себя в порядок. 

  

Глава четвертая. На новые рубежи 

Вечером 12 октября с группой командиров и политработников я сидел в избе, 
которую занял наш штаб, и слушал радио. Передавали последнюю сводку 
Совинформбюро. Упорные бои шли уже на подступах к столице. Диктор сообщал о 
собрании партийного актива Москвы, на котором обсуждались меры по обороне 
города. 

И вдруг хорошо знакомый торжественный голос Левитана: 

- Указ Президиума Верховного Совета СССР "О награждении орденами и медалями 
СССР начальствующего и рядового состава танковых войск Красной Армии". 

Мы прильнули к приемникам. 32 фамилии воинов нашей бригады перечислил Левитан. 
Орденом Ленина награждались Багурский, я и Бойко. Орденами Красного Знамени и 
Красной Звезды - Бурда, Дуванов, Ивченко, Кукаркин, Лещишин, братья Матросовы, 
Молчанов, Загудаев, Сафонов, Соломянников и другие. 

Специальным указом старшему сержанту Ивану Тимофеевичу Любушкину присваивалось 
звание Героя Советского Союза. Кинулись поздравлять награжденных. Разыскали 
Любушкина. Ему жали руку, а он краснел и растерянно повторял одно и то же: 

- А почему мне одному... Все воевали. 

Отличный командир танка, Любушкин был еще и прекрасным стрелком из танковой 
пушки. Его всегда приглашали, чтобы продемонстрировать точность стрельбы. 6 
октября в бою под селом Первый Воин он лично уничтожил девять танков и до роты 
пехоты противника. 

Застенчивый от природы, Любушкин очень любил плясать. И надо сказать, что делал 
это умело и красиво. Тут, как и в стрельбе, ему не было равных. 

Но торжества торжествами, а нужно было готовить бригаду к новым боям. 
Обстановка под Москвой ухудшалась с каждым днем, и мы знали, что отдых наш 
будет непродолжительным. Так оно и оказалось. 

16 октября меня вызвали в штаб 50-й армии и предупредили, что я буду 
разговаривать с Верховным Главнокомандующим. До этого мне еще ни разу не 
приходилось говорить со Сталиным, и, признаться, прижав трубку ВЧ к уху и 
прислушиваясь к ровному гудению аппарата, я волновался. 

- Здравствуйте, товарищ Катуков, - раздался в трубке хорошо знакомый голос с 
характерным кавказским акцентом. 

Осведомившись о боеспособности бригады, Сталин сказал: 

- Вам надлежит немедленно погрузиться в эшелоны, чтобы как можно быстрее 
прибыть в район Кубинки. Будете защищать Москву со стороны Минского шоссе 

Я доложил, что перебрасывать бригаду поездами в сложившихся условиях 
нецелесообразно. Грузиться с подсветкой нельзя: в воздухе непрерывно висят 
фашистские бомбардировщики. Чуть мелькнет огонек - тут же налетают. А при 
погрузке в темноте танки могут свалиться с платформы. 

- Прошу вашего разрешения идти к Москве своим ходом. 

- А как же с моторесурсами? Ведь надо будет пройти триста шестьдесят километров.
.. 

- Это не много, - ответил я. - Для ведения боевых действий моторесурсов хватит 
с избытком. 

- Ну, раз вы ручаетесь, двигайтесь своим ходом. Собрались в дорогу. В Кубинку 
перебрасывалась только сама бригада. Части усиления остались под Мценском. 
Тепло простились мы с командирами пограничного полка И. И. Пияшева. На память о 
совместных боевых действиях они подарили мне маузер в деревянной кобуре. Сейчас 
он хранится в Музее Советской Армии. 

Триста шестьдесят километров прошли без единой аварии и поломки. До Кубинки 
добрались благополучно. Но на окраине этого поселка произошел инцидент, который 
испортил мне немало крови. Встречать бригаду прибыл генерал из штаба фронта. 
Ему было поручено вывести бригаду на отведенные позиции. 

Он зашел на мой КП, что был развернут тогда у разъезда Татарка, и, передав 
приказ командованию фронта выйти в район Чисмены, расстелил на столе карту.