последние месяцы. Михаил сосредоточенно прислушивался к нашей полемике, но сам 
высказаться не спешил. Чувствовалось, что в нем происходит напряженная 
внутренняя работа.

Отмирали извечные, казалось, истины. Рождались новые взгляды, и он их принимал 
близко к сердцу. Пожалуй, именно в это время у него созревали решения, 
определившие его дальнейшую, всем хорошо известную судьбу…

Последующие наши встречи относятся уже к советскому времени, когда Михаил 
Николаевич стяжал себе славу выдающегося полководца, а я после демобилизации 
стал издательским работником. Каждая из этих встреч была счастливым событием. 
Разговор неизбежно возвращался к минувшему, к пережитому в годы первой мировой 
и гражданской войн. Я видел, как дороги Михаилу такие воспоминания, как прочно 
держит он в памяти имена прежних боевых товарищей. Но его отношение к любому из 
них всегда определялось местом, которое тот занял в боях за Советскую 
республику.

Как-то Тухачевский рассказал мне, что во время мирных переговоров с Польшей ему 
в вагон передали визитную карточку Сологуба, бывшего офицера нашего 
Семеновского полка.

– Ты с ним виделся? – спросил я.

– Нет, не счел нужным. Он в трудный момент покинул родину, стал даже ее врагом…

Зато своим единомышленникам Михаил Николаевич сохранял верность всю жизнь. И 
всегда приходил на помощь им в трудную минуту. Я имел возможность лично 
убедиться в этом.

В 1934 году меня необоснованно репрессировали. На положении заключенного 
«переселили» из Ленинграда в Казахстан.

Как только представилась возможность, я дал телеграмму Тухачевскому. В эти же 
дни к нему обратился за помощью и мой родственник Владимир Иванович 
Немирович-Данченко.

Старый испытанный друг не проявил малодушия. Благодаря его вмешательству я 
вскоре был освобожден.

Такое не забывается.




ПЛЕН ИПОБЕГ

ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ

А. В. БЛАГОДАТОВ


То, что я хочу рассказать в этих заметках, относится к давнему времени, к годам 
нашей молодости – моей и Михаила Николаевича Тухачевского. Случай свел нас в 
форту № 9 крепости Ингольштадт, где немцы в период первой мировой войны 
содержали особенно «неспокойных» военнопленных, уже неоднократно пытавшихся 
бежать.

Германская крепость Ингольштадт – старинное фортификационное сооружение, 
окруженное глубоким и широким рвом, заполненным водой. Окна приземистых казарм 
схвачены железными прутьями толщиной в два пальца. Стальные двери. Часовых не 
меньше, чем пленных.

Стремясь затруднить и без того почти невозможный побег, немецкие власти собрали 
там представителей разных национальностей – русских, французов, бельгийцев, 
итальянцев. Попробуй сговориться!

Но, несмотря ни на что, молодых офицеров (а они составляли большинство 
обитателей форта) не покидали светлые надежды. Всех нас объединяло стремление к 
побегу. Никто не утратил чувства человеческого достоинства. При стычках с 
администрацией мы выступали дружно, сплоченно, сообща отстаивая свои интересы. 
Тем не менее, как и в каждом коллективе, у нас были люди наиболее деятельные и 
люди, отличавшиеся наименьшей активностью. К первым неизменно относился Михаил 
Николаевич Тухачевский. Он буквально покорял своих товарищей по несчастью 
жизнелюбивостью и дружелюбием. Военнопленные всегда были готовы пойти за ним на 
любое самое рискованное дело.

Вспоминается наша демонстрация против нового коменданта форта. Он отменил 
проверку по казематам и приказал нам для этой цели выстраиваться на площадке. 
Мы не выполнили его приказ. Комендант вызвал караул, дал команду зарядить 
винтовки. В ответ раздались свист, улюлюканье, выкрики. Французы запели