сбережем обувь. 

Прошло немного времени после его отъезда, как по всем вопросам, что он записал 
в книжечку, к нам в полк пришел ответ, полный, исчерпывающий. По всем пунктам - 
первостепенным и второстепенным - он принял решение. 

И еще сохранилось в памяти. Зиму 1923/24 года, как я уже говорил, мы стояли в 
Смоленске. Каждую неделю в определенный день собирались в Доме Красной Армии. 
Командующий войсками Западного военного округа Михаил Николаевич Тухачевский 
читал нам лекции по истории военного искусства. Мне хорошо запомнилась лекция 
командующего о роли гаубичной артиллерии в войне. На ярких исторических 
примерах М. Н. Тухачевский показал, какие существенные изменения она внесла в 
вопросы огневой поддержки войск. Михаил Николаевич неопровержимо доказал, что 
недооценка царским правительством гаубичной артиллерии пагубно отразилась на 
действиях русских войск в ходе войны с Японией в 1904-1907 годах{18}. Те же 
гаубицы при разумном использовании помогли японцам успешно провести ряд боевых 
операций. 

Так учились мы, молодые краскомы, у замечательных советских полководцев 
гражданской войны и постепенно сами овладевали командирскими знаниями. 

Осенью 1926 года меня послали учиться на "Выстрел" - в Высшую стрелковую школу 
усовершенствования командного состава. Многие из молодых командиров, ставших в 
Великую Отечественную войну крупными военачальниками, учились в двадцатые и 
тридцатые годы в этом учебном заведении. 

"Выстрел" существовал еще в царское время, размещался в Ораниенбауме и 
назывался тогда Высшей офицерской стрелковой школой. В дни Октябрьской 
революции школа в полном составе во главе с начальником генерал-майором Н. М. 
Филатовым перешла на сторону Советской власти. 

Нужно ли говорить, что Николай Михаилович Филатов - основоположник в России 
научной теории стрельбы из стрелкового оружия - пользовался в военных кругах 
громадным авторитетом. Еще в начале века его ценные труды получили признание не 
только на родине, но и за границей. Советское правительство также отметило 
научную деятельность Филатова высокой наградой - орденом Трудового Красного 
Знамени. 

Когда я учился на "Выстреле", Н. М. Филатов уже не был начальником школы. Он 
работал тогда в инспекции пехоты и возглавлял стрелковый комитет РККА. Но 
приезжал к нам часто. Без преувеличения скажу, в то время в Красной Армии не 
было старших и средних командиров, которые не знали бы стрелковой линейки 
Филатова, к тому же большинство умело ею пользовались. Этот простейший прибор 
значительно облегчал управление огнем на полигоне и в бою, 

"Выстрел", когда я учился, размещался в Лефортово, в одном из тех зданий, где 
ныне находится Академия бронетанковых войск. Летом мы ушли в лагерь. Раскинули 
палаточный городок на берегу речки Пехорка, что протекает вблизи села Быково, в 
40 километрах от Москвы. 

"Выстрел" готовил мастеров, я бы сказал, энтузиастов, огневого дела. Его 
питомцы, как правило, становились в войсках проводниками передовой методики 
огневой подготовки. 

По окончании курсов я вернулся на старое место службы. 27-я Омская стрелковая 
дивизия квартировала в Витебске. Я был назначен в полковую школу. И тут же, как 
говорится с корабля на бал, попал посредником на большие маневры, проходившие в 
районе Полоцка и Дретуни. Корпусом, в который входила наша дивизия, командовал 
легендарный полководец, кавалер четырех орденов Красного Знамени Ян Фрицевич 
Фабрициус, а комдивом 27-й был герой гражданской войны и тоже кавалер четырех 
орденов Красного Знамени Степан Сергеевич Вострецов. В годы борьбы с 
белогвардейцами С. С. Вострецов командовал одним из полков Омской стрелковой. 

С. С. Вострецов был талантливым, весьма самобытным человеком, большим 
оригиналом. По довоенной профессии кузнец, родом из Сибири, он обладал 
громадной физической силой. По старой памяти сам обучал молодых армейских 
кузнецов ковочному делу, а когда проводились состязания по ковке коней, 
неизменно участвовал в них и почти всегда выходил победителем. 

И еще у Востроцова была страсть к иностранным словам. Привяжется к 
какому-нибудь редкому в обиходе слову и "мучит" его к месту и не к месту 
несколько месяцев. Потом, смотришь, полюбится ему другое слово и опять без 
конца пересыпает им разговор. 

В штабе застать Вострецова было очень трудно. С подъема до отбоя проводил он в 
полках, в поле, на стрельбище. Занимался с командирами и красноармейцами. Знал 
в дивизии абсолютно всех, вплоть до ездовых и повозочных. Был к тому же прост в 
обращении с людьми и доступен каждому. Куда бы ни приходил, на собрание или на 
построение, никогда не выпускал трубку изо рта. Не случайно за глаза звали его 
"трубкой", но звали не зло. потому что все мы не только любили, но и