писал:

«Все признаки говорят, что Польша предъявит нам абсолютно невыполнимые, даже 
наглые условия. Надо все внимание направить на подготовку, усиление Запфронта. 
Считал бы необходимыми экстренные меры для быстрого подвоза всего, что только 
можно, из Сибири и с Урала на Запфронт».[34 - В. И. Ленин. Соч., т. 35, стр. 
373]

Назначение Тухачевского командующим тоже явилось одной из мер по усилению 
Западного фронта.

Мне, в то время штабному командиру оперативного управления штазапа, Михаил 
Николаевич запомнился по первой встрече. Скромно одетый – гимнастерка, 
перехваченная кавказским ремешком, синие галифе, заправленные в начищенные до 
блеска сапоги, – он сидел в кабинете и сосредоточенно выслушивал доклады. От 
него как бы веяло спокойствием и уверенностью. Вопросы задавал очень конкретные.
 И отвечать ему надо было так же. Если в докладе что-то оставалось неясным, 
Тухачевский вызывал других штабных командиров и, пока не добивался полной 
определенности, не считал возможным переключиться на иные проблемы.

Начальник оперативного управления штаба Западного фронта А. М. Перемытов, 
вернувшись от Тухачевского, сказал мне:

– Командующий хочет иметь исчерпывающие данные о перевозках и сосредоточении 
войск. Я ему доложил довольно обстоятельно, но он выразил желание заслушать 
работника, непосредственно занимающегося этими делами, то есть вас. В двадцать 
два ноль ноль извольте быть у него. Прихватите с собой карту районов 
сосредоточения, графики движения. И мой вам совет: когда будете докладывать, 
говорите коротко; командующий, как я успел заметить, не переносит многословия.

Признаюсь, мною овладело беспокойство и даже неуверенность. Тухачевского не 
удовлетворил доклад Перемытова, опытнейшего оператора-генштабиста. Удовлетворит 
ли мой?

Однако эти тревоги как рукой сняло, едва я появился в кабинете командующего. 
Михаил Николаевич усадил меня в кресло и как-то очень тактично, вроде бы даже 
неофициально стал расспрашивать, где я прежде служил, в каких должностях, когда 
кончил школу штабной службы. Потом незаметно подвел к теме доклада и весь 
превратился в слух.

Следуя совету Перемытова, я, кажется, перестарался: доклад получился слишком уж 
лаконичным.

– У вас все? – удивился Тухачевский.

– Так точно.

– А у меня еще не все… Уточните, пожалуйста, с какой скоростью следуют 
оперативные эшелоны? Какая сейчас обстановка на железных дорогах?

В первую минуту я замешкался. Но Михаил Николаевич не торопил, дал возможность 
собраться с мыслями.

Память выручила. Припомнив множество фактов, я доложил, что средняя скорость 
движения эшелонов не превышает 12–14 километров в час. Локомотивы работают на 
дровах, причем плохих, непросушенных, прямо с корня. Из-за нехватки топлива 
часты остановки в пути. В этих случаях красноармейцы выгружаются из эшелонов и 
направляются в ближайший лес на заготовку дров. Многие локомотивы простаивают 
из-за неисправностей. К весне положение на железных дорогах несколько 
улучшилось. Но незначительно.

– Да, таким улучшением довольствоваться нельзя, – вздохнул Тухачевский и 
принялся расспрашивать меня о выполнении графиков погрузки войск в исходных 
районах – в Сибири, на Урале, на Кавказе.

Пришлось признаться, что связи с глубинными военными округами у нас нет и об 
эшелонах мы узнаем лишь при подходе их.

– Плохо, очень плохо, – констатировал командующий. – Штаб непременно должен 
знать, вовремя ли, в соответствии ли с плановыми сроками отправляются к нам 
войска…

Этот разговор заставил меня по-новому взглянуть на свои обязанности, заняться 
многими вопросами, ранее ускользавшими из поля зрения.

Запомнилась и еще одна подробность первой встречи с Михаилом Николаевичем. Он 
обратил внимание на мою одежду – чесучевую рубаху, черные брюки навыпуск и 
парусиновые ботинки.

– Почему вы в партикулярном платье?