Во время Сызрано-Самарской операции Михаил Николаевич объединил в руках 
Энгельгардта командование Пензенской и Вольской дивизиями, а также двумя 
полками Самарской. Энгельгардт выехал в Кузнецк, В ходе операции он часто терял 
связь со штармом, его донесения противоречили донесениям из частей и в конце 
концов мы вынуждены были связаться напрямую со штабами дивизий и осуществлять 
руководство ими, минуя Энгельгардта. А когда закончилась операция и штарм 
перебазировался в Сызрань, Энгельгардт незаметно исчез и объявился потом у 
Деникина.[25 - После Великой Отечественной войны, году примерно в 1949-м, ко 
мне явился пожилой человек весьма благообразной внешности. Это был еще один из 
Энгельгардтов – бывший член Государственной думы. Он приехал в Москву из Риги с 
письмами от друзей своей молодости, служивших все время у нас, – генерала Е. К. 
Барсукова и полковника Г. Ф. Гирса. Они просили помочь ему в издании мемуаров. 
Я спросил его о том Энгельгардте, который был в 1-й армии в 1918 г. «Мой 
племянник», – ответил он и тут же дал ему характеристику: «Подлец, червонный 
валет, родную мать продаст…» (Прим. авт.)]

На наше счастье, в 1-й Революционной армии таких негодяев было очень немного. 
За все время помню два-три случая перебежек бывших офицеров к белогвардейцам…

Но вернемся к Сызрано-Самарской операции.

Пензенская и Инзенская дивизии продвигались к Сызрани, преодолевая отчаянное 
сопротивление противника. Медленно и нерешительно наступала Вольская. Очень 
трудно было управлять двумя полками Самарской, находившимися на левом берегу 
Волги и имевшими задачу выйти в тыл белочехам у станции Липяги. Утомленная 
почти непрерывными боями Симбирская Железная дивизия действовала в направлении 
Сызрань – Ставрополь.

Отчаянный бой разгорелся у Батраков за овладение Александровским мостом. 
Белочехи и «народная армия» КОМУЧа понесли здесь огромные потери. Это 
воодушевило наши войска. А еще больший подъем вызвали известия о том, что 
противник приступил к эвакуации Самары, где подпольщики-большевики подняли на 
борьбу рабочих самарских заводов.

Сразу активизировались, полки Самарской дивизии; опрокидывая белогвардейцев, 
они развили стремительное наступление на Липяги. В соревнование с самарцами, 
инзенцами и пензенцами вступила Симбирская Железная дивизия. Гая Дмитриевич 
решился на отчаянный шаг, за который впоследствии получил от командарма 
серьезное внушение.

К этому времени в распоряжении армии появился авиационный отряд в составе двух 
«Фарманов» и одного «Сопвича». Поскольку я в свое время прошел краткосрочный 
курс офицерской воздухоплавательной школы, Михаил Николаевич возложил 
руководство действиями «армейской авиации» на меня. Основная ее задача состояла 
в осуществлении «глубокой» (до 30 километров) разведки.

Один из самолетов, насколько помню «Сопвич», я придал Симбирской Железной 
дивизии. И вот после занятия Сызрани, когда в треугольнике Сызрань – Самара – 
Ставрополь шли еще бои, Гая Дмитриевиче летчиком (кажется, тов. Кожевниковым) 
садится где-то на картофельном поле под самой Самарой, узнает, что 
белогвардейцы из нее почти все удрали, и, вооружившись ручными гранатами, 
отправляется в город. Самару он знал хорошо и сразу двинулся на телеграф. 
Перепуганные его грозным видом, телеграфистки покорно стали отбивать на 
нескольких аппаратах: «Всем! Всем! Всем! Я, Гай, нахожусь в Самаре. Да 
здравствует Советская власть!»

А через некоторое время от Сергея Сергеевича Каменева по прямому проводу из 
Арзамаса мне пришлось выслушивать примерно следующее:

– Вы доносите, что войска армии ведут упорные бои на подступах к Самаре, а 
оказывается, Симбирская дивизия уже заняла ее. Доложите точно, до полка 
включительно, положение частей армии.

Почти одновременно меня запрашивал и Михаил Николаевич:

– Где сейчас находятся полки Железной?..

Произошло это 7 октября. Мы с Валерианом Владимировичем Куйбышевым очень 
опасались, что телеграмма из Самары от имени Гая является белогвардейской 
провокацией. Но в ночь на 8-е все разъяснилось. После тщательной проверки штаб 
донес С. С. Каменеву и по другим адресам о том, что рабочие Самары изгнали 
«учредилку». А к исходу дня, не встречая сопротивления, в город вступили части 
сначала 4-й армии, потом (часа два-три спустя) 1-й Революционной.

Я получил приказание командарма передислоцировать штаб из Пайгарма в Сызрань.

Сызрань была первым городом, в котором штабу армии после эшелонного житья в 
Инзе и квартирно-бивуачного в Пайгарме удалось разместиться с комфортом в 
огромном новом здании банка. А для командарма и состоящих при нем лиц был