Я ухватился за эту мысль. Статьи были написаны и вскоре напечатаны.

В тот год мне довольно часто приходилось встречать Михаила Николаевича. Мы 
состояли в одной парторганизации, работали в одном здании, жили в одном доме у 
Лопатинского сада.

Однажды летом иду на службу и вдруг справа от себя слышу автомобильный гудок. 
Повернулся и вижу: возле меня останавливается машина командующего. Михаил 
Николаевич приоткрыл дверцу и приглашает:

– Садитесь… Вы же, наверное, в штаб?..

С тех пор в подобных случаях я и сам стал поступать точно так же: никогда не 
проезжаю мимо знакомых мне людей.

Вспоминается и еще один, может быть, мелкий на первый взгляд, но очень 
характерный случай. Как-то на открытой площадке одного из летних кинотеатров, 
расположенного неподалеку от нашей квартиры, мне пришлось делать для зрителей 
доклад о международном положении. Примерно на половине доклада я заметил среди 
зрителей М. Н. Тухачевского. Это меня смутило, начал было сбиваться с тона. 
Михаил Николаевич за метил мое смущение и ободрил кивком головы: ничего, мол, 
все хорошо, продолжай. Это помогло мне вновь овладеть собой, и доклад 
закончился вполне благополучно.

Из всех моих, очень разных по характеру, встреч с Михаилом Николаевичем 
Тухачевским я вынес совершенно твердое убеждение, что это был человек редкого 
ума, такта, обаяния и скромности. Той скромности, которая всегда отличает людей 
незаурядных от серой посредственности.




НЕЗАБЫВАЕМОЕ

К. М. ПАВЛОВА-ДАВЫДОВА


В июле 1918 года наше село Лесное Анненково наводнили военные. Время было 
тревожное. Я только что кончила гимназию и приехала к маме отдохнуть. Понять, 
кто эти военные – то ли белые, то ли красные, – сразу не могла.

На втором этаже дома, в котором жила наша семья, находились почта и телеграф. С 
балкона через открытое окно я услышала в телеграфной незнакомые голоса. Один из 
них, самый громкий, просил к аппарату станцию Инзу, товарищей Тухачевского и 
Куйбышева. Потом говоривший назвал себя:

– У аппарата Гай…

На несколько минут наступила тишина. Видимо, Гаю что-то ответили. Из отрывочных 
разговоров мне стало ясно: в село пришли красные.

А вечером Г. Д. Гай и несколько его товарищей попросились к нам на ночлег. Мы 
приняли их радушно – накормили, напоили молоком и чаем. Гай долго беседовал с 
моим братом, рассказывал о гражданской войне, о том, как Красная Армия защищает 
свободу и счастье людей труда. Этот рассказ запал мне в душу и решил мою судьбу.
 Утром я попросила Гая записать меня добровольцем в Красную Армию. Стала 
штабным письмоводителем.

Через несколько дней мне самой довелось увидеть М. Н. Тухачевского и В. В. 
Куйбышева. Было это 28 июля. Они приехали на паровозе на станцию Чуфарово, где 
размещался тогда наш штаб.

До этой встречи Тухачевский представлялся мне человеком почтенного возраста 
(ведь о нем с таким уважением говорили наши командиры!), а в действительности 
оказался едва не юношей.

Доложив обстановку, Гай горячо обнялся с Михаилом Николаевичем и Валерианой 
Владимировичем. Они обменивались шутками, смеялись, рассказывали друг другу 
веселые истории. Даже как-то не верилось, что эти молодые жизнерадостные люди 
наводят страх на маститых белогвардейских генералов.

Перед станцией тем временем воздвигли деревянную трибуну. Вокруг нее 
выстроились отряды. Перед собравшимися выступили сначала Куйбышев, потом Гай, а 
затем уже Тухачевский…

В следующий раз я увидела командарма во время первого наступления Железной 
дивизии на Симбирск.

Помню, как сейчас, 13 августа прибыли мы на забитую воинскими эшелонами станцию