корабли.

Стояла зимняя январская круговерть. Штормовой ветер свистел на палубах. 
Наблюдатели на открытых мостиках ежеминутно протирали свои бинокли от снега и, 
вероятно, ничего не могли видеть.

Шум и суета на лайнере умолкали. А в салонах и роскошных каютах «высокие» 
чиновники, «ляйтеры», бургомистры и прочие, приняв плотный ужин, уже 
располагались поспать.

Неожиданно капитан лайнера получил приказание – застопорить машины, отдать 
якорь.

Оказалось, что на «Ганзе» сломался двигатель. В связи с этим Петерсену было 
приказано принять дополнительно две тысячи человек. Но лайнер был уже 
перегружен в три раза, а принимать придется только на верхнюю палубу. Лайнер 
может перевернуться. Поразмыслив над этим, Петерсен решил не останавливаться, 
отказаться от мнимых преимуществ перехода под большой охраной в конвое и идти 
полным ходом, не теряя времени на противолодочный зигзаг, используя 
прикрывающие лайнер снежные заряды и ночную тьму.

Петерсен был уверен, что авиация и корабли противника угрожать не могут, а 
подводные лодки ввиду шторма и плохой видимости не смогут выйти в атаку. И курс 
лайнера был проложен ближе к берегу.

Командир крейсера «Адмирал Хиппер» Хенигст сообщил, что идет тем же курсом, что 
и лайнер.

– Вышел наконец-то, спешит, – похвалил Петерсен.

Ночь окутала море непроницаемой пеленой.

Лайнер шел по штормовому расписанию – все люки были задраены, ходовые огни 
замаскированы.

Петерсен все время осматривал горизонт, но кругом была одна темнота, лишь 
далеко позади примечались огни конвоя.

«Может быть, – задался он вопросом, – установить дополнительную вахту?»

Но вдруг огромный огненный столб поднялся у левого борта и громыхнул такой 
взрыв, что капитана оглушило. Стены воды обрушились на палубу. Лайнер вздрогнул.
 И тут же громыхнул еще один такой же силы взрыв, а за ним – третий.

Едва отзвучал взрыв, как вспыхнуло по всей палубе отключенное ранее освещение.

Лайнер медленно начал крениться на левый борт.

С мостика С-13 видно было, как на палубе лайнера заворошилась плотная масса 
пассажиров.

Лайнер резко сбавил ход.

Гейнц Шен сорвал с вешалки китель и кинулся на палубу. Новые взрывы бросали его 
в темноту офицерского коридора, но он снова рванулся по трапу, ведущему на 
шлюпочную палубу. Но там, охваченные диким страхом, люди боролись за каждую 
ступеньку трапа, ведущего к шлюпкам. Еще чуть раньше, несколько часов назад, 
солидные и вежливые, чиновники теперь били друг друга по головам и плечам, с 
животным воем и хрипом ползли по живым и мертвым телам. Успевших вырваться 
вперед обезумевшие от страха пассажиры стаскивали снова вниз.

Отовсюду доносились вой, брань, звуки ударов.

«Разве это люди? Обыкновенные животные в диком страхе», – думал Шен. А сам 
кулаком и рукояткой пистолета прокладывал себе путь к шлюпке, на которой был 
расписан на случай катастрофы. Но там он увидел, что в шлюпке ворочаются 
борющиеся тела. Тогда Шен понял, что ломиться в шлюпку нет никакого смысла и, 
скользнув по накренившейся палубе к борту, бросился вниз в темные волны.

Там уже копошились сотни людей. Сотни рук хватались за любые обломки, сорванные 
с лайнера, за плотики и бесхозные спасательные пояса. Хватались и держались из 
последних сил, пока еще могли слушаться окоченевшие пальцы.

В штормовой воде, при зимних температурах, в ночной тьме, в черной воде моря 
боролись за собственную жизнь тысячи немцев. Борьба на зыбкой воде была 
предсмертная и стала самой жестокой.

Наступившее возмездие вызвало у фашистов ужас.

Издалека ударил голубоватый луч прожектора, затем второй, третий. Приближались