места на мостике и в кают-компании, тот же перископ, чьи рукоятки отполированы 
его руками. Все эти места были как бы заряжены его «биополем», и казалось, что 
приметы его «имени» останутся на лодке навечно.

Удивительно и то, что подводники лодку называли не С-13, а «Маринеско». 
Говорили – дежурит сегодня «Маринеско», сходи на «Маринеско», швартуемся к 
«Маринеско».

В праздничный день Военно-морского флота в последнее воскресенье июля на лодку 
пригласили Лору Александровну – дочь Александра Ивановича.

Экипаж построился на палубе в парадной форме. Отдельно стояли «старики» – 
сослуживцы ее отца, их золотистых орденов – не сосчитать. Когда она ступила на 
трап – прозвучала команда: «Смирно!». Строй застыл в «мертвой» тишине. И в 
тишине взволнованный тоненький голосок девушки подал ответную команду: 
«Вольно!» Дочь была похожа на отца и показалась Евдокимову его полным 
воплощением.

Экипаж стоял на палубе. Девушка подошла к «старикам» и всех их расцеловала. 
«Старики» были увешаны боевыми орденами, но в глазах, к удивлению, стояли слезы.


Глядя на взволнованные лица «стариков», Евдокимов думал: «На фронтах были сыны 
полков, а у нас Лора стала дочерью С-13».

Лора была на подводной лодке не впервые, но ее провели по всем отсекам, 
побывала она в каюте отца. Она знала эту подлодку как свой дом…

Строй был распущен. До обеда Лору катали на шлюпке. Кок готовил праздничный 
обед и что-нибудь самое вкусное для Лоры.

В кают-компании ее усадили на место отца, под его портретом. Были приготовлены 
любимые отцом макароны с говяжьей тушенкой (по-флотски). Были налиты боевые 
«сто грамм», а Лоре – красного вина.

Только вечером офицеры и «старики» проводили Лору на берег.

При сходе с корабля снова прозвучала команда: «Смирно!» и снова откликнулось ее 
взволнованное тоненькое: «Вольно!»

Время творило неблаговидное дело, подводная лодка старела. Серьезных ремонтов 
не проводилось.

В 1952 году состоялся доклад инженер-механика Евдокимова на самом высоком 
флагманском совещании о техническом состоянии С-13. Это был очень ответственный 
и аргументированный доклад, поскольку он связывался с перспективой дальнейшей 
эксплуатации лодки, на которой постоянно давали о себе знать повреждения, 
полученные в последнем боевом походе. Кроме того, у лодки сильно износился 
корпус, отработали свои нормативные сроки и механизмы.

Новой войны не ожидалось. Вследствие этого и возник вопрос – что делать? Можно 
было поставить лодку на сложный ремонт в Таллине, где из нее завод мог сделать 
почти новую.

Но итоги войны подсказывали, что теперь настало другое время и для боевых 
действий надо проектировать и строить новые лодки улучшенных типов.

С другой стороны, за время войны С-13 совершила подвиги и поэтому могла быть 
увековечена для памяти новым поколениям. Возникали предложения поднять лодку на 
постамент в Либаве, или в Кронштадте, или в Питере.

Но потом, как вспоминал Евдокимов, началась новая «возня» вокруг имени 
Маринеско. Наконец было принято окончательное решение – отправить лодку на 
завод в Таллин. Холодной осенью того же года состоялись проводы С-13 в 
последний путь.

На стенке причала стояли моряки. Это были те, кто знал А.И. Маринеско и служил 
на С-13, но в штате лодки их уже не было. До них дошел слух о том, что 
подводная лодка, на которой они служили и на которой воевали, будет списана на 
слом. Поэтому они и пришли попрощаться с нею, а вместе с нею – и с легендарным 
командиром.

Маринеско уже не было на флоте. Прощание прошло тяжким и горьким.

Многие из моряков не сдерживали слез, так как уходила в небытие часть их жизни.

Прозвучал прощальный гудок сирены… Буксиры повели обреченную лодку в море. А 
моряки молча стояли на причале, глядя на С-13 до тех пор, пока она не скрылась 
за молом.