не только в быстроте реакции, не в сообразительности и даже не в 
беспринципности и цинизме — отца у Власова давно уже не было в живых, — а в 
способности, как мы говорили, мгновенно улавливать самые слабые токи симпатий и 
предпочтений собеседников и меняться в соответствии с ними. Меняться, не 
задумываясь, даже и не сознавая, что ты меняешься.

Вероятно, эта способность, помимо прочих достоинств, и способствовала Власову в 
преодолении языкового барьера с Хейди Биленберг.

— Вы, я смотрю, господин генерал, совсем уже освоили немецкий язык,-криво 
улыбаясь, сказал Власову его «домашний святой», Штрик-Штрикфельдт. [222]

— Вильфрид Карлович,-ответил Власов, — для Руполдинга и моего немецкого хватает.


Какая— то горькая ирония ощущается в том, что, создавая свое детище-Комитет 
освобождения народов России и Русскую освободительную армию, Власов, по сути 
дела, повторяет карьеру в Китае.

Попав в постель Хейди Биленберг, Власов устанавливает родственные отношения с 
высшим эсэсовским руководством (брат Хейди был ближайшим помощником Гиммлера). 
Тогда и обретает наконец реальность его проект создания настоящей, а не 
пропагандной «Русской освободительной армии»…




Глава пятая


16 сентября 1944 года произошло невероятное. В этот день Власов встретился с 
«черным Генрихом».

Сохранилась фотография.

Генерал Власов, рейсхфюрер Гиммлер.

Оба в очках. В профиле Гиммлера что-то лисье… Профиль Власова тяжелее, проще.

Д'Алькэн подробно описал это свидание…

Гиммлер приветствовал Власова, и в его взгляде можно было прочесть изумление — 
генерал произвел на него впечатление своим ростом, достоинством и глубоким 
голосом.

— Господин генерал,-сказал рейхсфюрер, предложив Власову сесть. — Я должен 
честно признаться, что я глубоко сожалею, что эта встреча произошла только 
теперь… Но я уверен, что еще не поздно. Те решения, к которым мы должны здесь 
прийти, требуют известного времени для созревания. Я не принадлежу к числу 
людей, быстро выносящих свои суждения, но, если я принимаю какое-нибудь решение,
 я остаюсь при нем.

И как бы в подтверждение своих слов Гиммлер бросил взгляд на д'Аль-кэна.

— Я знаю,-продолжал он, — что обо мне говорят, но это меня не беспокоит. 
Болтают что угодно; однако даже эти сплетни повышают мое значение, вызывают 
большее уважение. Поэтому я и не собираюсь опровергать эти разговоры… Было 
сделано много ошибок, и я знаю все ошибки, которые касаются вас. Поэтому 
сегодня я хочу говорить с вами с бесстрашной откровенностью…

Единомыслия относительно «унтерменшей» к осени 1944 года не осталось ни в армии,
 ни в национал-социалистической партии, ни в организации [223] СС. И «главный 
эсэсовец рейха», который еще недавно был буквально пропитан идеями об 
избранничестве немецкой расы, тоже дал слабину. Может быть, его поколебали в