Игуменская операция – один из примеров гибкой творческой мысли М. Н. 
Тухачевского. Она действительно ввела белопольское командование в заблуждение. 
Стремясь остановить наше наступление на игуменско-минском направлении, 
противник вынужден был бросить сюда свои армейские резервы.

И не вина, а беда командования Западного фронта, что в ходе этой тщательно 
продуманной операции многое делалось не так, как надлежало. Окажись у нас 
повыше уровень управления войсками во всех звеньях – и, мне думается, исход 
нашего наступления на Варшаву был бы совсем иным.

Из последующих встреч с М. Н. Тухачевским особенно запомнилась тамбовская. Было 
это в период борьбы с антоновшиной.

Я командовал тогда 10-й стрелковой дивизией и одновременно выполнял обязанности 
командующего войсками всей Воронежской губернии. Начав активные действия против 
бандитов в марте 1921 года, мы примерно к середине июня полностью очистили от 
них территорию своей губернии. Однако но соседству с нами, на Тамбовщине, 
разгул антоновских банд продолжался.

И вот командующим войсками Тамбовской губернии назначается М. Н. Тухачевский. 
10-ядивизия передается в его распоряжение. Я должен получить от него боевое 
задание.

Приехав в Тамбов, прежде всего навещаю начальника штаба Николая Евгеньевича 
Какурина, которого знал еще по Западному фронту и с которым крепко дружил, 
несмотря на разницу в возрасте.

Как всегда, беседа с Какуриным затянулась. Я украдкой поглядываю на часы: не 
запоздать бы к командующему. Какурин перехватил мой взгляд и успокоил:

– Не тревожьтесь, Федор Петрович, к Михаилу Николаевичу можно идти в любое 
время…

Поднимаюсь на второй этаж и без всяких проволочек попадаю в кабинет 
Тухачевского.

В глубине большой комнаты – стол. С него до полу свешивается карта. На карте, 
придавливая ее края, – несколько томиков в темных переплетах и стакан с остро 
очинёнными цветными карандашами.

У одной из стен – диван. Над ним – большой портрет Ленина.

Тухачевский шагнул мне навстречу.

– Хорошо, что приехали. Очень ждал вас. Хочется услышать, как воевали с 
бандитами. Нам сейчас дорог такой опыт. Да и о дальнейших действиях надо 
договориться.

Михаила Николаевича интересовало все. Он вникал в мельчайшие подробности наших 
операций в Воронежской губернии, расспрашивал о тактике антоновцев, искал 
исторические аналогии, вспоминал Вандею.[36 - Вандея – департамент на западе 
Франции. В конце XVIII и начале XIX в. – центр реакционных мятежей, 
инспирированных Англией. Возглавлялись эти мятежи роялистами и католическим 
духовенством.]

Лишь после всего этого мы перешли к обсуждению конкретных задач 10-й дивизии на 
Тамбовщине. Чувствовалось, что Тухачевский, прежде чем как-то распорядиться 
нашей дивизией, хотел составить определенное мнение обо мне – ее командире.

– Вы заняты сегодня вечером? – как бы между прочим спросил Михаил Николаевич. – 
Если свободны, милости прошу ко мне в вагон. Вместе поужинаем, чайку попьем.

За стаканом чая я, собственно, и узнал окончательное решение командующего о 
боевом использовании 10-й дивизии.

Припоминается и еще один эпизод, относящийся к тому же времени и в какой-то 
мере характеризующий взаимоотношения Михаила Николаевича с подчиненными.

Его приказом в нашу дивизию была направлена для прохождения стажировки группа 
слушателей Академии Генерального штаба. Приказ определял обязанности каждого 
стажера: такой-то стажируется на должность наштадива, такой-то – 
начоперотделения и т. д. Я назначил прибывших товарищей в полном соответствии с 
приказом Тухачевского, но руководство каждым из них возложил на тех начальников,
 обязанности которых им предстояло исполнять. Стажерам это не понравилось. Они 
жаждали «полной свободы действий». В Тамбов к Тухачевскому последовала жалоба 
на меня. Мне приписывалось «грубое нарушение приказа командующего».

А надо заметить, что Михаил Николаевич был абсолютно нетерпим к невыполнению 
приказов. Он сам отличался высокой дисциплинированностью и того же требовал от 
других. В данном же случае дело усугублялось еще тем, что из-за моего якобы