Власов обрадовался старому знакомому.

По словам Богданова, беседа шла о войне, которая «кончится, как считал Власов, 
в 1946 году, а так как обе стороны несут большие потери, это приведет к 
возникновению гражданской войны как в Германии, так и в СССР»…

— Вот тогда,-говорил Власов, — я и проявлю себя в полной мере, возглавив ту 
сторону, которая будет бороться против существующего строя. Тогда нужен будет 
человек, который, «встав на бочку», произнесет [207] несколько слов и поведет 
за собой толпу. Я, Власов, и есть такой человек. Для того чтобы обладать 
авторитетом, надо обладать реальной вооруженной силой. Такая сила — РОА.

Богданов пожаловался Власову, что боится, как бы из-за многочисленных побегов 
его воспитанников (он служил тогда в управлении организации ТОДТ{47}) его не 
вернули в лагерь военнопленных, и обратился к Власову с просьбой о зачислении в 
РОА.

Власов, однако, не настолько сильно обрадовался сослуживцу, чтобы протежировать 
ему, и посоветовал обратиться к капитану Деллинс-хаузену, заместителю командира 
«восточного батальона пропаганды особого назначения», в состав которого входили 
и «Русский комитет», и канцелярия Власова, и школа пропагандистов.

Из протоколов допросов так и не ясно, почему ни Евстифееву, ни Богданову не 
удалось осуществить ликвидацию Власова. Однако, учитывая, что ни Евстифеев, ни 
Богданов не были расстреляны в СД, нужно предполагать, что и «партизаны», и 
майор госбезопасности Иван Григорьевич Пастухов были самым теснейшим образом 
связаны с этой организацией, хотя ни Евстифеев, ни Богданов, возможно, и не 
знали об этом.

Косвенно это подтверждается и стремительностью карьеры Богданова в РОА.

20 ноября 1943 года его зачислили в «офицерский резерв» школы пропагандистов с 
окладом по 16-й категории — 10 марок в декаду, как у рядового солдата, а уже 1 
декабря 1943 года присвоили звание генерал-майора РОА с правом ношения немецких 
знаков различия.

Злой рок витал осенью 1943 года над Власовым…

Лидеры движения, названного его именем, были совершенно искренне убеждены, что 
Борман и другие высшие чины Третьего рейха являлись агентами Сталина.

Сподвижники Власова, воспитанные советской идеологией, изменив советской 
системе, остались в плену наработанных интернационализмом схем и не понимали, 
что пафос национального превосходства придает воюющей армии гораздо больше сил, 
нежели способны дать союзники, навербованные из изменников… Они не понимали 
этого, и поэтому руководители Третьего рейха представлялись им твердолобыми 
глупцами, хотя глупцами сами они и были. Как еще можно иначе назвать людей, не 
умеющих понять, что противник твоего врага совсем не обязательно должен быть 
твоим другом?

Если непредвзято проанализировать отношение Гитлера к Власову, [208] то 
обнаружится, что на все сто процентов оно было подчинено интересам Германии, 
как их понимал Гитлер.

Власова переведут из области «пропагандного употребления» в ранг союзника 
только тогда, когда победы советских войск станут очевидными, когда их мощь 
станет вызывать уважение у немецких солдат.

Только тогда объявление Власова, бывшего генерала армии победителей, союзником 
немцев станет оправданным. Этот союз теперь будет не унижать немецкого солдата, 
а как бы возвышать его.

Как мы уже говорили, если бы не было побед Красной армии, не было бы и того 
Власова, которого мы знаем…

Власов изменил Советскому Союзу, но именно победы советской армии придавали 
сейчас все большую значимость его фигуре.

Из генерала побежденной армии он превращался в генерала армии-победительницы.

Это не игра слов.

Это неумолимая, жестокая логика столкновения действительно, одинаково чуждых 
Власову идеологий.

Он— не герой, но он — и не жертва. Он — продукт… Результат…

Если мы вглядимся в судьбу Власова, то легко обнаружим, что основные события 
его жизни совершаются как бы без его личного участия.