Через некоторое время, и снова также ночью, Михаил Николаевич как бы продолжил 
этот разговор:

– А теперь вы не поете?.. Жаль. Пение легче совмещать со службой, чем 
изготовление скрипок. Вот недавно одного нашего военного топографа Нэлеппа 
приняли в Большой театр. Молодец! Отличный тенор.

И тут же рассказал, как он мучается с подысканием материала для скрипок. В 
последнее время нашел наконец какое-то кавказское дерево и специально 
просушивает чурбаки, получаемые из Закавказья. Сам разрабатывает и состав лака. 
Лак – великая тайна старых скрипичных мастеров…

Михаил Николаевич достал из книжного шкафа почти законченную скрипку. Внутри я 
заметил наклейку с фамилией ее творца, как это издавна принято в скрипичном 
деле.

Была у Тухачевского и третья страсть – коллекционирование редких книг. Позже я 
узнал и о четвертой страсти – рисовании.

Книги он очень любил, дорожил каждым томом, каждым интересным изданием.

Однажды во время ночной беседы с Михаилом Николаевичем мне по какой-то 
неожиданной ассоциации вспомнился случай, относившийся к 1922 или 1923 году. 
Моссовет просил тогда Военную академию официально сообщить, признает ли Красная 
Армия военные заслуги А. В. Суворова. Моссовету необходимо было выяснить это в 
связи с ходатайством потомков генералиссимуса по жилищному вопросу. Я составил 
положительный ответ и дал его на подпись Ф. М. Афанасьеву. Того удовлетворил 
предложенный мной текст, от себя он добавил лишь одну фразу: «Красная Армия 
всегда будет изучать победы генералиссимуса, не знавшего поражений, и чтить его 
как гениального полководца и замечательного патриота».

Тухачевский долго смеялся над моим рассказом, а потом спросил:

– Комиссар подписал ответ?

Узнав, что и комиссар академии Ромуальд Адамович Муклевич тоже поставил свою 
подпись, Тухачевский удовлетворенно продолжал:

– Ну, Муклевич-то понимает что к чему. Как-нибудь напомню ему об этом случае… А 
вам за интересный рассказ разрешаю в знак благодарности взять из моей 
библиотеки любую книгу о Суворове. Там есть редчайшие издания. Такие, каких 
сейчас и днем с огнем не найдешь. Только непременное условие: аккуратно 
пользуйтесь и быстро возвращайте.

Так я получил доступ к богатейшей книжной коллекции Михаила Николаевича, 
которую он тщательно собирал и берег пуще глаза.

Мне до сих пор не дает покоя мысль о судьбе библиотеки Тухачевского. Куда 
девались все эти любовно подобранные книги?



Коль скоро речь зашла о неслужебных увлечениях Михаила Николаевича, позволю 
себе рассказать еще об одном эпизоде.

Летом семья Тухачевского жила на даче в Серебряном бору по соседству с 
Пугачевыми. Я нередко наведывался туда: у Пугачевых гостил мой младший братишка,
 друживший с сыновьями Семена Андреевича.

Как-то, когда ребята играли в городки, к ним подошел Тухачевский с Павлом 
Ефимовичем Дыбенко и Александром Игнатьевичем Седякиным. Взрослые попросили 
принять их в игру.

И тут выяснилось, что Тухачевский – отличный городошник. Играл он умело и 
запальчиво. Дыбенко оказался левшой. Но и с левой бил так, что городки летели 
во все стороны. Педантичный Седякин и здесь не изменял себе. Он долго целился, 
не спеша замахивался.

Игра шла дружно и шумно. Смеялись над мазилами, восхищались меткими попаданиями.
 В эти минуты, право, нелегко было отличить солидных военачальников от их 
партнеров по городкам – мальчишек.



Не только сослуживцы, но каждый, кто хоть однажды соприкасался с Тухачевским, 
имел возможность убедиться в удивительной его заботливости. К Михаилу 
Николаевичу можно было обращаться по любому поводу, идти с любой нуждой. Он 
всегда выслушает, всегда окажет содействие.

Особо заботился Тухачевский о повышении командирами уровня своих военных знаний